Проблема равенства конфессий: Ислам – Христианство  (исторический аспект)

 

Одним из главных факторов российской истории, определяющим ее наиболее важные социокультурные, национальные и конфессиальные особенности, является интенсивное взаимодействие на протяжении многих столетий мировых религиозных традиций, главным образом, ислама и христианства. Возникшие в пределах тесно связанного между собой тюркско-славянского мира и имеющие общие монотеистические корни, эти религиозно-идеологические учения прямо и опосредованно способствовали образованию из разнородного конгломерата племен и народов российского суперэтноса с особыми, выработанными ходом евразийской истории типом ментальности, поведенческими стереотипами, мозаичностью культуры и т.д.

Начиная с Х века, а именно со времени провозглашения ислама официальной религией Волжской Булгарии (922г.) и крещения Киевской Руси (988 г.), эти религии в значительной степени определяли симбиотический характер российской государственности. В результате сложились отношения, которые в разные исторические периоды носили то печать ксенофобии и открытой вражды, то развивались  через проявление взаимного интереса и осознание определенной духовной общности, восходящей к единому источнику ближневосточной авраамитической традиции.

Как известно, в течение двухсотлетней истории существования Золотой Орды (сер. XIII – сер. XVвв.) и особенно во время правления хана Узбека (1312-1342) ислам имел статус государственной религии. Однако признание ислама государственной религией Золотой орды не означало проведения ханами политики тотальной исламизации других народов. В период правления Узбека и последующих ордынский правителей приверженцы христианских конфессий – православия и католицизма имели гарантированное право не только исповедовать, но и привлекать в лоно своих церквей новых членов, в том числе из ханского окружения. Например, сын Батыя Сартак был христианином. Более того, оскорбление религиозных чувств немусульман каралось смертной казнью. Что же касается христианского духовенства, то оно было освобождено от всех видов дани. О духе веротерпимости ордынских правителей говорит такой показательный факт, как открытие в столице Золотой Орды – Сарае – в 1261 г. Подчиненной киевскому митрополиту кафедральной православной епархии.

Падение Казанского ханства в 1552 г . и последовавшее за ним постепенное завоевание Московской Русью обширной, раскинувшейся от Волги до Урала, мусульманской ойкумены – Астраханского, Сибирского и Крымского ханств стало поворотным пунктом в истории тюркских народов этого региона. Процесс централизации Руси вокруг Москвы, начатый еще «собирателем земли Русской» Иваном Калитой (ум. 1340 г .), завершился ко второй половине XV в. При Василии III (1477 – 1533_ образованием Московского царства. Его официальной идеологией становится опирающаяся на антично-византийское наследие («Второго рима») православно-церковная доктрина. «Московский период» российской истории (сер. XVI – XVII вв.) проходил под знаком широкого распространения среди народных масс идеи «Москва – Третий Рим», которая была выдвинута иноком Филофеем, а затем была закреплена реформами Никона (XIII в.), направленными на создание с центром в Москве «Вселенского Православного Царства». По мере утверждения среди московской элиты претензии на византийское наследие (напомним, Константинополь под натиском турок-османов пал в 1453 г .) и усвоения греко-православных ценностей происходил процесс деисламизации, т.е. вытеснения ислама из тех сфер жизни,, где он в той или иной степени привился ранее. Крайней его формой стала ликвидация всех институтов мусульманской государственности на территории бывших ханств, кроме Касимовского царства – единственного мусульманского анклава, где на легитимной основе продолжали действовать традиции исламского общества.

С утверждения на престоле династии Романовых отношение к православной Руси к исламу официально закрепляется в царском указе от 16 мая 1682 г., в котором идеологическая нетерпимость к исламу приобретает характер государственной политической установки. В петровскую эпоху дискриминационная политика в отношении ислама, сопровождавшаяся насильственной христианизацией тюркоязычного населения, уничтожения мусульманского духовенства и мечетей, привела к тому, что ислам практически был исключен из активной социальной и культурной жизни народов, некогда его исповедавших. Заметно были ущемлены права такой почетной категории нерусских граждан Российского государства, как «служилые татары» - особого сословия татарской знати, состоявшей на службе московских царей. Петровский указ 1723 г. предлагал всем татарским мурзам пройти обряд крещения в течение полугода, в противном случае у них могли отнять имеющиеся привилегии, поместья и земли. В этих условиях единственно возможной альтернативой обращения в православие, которое чаще всего воспринималось как религия и культура русских завоевателей, становился массовый исход мусульман либо в приуральские и зауральские области, либо в центрально-азиатские мегаполисы (Бухара Самарканд, Коканд и Хива).

При императрице Елизавете тенденция открытого искоренения ислама достигает своего апогея: число насильственно крещеных в период 1730 – 1760 гг. достигает порядка 100 тыс. человек. Только за четыре года с 1740 по 1743 гг. в Поволжье было снесено 516 мечетей.

Политика насильственной духовной ассимиляции и искоренения очагов мусульманства продолжалась вплоть до реформ Екатерины II, которые во многом были вызваны пугачевским восстанием 1773 – 1775 гг. Активное участие татар и башкир в Крестьянской войне под предводительством Е.Пугачева вынудило царское правительство внести в отношении ислама и мусульманского населения определенные, вызванные новой общественно-политической ситуацией, коррективы. 22 сентября 1788 г . считается официальной датой легализации мусульманского духовенства в России. Этому событию предшествовало обнародование императорского указа об учреждении в г. Оренбурге Магометанского духовного собрания, которое в дальнейшем стало именоваться Духовным управлением. Об изменении политики в отношении российских народов, исповедующих ислам, свидетельствовали принятые Екатериной II меры, например, ликвидация миссионерской конторы для новокрещенных; разрешение строить мечети (к концу XVIII века число мечетей в России достигало 118-ти) и медресе – мусульманские школы; издание арабских текстов Корана и другой религиозной литературы.

Вплоть до издания царского манифеста о свободе вероисповеданий от 17 апреля 1905 г. ислам относился к категории «терпимых» конфессий. На деле это означало соподчиненной положение мусульман в отношении к православному населению. После обнародования манифеста между этими двумя большими группами российских верующих де-юре установилось полное равенство: в частности, переход из православия в другие конфессии (в том числе и ислам) больше не влек за собой осложнений, ущемления гражданских и иных прав.

Накануне Октябрьской революции 1917 г . в результате многовековой эволюции исламского вероучения в России, а также благодаря включению в состав империи во второй половине XIX в. Территорий Средней Азии и Северного Кавказа (коренное населения которых было исторически ориентировано на восприятие духовных ценностей религии Пророка Мухаммеда), ислам фактически стал одной из официальных религий государства. Об этом свидетельствует не только то, что несколько миллионов последователей ислама имели к 1917 г для удовлетворения своих религиозных потребностей 50 тыс. мечетей (в России – 22 тыс., в Средней Азии – 12 тыс., в Бухарском эмирате – 15 тыс. мечетей), но и формирование крупных центров мусульманской учености и культуры, как например, Казань или, в меньшей степени, Оренбург, не говоря уже о Бухаре, Самарканде и Баку.

Советский период в развитии ислама и его институтов можно разделить на два самостоятельных этапа: доперестроечный (1917 – 1985 гг.) и постперестроечный, начавшийся в конце 80-х гг. и продолжающийся в настоящее время. Для первого этапа – этапа массовой атеизации общества – характерно проявившееся в 20 – 30-е гг. целенаправленное искоренение всех форм и видов клерикального сознания среди верующих: православных и мусульман. Несмотря на то что на I-м съезде мусульман Российской Федерации, созванном в июне 1923 г . по инициативе Центрального духовного управления мусульман (ранее до июля 1917 г . – Оренбургское Магометанское духовное собрание), было принято решение всемерно способствовать утверждению среди верующих принципов законопослушания и лояльности к Советской власти, государственная политика в отношении ислама приняла, как это уже было не раз раньше, дискриминационный характер. Начиная с 1926 г ., впервые в официальных документах появляются указания на «антисоветский характер» мусульманства и даже назначаются «меры борьбы с исламом» в виде ликвидации шариатских судов и отчуждения вакуфных земель – закрепленной собственности религиозных общин, которые являлись одним из главных источников материального обеспечения духовенства. К 1927 г . число мечетей сократилось до 14 825, в 1929 г . специальным постановлением было запрещено преподавание ислама на любом уровне. Уже к концу 30-х годов это привело к повсеместному закрытию большинства религиозных школ – медресе и мэкбетов, значительная часть мусульманского духовенства была репрессирована, остальная эмигрировала за границу.

Планам большевиков покончить с исламом и мусульманским духовенством к 1943 г. помешала война. Государство, понимая огромную роль религии в деле мобилизации народных масс, постепенно начало сворачивать антирелигиозную борьбу, в авангарде которой все эти годы был Союз воинствующих безбожников, возглавлявшийся Е.Ярославским (Губельманом). К концу войны в организационной структуре мусульманской общины СССР произошли значительные перемены: Центральное Духовное Управление мусульман России и Сибири в 1948 г. было переименовано в Духовное Управление мусульман Европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС). Одновременно создаются региональные управления мусульман: Средней Азии и Казахстана (в Ташкенте), Северного Кавказа и Дагестана (в Махачкале)  и Закавказья (в Баку). В целом, характеризуя доперестроечный период деятельности духовных управлений мусульман  СССР, можно сказать, что ислам в советскую эпоху утратил значение влиятельной социально-политической и правовой силы, трансформировавшись в средство соблюдения определенных религиозных обрядов и ритуальной практики.

Этап жесткого контроля государства над религией (что до сер. 80—х гг. было закреплено в однолинейной реализации принципа отделения церкви от государства) на рубеже 80 – 90-х гг. перешёл в стадию равноправных и партнерских отношений. Государство, чутко улавливая ход начавшегося процесса легитимизации религии и религиозного сознания в российском обществе, находит адекватные меры и решения: в августе 1989 г. в Москве, Казани, Уфе, Оренбурге и Астрахани состоялись торжества по случаю 1100-летия принятия ислама населением Татарстана и Башкортостана и 200-летия образования Магометанского духовного собрания; в 1992-1994 гг. Духовное управление мусульман СНГ и стран Балтии (правопреемник ДУМЕС), а также образованное в 1994 г. Духовное управление мусульман Центрально-Европейского региона России (Московский муфтият) получили из средств федерального бюджеты целевые дотации на восстановление и ремонт храмов; открывались новые медресе и исламские колледжи; были устранены все преграды для свободного совершения религиозных ритуалов и обрядов и, прежде всего, хаджа; по каналам телевидения и радио в дни крупных исламских праздников проводится трансляция религиозных церемоний – Ураз-байрама и Курбан-байрама.

Возвращаясь к поставленной в заглавии проблеме равенства двух основных для России вероучений и религий можно, однако, вслед за шейхом Равилем Гайнутдином – Председаталем Духовного управления мусульман Центрально-Европейского региона РФ – констатировать: «…Ислам как был, так и остается «терпимой религией», которую российское руководство старается «не замечать». Равноправие религий, которое должно существовать и юридически, и фактически, сегодня не обеспечивается». Это резкое заявление одного из наиболее авторитетных представителей мусульманского духовенства, яркого поборника истинной свободы совести и вероисповеданий, выглядит более чем оправданным и своевременным, поскольку продиктовано заботой не только о религиозных правах каждого верующего мусульманина, но и будущностью российской демократии, как советского государства. Действительность сегодняшнего дня свидетельствует, что статья 14, часть I: «Российская Федерация – советское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной и обязательной» фактически имеет декларативных характер. Более того, по мнению некоторых авторитетных аналитиков, занимающихся изучением религиозной ситуации в России, существует реальная опасность возникновения некоего симбиоза Русской православной церкви (РПЦ) с государственной властью. Это легко заметить из таких фактов, как показное участие высоких государственных чиновников в различных церковных мероприятиях; явный приоритет в строительстве православных культовых объектов; официальный прием иерархов РПЦ в высших военных кругах; их присутствие (без участия представителей иных конфессий) в президиумах торжественных мероприятий; освящение официальных актов (например, подписание недавнего союзного соглашения между Россией и Белоруссией).

Между тем роль мусульман (и соответственно татар) в истории России очень существенна. Это показала, например, последняя Отечественная война, в которой сражались за СССР сотни тысяч татар. Многие из них так и не вернулись домой. Знаменательно поэтому, что отмечая на Поклонной горе 50-летие Победы над фашизмом, бок о бок встали в мемориальный комплекс православный храм, мечеть и синагога.

Многовековая дружба (хоть и имевшая некоторые «разногласия» в былые времена) Казани и Москвы сегодня нашла себе ещё одно подтверждение в образовавшемся политическом блоке «Отечество – Вся Россия», который возглавляют мэр Москвы Юрий Лужков и Президент Татарстана Минтимер Шаймиев.

В целом же, подводя промежуточный итог, можно признать, что сегодня мусульманство России переживает подъем, неизвестный со времен Ивана Грозного. Наша задача – всемирно содействовать тому, чтобы этот подъем был как можно круче и выше. Но чтобы идти вперед, надо очень хорошо знать, что осталось позади, ибо Человек, не знакомый с историей своего народа, не может считаться частью этого народа, он – без корней…

 

 

Страна городов и пастбищ

(Булгарский эмират)

 

«Вижу мир развалиной по существу, но он останется продолжительное время в покое».

Булгарская Эпитафия.

Три тысячи лет назад в степях Монголии и Северного Китая, на Алтае и в Прибайкалье жили тюркские племена, которые большей частью занимались скотоводством, но были среди них и оседлые группы. «Тюрк» буквально означало «сильный», «крепкий». Одно из племен (китайцы называли их гуннами) во времена правления кагана Модэ набрало особенную силу. Гуннам удалось разбить китайскую армию, численность которой превышала 320 тысяч человек. И в дальнейшем отношения между степняками и китайцами носили преимущественно агрессивный характер, так что последним пришлось отгородиться Великой Китайской стеной.

Постоянные войны с одной стороны закаляли Гуннов, но с другой -  и ослабляли, потому что многие мужчины гибли прежде, чем подрастали дети. Случались и внутренние раздоры. Один из них закончился тем, что гунны разделились на две части. После этого китайцам не составило большого труда разбить их в I веке. Уцелевшие гунны, не желая признавать власть китайских правителей, стали продвигаться на запад, вливая в себя по дороге другие кочевые племена и сгоняя с обжитых мест оседлые народы. Некоторые присоединились к ним волей-неволей, другие же пошли добровольно в поисках спокойной и достаточной жизни. Среди них были булгары и сувары – одни из предков татарского народа. Переселение длилось около трех веков.

В 375 году гунны и их союзники переправились через Волгу и проникли на территорию Восточной Европы. Часть племен так и осталась здесь, гунны же пошли дальше, и в V веке их вождь Аттила достиг Франции, Италии и Испании. Но это уже другая история.

Первое свидетельство о булгарах оставил сирийский автор Маар Абас Котина. Он писал о том, что булгары сначала поселились в степях Северного Кавказа, а затем они распространились по Приазовью и в низовьях реки Кубань Это были тюркские племена, которые вели полукочевой образ жизни, оставаясь на месте лишь зимой. Основу их благосостояния составляли те занятия, к которым располагали климат и природные ресурсы: это были скотоводство, землепашество, рыболовство и ремесла. В VII веке разрозненные племена сумели организоваться в единое государство, которое получило название Великой Булгарии. Столицей ее стал древнегреческий город Фанагория, расположенный на Таманском полуострове (сейчас станица Сенная). Наибольшего расцвета и пика своей силы Великая Булгария достигла при правителе Кубрате. Известно, что они уже строили города, но пока ни один из них не найден. То есть городищ, имеющих слой этого времени, известно много, однако идентифицировать их наверняка именно с булгарами пока никому не удалось. Вероятно, в виду сходства образа жизни с окружающими племенами. Более надежным свидетельством их присутствия в данном регионе служат некрополи, расположенные в верховьях Кубани, в Приэльбрусье. Здесь на плитах раннесредневековых склепов и на стенах вырубленных скальных пещерок были обнаружены надписи, выполненные тюркским руническим письмом на протобулгарском языке¹. Приведем некоторые из них:

«Эгюнбеха надмогильный знак, поминания

                                               дом – погребение

выдолбили мы. Предстанет перед богом.»

«Поминальный дом – погребение, я, Эг-Бага…

                                               сыном своим

(о горе!) не насладился, от родственников,

            От мужественных азов отделился».

 

Позже середины VII века Кубрат умер, и пять его сыновей не смогли договориться, кому быть наследником. Все хотели власти для себя. Обычно такие затеи добром не кончаются, но в данном случае братская распря сошла наследникам с рук.

Один из сыновей – Аспарух – увел принадлежавшее ему племя оногуров на берега Дуная. В 679 году они разгромили византийскую армию и в 681 году создали первое Болгарское царство. Другой сын – Котраг – перешел Дон и стал кочевать со своим племенем в южнорусских степях. Еще два брата увели племена на территорию современных Венгрии и Италии. Судьба их была незавидна: там они совершенно растворились в местном населении и не сумели сохранить самобытность.

Все эти действия политически очень ослабили наследника Батбая, который остался на родине. Его слабостью не замедлили воспользоваться арабские завоеватели. В 706 году они обрушились на Дагестан и затем совершали сюда походы на протяжении тридцати лет. С другой стороны, из низовьев Волги Великий Булгарии не давал покоя Хазарский каганат. Булгары оказались зажатыми с севера и с юга и вынуждены были платить хазарам дань.

Примерно через сто лет пришла беда в юрты булгар-кутургуров, которых Кутруг увел за Док. На них напали мадьяры, пришедшие с территории Башкортостана. Задонским булгарам пришлось вернуться на земли предков. В это же время в Хазарском каганате был официально принят иудаизм, хотя в стране жило множество мусульман и христиан. От этого в стране начались бесконечные смуты. Часть булгар решила воспользоваться этим случаем и во второй половине VIII века переселилась в район Заволжья, южнее устья реки Камы. Это были племена булгаров, барсилов, савиров, беленджеров и аскелов. Тюркские племена подчинили средневолжские племена аланов и носителей так называемой рогожной керамики.  Язык тюркской группы вышел победителем при столкновении с местными языками. Археологически удалось детально проследить захват первобытнообщинного городища одним из булгарских князей и устройство на его месте замка. Рядом с Елабугой на Каме расположено Чертово городище, самое северное из булгарских поселений. На месте захваченного и разрушенного городища булгарский князь поставил великолепную каменную цитадель, квадратную, с четырьмя круглыми башнями и мощными стенами – лучшее из известных нам булгарских сооружений домонгольского периода.

На левом берегу Среднего Поволжья каждое племя первоначально занимало собственную территорию. Однако господствующее положение взяли на себя булгары, как наиболее многочисленные и лучше организованные. Их кнзья занимали ведущее положение. Когда великий князь булгар принимал послов, купцов или просто устраивал пир, то князей других племен он сажал справа от себя, а любимую жену и дорогих гостей слева. Левая сторона считалась более почетной, так как она «ближе к сердцу». (Впоследствии русские переняли этот обычай, но не разобрались в нем и объявили почетным место «одесную князя»).

Великий князь булгар носил титул «эльтебера». У него была своя дружина. Дружинники носили кольчуги, были вооружены мечами и копьями (сабля появилась позже, причем археологами прослежено, как она постепенно искривлялась). И в то же время эльтеберу по-прежнему приходилось платить дань хазарам. Тогда она выражалась в одной шкурке соболя в год од каждой семьи. Самому же эльтеберу булгары платили подать «кожами», то есть юфтью, которая до сих пор слывет в Азии под их именем, называясь «булгар» или «булгари».

Лесостепная полоса, в которой оказались булгары, заставила их вести более оседлый образ жизни, чем это было в Приаральских степях, хотя скотоводство по-прежнему сохраняло решающую силу и богатство определялось числом голов скота, а не мешками с хлебом. Одновременно с этими традиционными занятиями большое развитие получили ремесла и бортничество. Но главным богатством для булгар оказалась торговля. В это время основной транспортной магистралью, соединяющей Восток и Север Европы, стала Волга. Булгары искусно воспользовались этим. Со всех проходящих торговых судов, как с севера, таки с юга, они брали пошлину в размере десятой части товара. Более того, они прилагали много сил, чтобы вся торговля происходила именно на их земле, то есть корабли с юга они старались не пропускать на север, а корабли с севера – на юг. Ради этого шли на разные меры, большей частью словесные, сводившиеся либо к уговорам, либо к пересказу «страшилок» об опасностях дальнейшего плавания и риске не вернуться. Роль булгаров в торговле была столь велика, что даже главную водную артерию этого региона назвали их именем – Волгой.

К X веку в Булгарии сложилась сложная социальная система. Страна процветала, но по-прежнему мешала зависимость от Хазарского каганата. И эта проблема скоро была решена.

В 921 году в Багдад прибыло посольство из Булгарии. Возглавлял его человек по имени Абдаллах ибн Башту. Он привез подарки и письмо от великого князя булгар Алмуша повелителю правоверных мусульман багдадскому халифу. В письме эльтебер просил прислать в Булгарию  знатоков мусульманского права и оказать содействие в строительстве крепости. Халиф настолько благосклонно отнесся к этой просьбе, что немедленно выслал требуемых людей, а от себя лично добавил 4000 динаров на постройку крепости. Советником в это посольство был назначен Ахмед ибн Фадлан, благодаря которому мы и знаем все нижеследующие подробности.

Надо сказать, что к тому времени значительная часть булгар уже была мусульманами. Некоторые роды приняли ислам еще в Дагестане. В Булгарии существовали мечети и медресе. Однако требовались люди, способные следить за тем, чтобы соблюдались первоосновы веры во всех  областях жизни. К тому же принятием ислама, заручительством покровительства такого великого человека, как багдадский халиф, и постройкой крепости эльтебер Алмуш недвусмысленно давал понять хазарскому кагану, что платить дань он больше не намерен.

На пути в Булгарию посольство халифа чуть не погибло, проходя через земли огузов, живших в районе плато Устюрт. Их спасло только то, что мать огузского полководца была дочерью эльтебера булгар. 11 мая 922 года посольство прибыло в район современного села Три Озера.

Дальнейший ход событий Ибн Фадлан описывает так:

«Когда мы были только на расстоянии одних суток пути от царя славян², к которому ехало наше посольство, вышли к нам навстречу братья его, дети и четверо подвластных ему царей, неся хлеб, мясо и просо. Отсюда мы отправились далее вместе с ними; и когда до царского жилища оставалось только два фарсанга (около 13 километров), встретил нас сам царь. Увидев нас, он сошел с лошади и пал ниц, восхваляя и благодаря Аллаха. Потом он рассыпал перед нами серебряные деньги, бывшие у него в рукаве, и для помещения нашего велел разбить палатки, в которых мы и остановились. Это было в воскресенье, 12 числа, Мухаремма 310 года…. В этих палатках пробыли мы до среды, дожидаясь пока соберутся цари и вельможи земли его для присутствия при чтении привезенной нами грамоты. В четверг приготовили мы два вышитых золотом чехла, бывшие с нами, украсили лошадь богатым тюрбаном; я вынул грамоту халифа, и он (Алмуш) прочел ее стоя. Потом он прочел (грамоту) верховного визиря Хамида ибн аль-Аббаса, также стоя, хотя был очень дороден. Его вельможи осыпали нас серебряными деньгами. Мы вынули подарки халифа и представили их царю; потом надели мы жалованную шубу на его супругу, которая по обычаю той земли садится рядом с мужем. Потом царь позвал нас в свою палатку. Сам он сидел на престоле, покрытом греческой парчой; по правую руку его находились подвластные цари, прямо против него сидели его дети, а нас он посадил по левую руку от себя…

До нашего прибытия в хутубе поминали царя таким образом: Господи, дай благоденствие царю и владавцу, царю Булгара! Я ему заметил, что только Бог есть царь и что никому не позволено величать себя так перед Богом, особенно с кафедры. Сам твой верховный начальник халиф, повелитель правоверных, сказал я ему, велел, чтобы на всех кафедрах Востока и Запада поминали его не иначе как – Господи, дай благоденствие рабу твоему и наместнику Джафару, могучему в Боге, повелителю правоверных. Царь спросил: Как же надо говорить? – Я отвечал: Надо, чтобы поминали тебя по имени и отчеству. – На это он возразил: Мой отец был недоверок³ и я тоже; не хочу, чтобы меня поминали по имени, когда тот, кто дал его мне, был неверный. Как зовут верховного начальника моего, повелителя правоверных? – Джафаром, - отвечал я. – А можно ли мне назваться его именем? – спросил опять царь. – Можно. – Так я принимаю для себя имя Джафара, а отец мой будет отсель называться Абдаллахом (рабом Божиим). – И он объявил об этом хатибу. С этих пор в хутубе стали поминать уже таким образом: Господи, дай благоденствие рабу твоему Джафару, сыну Абдуллахову, эмиру Булгара и слуге повелителя правоверных.

В столице этого царя видел я такое множество удивительных вещей, что и перечесть невозможно…»

К этому рассказу можно еще добавить, что глава посольства Сусанн ар-Расси преподнес эльтеберу арабское знамя, и с этого момента эльтебер стал эмиром, а Булгария – эмиратом, добровольно отдавшим себя под опеку багдадского халифа. В июне того же года в урочище «Святой ключ», до сих пор почитаемым населением и расположенным в 3 километрах от Биляра, прошел съезд представителей всех булгарских племен. На съезде племен ислам был объявлен государственной религией. Все семнадцать богов во главе Тенгре – Хозяином неба – канули в Лету.

Но вернемся к повествованию Ибн Фадлана, которому удалось подглядеть некоторые интересные стороны булгар:

«Желая потолковать с царским портным, который был из багдадских уроженцев, я вошел с ним в палатку. Мы побеседовали не более получаса в ожидании вечернего призыва на молитву и, услышав пение муэдзина на минарете, вышли из палатки. Вот вместо вечера на востоке уже видна заря! Я спросил муэдзина: К какой молитве призывал ты? – К утренней, - отвечал он. – А что же сделалось с вечерней? – спросил я опять. – Мы читаем ее с предвечерней. – А ночь-то где же? – Она бывает еще короче нынешней; теперь начала прибавляться.- Тут муэдзин рассказал мне, что не спит уже целый месяц, боясь пропустить утреннюю молитву, потому что ночь так коротка, что если поставить казан на огонь во время первой вечерней молитвы, в нем ничего еще не успеет свариться, как уже надобно звать на утреннюю. Я сам испытал, как ужасно долго бывает там день…

В собачьем лае булгары видят хорошее предзнаменование, и по лаю заключают о том, плодороден, счастлив и мирен ли будет год. Змей видел я множество, так что часто на дереве около одной ветви обовьется штук до десяти и более. Их не убивают, да и сами они вреда никому не делают…

Пища булгар состоит большей частью из проса и конины, хотя в этой земле их пшеницы и ячменя родится очень много. Всякий пользуется вполне произведением своего посева, не отдавая никакой части жатвы царю, которому платят только по бычьей шкуре с дома; сверх того царь, если пошлет войско воевать какую-нибудь землю, получает еще на свою долю часть добычи. Масла нет никакого, кроме рыбьего жира, который употребляют везде, где другие употребляют оливковое и кунжутное масло… Все носят шапки. Если царь выезжает куда, он всегда бывает один, без служителя и без свиты. Когда он едет мимо рынка, все встают, снимают шапки, кладут их под мышку, и одевают опять не прежде, как он проедет. Таким же образом и все, кто входит к царю, вельможи и простоя народ, даже собственные его дети и братья, лишь только увидит его, тотчас снимают шапки, кладут их под мышку, кланяются ему в пояс, потом выпрямляются и стоят, пока он не велит им сесть. Всякий, что садится перед царем, делает это, преклоняя колена и не показывая своей шапки, которую он надевает только когда выйдет из царского присутствия.

Грозы случаются очень часто, и если молния ударит в дом, все удаляются оттуда и предоставляют строению разрушаться от времени, говоря, что над этим местом гнев Божий^4. Если встретят человека с необыкновенным умом и глубоким познанием вещей, говорят: «Ему впору служить Богу», - потом схватывают его, вешают на дереве и оставляют в таком положении, доколе труп не распадется на части. Если во время пути кто-нибудь станет мочиться, не снимая с себя оружия, у того отнимают оружие и все, что на нем есть… Таков у них обычай. Мужчины и женщины ходят купаться в реку и моются вместе… но непозволительного сообщения между собой не имеют. Если кто будет в этом виновен, того, кто бы он ни был, привязывают за руки и за ноги к четырем столбам, которые вколачивают в землю, и топором рассекают ему тело от шеи до бедер. Таким же образом поступают и с женщиной. Потом каждую половину теля вешают на дерево. Я очень старался уговорить женщин, чтобы они в банях закрывались от мужчин, но не успел в этом. Вора наказывают таким же образом, как виновного в прелюбодеянии.

Многое можно было бы сказать об этом народе, но мы ограничимся тем, что сказано», - заканчивает Ибн Фадлан свои записки о булгарах.

Сразу после съезда племен в урочище «Святой ключ» была заложена столица Биляр, как центр союза всех племен. Этимология слова Бялир достаточно проста: би – социальный термин, обозначающий богатых, знатных, великих князей; Лер – суффикс, указывающий на многочисленности. В домонгольское время столица носила два имени – Булгар и Биляр. Под первым ее знали в странах Востока, отождествляя со всей страной, второе укоренилось среди собственного населения^5.

Итак, город был заложен одновременно с повсеместным принятием мусульманства в 922 году. Посольство Сусанна ар-Расси, помимо секретарей и духовных лиц, включало также строителей и камнотесов. Всего же оно состояло из пяти тысяч человек, и последних очевидно было большинство. Если же к этому добавить и самих булгар, то получится весьма внушительная армия рабочей силы. Поэтому строительство было начато сразу и по единому плану на огромной территории. Город возник внезапно, точно из-под земли вырос, не имея под собой следов предшествующих поселений^6.

Билярское городище расположено почти в центре Западного Закамья в бассейне реки Малый Черемшан. Плодородные черноземные почвы и обильные травой луга обеспечили этому краю самую высокую концентрацию населения еще в древности. Археологи насчитали здесь двести селищ булгарского периода в радиусе 20 км.

Биляр занимал обширную подпрямоугольную платформу, ориентированную по странам света и замкнутую вписанными друг в друга земляными валами и рвами, которые делили город на два основных: внутренний и внешний. Первый был обнесен двумя линиями укреплений, площадь его – 130 га. Внешний – тремя линиями укреплений, состоящих из валов⁷ с частоколами и рвов, посреди которых тянулся ряд заостренных кольев. Общая площадь города составляла 620 га. Активные раскопки позволили установить, что в действительности город делился на четыре части. В центре внутреннего города были обнаружены остатки цитадели-крепости, огражденной деревянной стеной, а за пределами городских укреплений – пригород-посад. Вместе с ним общая площадь Биляра составляла 800 га: он был одним из крупнейших городов в средневековом мире и совершенно незаслуженно не разделил с ними славу древних мегаполисов.

Как выше говорилось, во второй половине IX  - начале X вв. ислам уже был распространен в Булгарии. Персидский географ Ибн Русте, в 907 году написавший «Книгу драгоценных сокровищ», утверждает, что большая часть булгар и их царь исповедуют ислам, что в их селах есть мечети и медресе муэдзины и имамы, что одежда их похожа на мусульманскую, кладбища их как у мусульман и совершают они походы на неверных – джихад. Марджани к этому добавляет еще одну интересную деталь: булгарский царь и народ, когда приняли мусульманскую религию, построили джами-мечеть, главную мечеть или Соборную, как символ единства всех булгарских племен.

 С большой долей уверенности можно утверждать, что раскопками 1974 – 1977 годов в центре Биляра выявлены ее остатки. Археологам удалось проследить 630 ям от столбовых оснований огромной деревянной мечети, площадь которой более 1400 кв. м. На этих столбах крепился когда-то пол. Внешние контуры мечети имели почти прямоугольную форму с михрабным выступом в юго-западной части. К углам мощных (почти в 2 м толщины) стен были привязаны башни диаметром около 5 м. Центр храма занимал колонный зал с промежутками в 3,5 м. Посреди колонного зала располагался водосборный бассейн для ритуальных омовений. Практически нет никаких сомнений, что это первое сооружения Биляра, построенное Алмушем. По стратиграфическим особенностям и по находкам в ямах установлено, что деревянная мечеть построена до основания самого города. На это же указывают мощные стены и башни по углам: помимо религиозных функций мечеть могла послужить и защитным рубежом при каком-нибудь неожиданном набеге.

Спустя некоторое время к мечети пристроили здание из белого камня, а на расстоянии 1,5 м – минарет. Площадь Соборной мечети стала равняться 2300 м. Рядом с мечетью возвышался двухэтажный дом, в котором, скорее всего, жил имам-хатип со своей семьей. Этот дом отапливался горячим воздухом, который нагонялся под пол и в стены.

Кроме Соборной мечети на территории цитадели располагался караван-сарай – гостиница для приезжающих и проезжающих купцов. Это тоже было двухэтажное здание и так же из сырцового кирпича. Территория караван-сарая была опоясана рвом и частоколом. На ночь всех приезжих здесь запирали. Вероятно, билярцы не разрешали им появляться в это время в других частях города, опасаясь какой-либо интриги или обычного шпионства. Надо думать, раз булгары пошли на столь крайние меры – у них для этого были серьезные основания и прецеденты.

В цитадели же находился и дворец булгарских правителей. Остатки его также удалось обнаружить.

Во внутреннем городе жили булгарская знать, купцы, чиновники и духовенство. Он был обнесен деревянной стеной и двумя рядами земляных валов. Вероятно, здесь же, во внутреннем городе находился и монетный двор, так как монеты волжских булгар известны с первой половины X века. Это подражания багдадским монетам. На них читается мусульманский религиозный текст, название города, дата по мусульманскому летоисчислению и имя правителя. Все надписи по-арабски^8.  Разыскать остатки монетного двора археологически пока не удалось. Это и не удивительно: площадь огромна, а раскопы археологов, несмотря на многолетние труды, все еще напоминают булавочные уколы.

Во внешнем городе и посаде располагались торгово-ремесленные предместья. Через Биляр осуществлялась постоянная торговля с Хорезмом и Хорасаном посредством караванов. Предметами торговли были меха, шерсть, мед, орехи, юфть, клинки и «Мамонтовы зубы». Последние ценились особенно дорого, так как в Хорасане из них изготовляли гребни.

Существует множество преданий о Биляре и его гибели. Однако ни одно из них не называет главного виновника – Батыя и его полководцев. Народная память не сохранила их имена, вместо них везде действует Аксак Тимр (Тамерлан). Предания эти рассказывают о героической обороне Биляра, в которой женщины принимали участие наравне с мужчинами и даже превосходили их в доблести: легенда о сорока девушках; легенда о вдове булгарского хана Джабашбика. Все эти легенды широко и заслуженно известны. Однако среди них нашлась одна, которая сильно навредила исторической памяти Биляра. В XVIII веке ее записал Н. Рычков:

«В городе когда-то жил храбрый государь, который очень обогатился военной добычей. Государь этот считал своих потомков недостойными наследовать его сокровища, поэтому построил столп и под ним подземную палату и скрыл все свои сокровища».

Бытовали и другие истории о несметных богатствах Биляра, например, о золотых воротах9.  Из-за этого с давних пор под руинами Биляра не давали покоя кладоискатели. «Столп», упомянутый выше, - это устоявший в веках минарет Соборной мечети. Но уже во времена Н. Рычкова высота его составляла всего «от пяти аршин с четвертью» - около 4 м. Кладоискатели изрыли всю землю вокруг «столпа», особенно глубокая траншея, повредившие древние слои, была проложена на восток. Из-за их усилий скоро и сами руины минарета перестали существовать, камень растащили на другие постройки.

Жившие вокруг Биляра татары – потомки древних булгар, для которых бывшая столица всегда оставалась святыней, оказались не в силах «противопоставить силу», чтобы отпугнуть кладоискателей, и сами сочинили множество легенд о страшных собаках, стерегущих сокровища Биляра. В одной из них, например, рассказывалось, как кладоискатели, уже «подрывшись к сокровищам, «увидели при самом входе ужасную черную собаку, прикованную на цепях и стерегущую лежащие внутри сокровища. Она бросилась на похитителей с великой яростью, и ужасный голос ее принудил их возвратиться в домы свои, куда пришед увидели они себя лишенных чувств и ума».

Однако, и это доброе и благородное намерение служило во вред, так как лишний раз подтверждало наличие сокровищ.

Город пал в 1236 году. Тем не менее, по иронии исторических судеб, само имя билярцев Европа знала еще полтораста лет. Сведения об этом очень скупы, но суть их сводится к следующему. Около 970 года во времена мадьярского короля Таксони в Венгрию прибыла большая группа приволжских булгар под начальством некоего Хесена. Они основали на берегу Дуная, напротив Буды, город Пешт. Нет никакого сомнения, что эти люди пришли из Биляра, так как сами себя называли biliers. Венгры звали их билерами. Следы потомков этих булгар теряются в XIV веке.

Но Биляр был прежде всего столицей, главной резиденцией эмира и ремесленным центром. А вот главную «скрипку» в торговле играл другой город, который теперь называют Внешний Булгар (русские назвали его Бряхимов).

Он был основан раньше Биляра и находился на левом берегу Волги. Он был меньше столицы, но тоже внушительным: его укрепления имели окружности 7 км. С падением Хазарии Внешний Булгар стал самым крупным торжищем на Волге.

Третий по значимости город – Сувар. Он находился южнее Внешнего Булгара, в 40 км от Волги на реке Утке. Длина его укреплений составляла 5 км. Еще в Х веке суварские правители соперничали с булгарскими, но к концу века (или немного раньше) они объединились. В Суваре тоже чеканили монету. Долгое время местонахождение Сувара оставалось неизвестным, хотя у окрестных татар это городище испокон века называлось Сувар. Этот город существовал до XIV века, когда был разрушен.

Существовали и другие города – Джукертаю, Ашлы, Кременчук, Кашан. Их было так много, что можно только удивляться, почему звание «страны городов» досталось Киевской Руси. Вероятно потому, что западные путешественники в те времена не забирались так далеко на восток.

Но кроме городов в XI – XII веках существовали городища, которые можно назвать феодальными замками. Они малы по площади, но обнесены валами, которые и по сей день потрясают воображение. Например, валы Кашкинского городища имеют высоту 10 метров (какой высоты они были в древности – неизвестно) при окружности всего 600 метров. Понятно, что не прибегая к помощи окрестных жителей, «всего мира», такие грандиозные сооружения построить было невозможно.

Перечислив многие из достижений булгар, нельзя не сказать и о тех великих людях, которых подарила в это время булгарская земля.

Первым по праву стоит назвать Ходжу Ахмеда Булгари. Он жил в XI веке. Родился и вырос в Булгарии, затем переехал в город Газны (Афганистан), где прославился как выдающийся ученый, богослов и лекарь. Его перу принадлежат труды «Булгарский путь», «Полезные сущности», «Всеобъемлющий», к которым до сих пор обращаются мусульманские богословы. Умер он до обидного рано, не дожив и до сорока лет. Его похоронили недалеко от Газны возле минерального источника, который с тех пор так и называется «источник Ходжи Булгари». Люди приходят сюда лечиться от болезней. В 1971 году над его могилой воздвигли беломраморный мавзолей.

В XII веке жил Тадж ад-Дин ибн Йунус ал-Булгари. Образование он получил в Мосульском медресе и затем всю жизнь занимался фармакологией. После него остались книги «Возможности лекарственных трав» и «Лучшее лекарство от отравления».

Из поэтов нужно отметить Кул-Гали, который жил в XII – XIII веках. Его поэма «Кыйсса и Юсуф», полная стремлений к добру и справедливости, до нас дошла.

А вот сочинение «Тарих Булгар» - «История Булгар», - составленное в XI веке¹⁰ кади Якубом ибн Нугманом исчезло бесследно. И надежды найти его эфемерны. И это особенно обидно, так как внешнеполитическую историю Булгарии приходится восстанавливать по инородным источникам. А они всегда дают однобокие суждения, взгляд с одной стороны.

Но все-таки попытаемся, хотя бы частично, по русским летописям, восстановить взаимоотношения Булгарии и Руси, ее западного и самого важного соседа.

С самого начала оба государства отличали политические и культурно-экономические связи. Тесные контакты начали складываться с середины IX века. В этом и следующем веке серебро на Русь (деньги, ювелирные изделия и посуда) шло через Булгарию. Интересно отметить, что отношения Булгарии и Руси носили перманентный характер: клатвы в мире и династические браки перемежались военными походами друг на друга. Многие булгары оседали на княжеских дворах. Есть предположение, что слово «боярин» (или, как писали его в древности, «болярин») – это симбиоз слов «билярин» и «болгарин».

По-видимому, первое военное столкновение русских и булгар случилось в 913 году, когда булгары содействовали прекращению похода русских на южные берега Каспийского моря. Видимо, этот факт и послужил Святославу предлогом (после разгрому Хазарского кагана в 965 году) для похода на Среднюю Волгу. Тогда булгары были разбиты и даже сам Булгар взят, если верить русским летописям. На обратном пути Святослав обложил данью и вятичей. Как это может ни показаться парадоксальным, но подобные походы князей не имели под собой каких-либо политических или стратегических целей. Каждый князь имел дружину, которую обязан был кормить и, естественно, следить, чтобы дружина свой хлеб отрабатывала. Поэтому именуемые летописями походы правильнее было бы назвать набегами: территориальных приобретений за ними не следовало, зато существовал риск потерять последнего коня и оружие.

Очевидно, исходя из вполне понятного желания обезопасить свои западные рубежи, булгары подчинили себе племя буртасов (живших в междуречье Волги и Дона) и попытались взять в союзники вятичей. Такие действия не понравились следующему киевскому князю Владимиру. В 985 году «пошел Владимир на болгар в ладьях с дядей своим Добрынею, а торков (гузов) привел берегом на конях; и победил болгар…».

Даже если предположить, что в этом походе Владимир добился каких-либо военных успехов, то о его действительной победе говорить не приходится. На это указывают слишком многие факты. После «победы» Добрыня, глядя на пленённых булгар, обутых в сапоги, сказал Владимиру примерно следующее: Эти люди платить дань не будут, нам надо бы поискать таких, которые носят лапти. Из этого можно заключить, что вся «победа» Владимира состояла в пленении какого-нибудь передового или разведывательного отряда булгар. И действительно, сразу после слов Добрыни Владимир заключает с булгарами мир. Договор включал такую фразу:

«Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель тонуть».

Хмель у средневолжских татар и по сей день – символ дружбы. По этому договору якобы проигравшие булгары почему-то ничего Киеву не должны.

На следующий год посольство булгар привезло в Киев утвержденный эмиром текст договора и предложение принять мусульманство. Владимир ответил им исторической фразой: «На Руси есть веселье питиё, не может бес без этого бытии». К сожалению, слова его оказались пророческими.

Однако решительно не сказал, а на следующий год выбрал десять «мужи мудры и смыслёны» и сказал: «Идета первые в Болгары, испытайте веры их». Послов, вероятно, принимали в Соборной мечети Биляра, которая выполняла функции зала приемов иностранных представителей. Мусульманское богослужение послам не понравилось. Возможно, они просто не разобрались в нем. Но, скорее всего, посольство состояло из варягов-христиан, у которых были свои интересы на Днепре в торговле с Византией.

Договор 985 года, как установил немецкий историк Л. Мюллер, был скреплен династическим браком Владимира с булгарской принцессой. От этого брака киевский князь имел Бориса и Глеба – первых русских святомучеников. «Они – потомки брака, заключенного до его (Владимира) крещения с болгарыней», - указывает летопись. «Я склонен полагать, - пишет Мюллер, - со знатной волжской булгаркой, ибо при смерти отца их в 1015 году мы застаем их князьями в удельных княжествах Ростове и Муроме, граничивших с державой волжских булгар. Брак Владимира с булгаркой мог скрепить мирный договор, заключенный в 985 году после его похода на волжских булгар».

После принятия христианства уже Владимир послал в Булгарию миссионером некоего философа Марка Македонянина. Но тот не добился ничего путного.

Впрочем, как знать. Не под его ли влиянием в 990 году к Владимиру в Киев явились четыре булгарских князя, которых он обратил в христианство. Вероятно, это были суварские князья, долее всех противившиеся централизации власти в Булгаре (вспомним, что они чеканили собственную монету). Их приход в Киев объяснялся не желанием встать в ряды воинства Христова, а внутренними распрями, надеждами при помощи русских вернуть утраченные политические позиции¹¹. И действительно, в 994 и 997 годах Владимир снова ходил походами на булгар и в первом случае «победи», а во втором – «плени их». При этом мирный договор продолжал иметь законную силу, то есть походы Владимира были не более, как демонстрацией военной силы в регионе с целью вернуть изгнанникам их уделы и ослабить позиции булгарского эмира. Однако в этом он не преуспел.

В 1006 году Мирный договор между Булгарией и Русью по инициативе булгар был возобновлен и значительно расширен. Отныне булгары получили право торговать в городах вверх по Оке и Волге, для чего им были выданы специальные печати. Это был значительный успех булгарской дипломатии, совершенно перечеркивающий всякую летописную возможность для Владимира «победи» и «плени их» десятью годами раньше. Правда, и русские купцы с печатями от своих посадников имели свободный доступ в Булгарию. Факт этот несомненен, так как при раскопках Биляра одна из таких печатей была найдена. (Можно только посочувствовать купцу, который ее потерял!)

После этого отношения двух стран долгое время оставались дружественными, даже братскими. В 1024 году северорусские земли поразил страшный голод. Многие двинулись вниз по Волге, булгары дали им хлеба, с каковым они и вернулись. На протяжении всего XI века договор сохранял силу, и булгарские купцы продолжали плавать вверх по Волге и Оке. Во многих городах (особенно в Муроме) на этих путях возникают булгарские посады купцов и ремесленников. Крайним пунктом на севере было Белоозеро.

Но в начале XII века отношения портятся. Усилившиеся и разросшиеся княжества Владимирское и Новгородское были заинтересованы сами пользоваться волжским путем, исключив конкурентов и посредников. Уже в 1088 году, как пишет В. Татищев, «были на Волге и Оке разбои, и многих болгар торгующих пограбили и побили. Болгары же присылали к Олегу и брату его Ярославу просить на разбойников, но не получив управы, пришли с войском, Муром взяли и пограбили, и села сожгли». Управы они не получили, видимо, потому, что многие князья имели долю в награбленном, а некоторые, может быть, даже инициировали подобные набеги.

В 1107 году булгары ходили на Суздаль, в 1152 – на Ярославль, в 1184 – опять на Муром, а в 1218 – даже на Устюг. Ответно северорусские князья организовывали походы в 1120, 1164, 1172, 1183, 1205 и 1220 годах. В 1164 году был взят и сожжен Бряхимов, а в 1183 году русские дружины дошли до Биляра, но ушли не солоно хлебавши. Но чаще, как видно, булгары лишь оборонялись, будучи народом миролюбивым, что не сумели скрыть даже русские летописи. Во всех этих «походах» надо учесть весьма существенный факт: столкновения никогда не принимали религиозный или этнический характер, подоплека их была чисто экономическая. Если бы на месте булгар оказались киевляне, новгородцы или владимирцы грабили бы их с не меньшим усердием.

Понятно, что в такой обстановке торговые и политические взгляды булгар обращались к южнорусским княжествам, и в Киев был проложен сухой путь, занимавший 20 дней.

Но несмотря на участившиеся военные стычки XII века культурные и экономические обмены не прерывались и с Севером. Практически во всех крупных городах жили булгарские купцы, ремесленники и строители. Анрей Боголюбский был женат на булгарской княжне. Булгары участвовали в строительстве храма в Юрьеве Польском и храма Покрова на Нерли (сами пропорции этого храма указывают на нечто среднее между приземленным русским типом храмов и устремленным вверх минаретом). Есть сведения, что булгарские каменотесы помогали при строительстве знаменитых храмов Владимира. В 1229 году во время очередного голода на Руси булгарский эмир прислал в дар великому князю Юрию 30 насадов¹² с зерном. Тот  тоже не остался в долгу: назад насады ушли не пустые. В булгарских городах тоже жили русские купцы, ремесленники и даже священники. Было в Биляре (или Бряхимове) и православное кладбище, но пока оно археологически не обнаружено. Даже в цитадели Биляра выявлены остатки ювелирной мастерской, в которой трудились русские. Об этом говорит не только общий характер находок, но и многочисленные кости свиньи, нигде пока более в Биляре не найдены.

Такова была Булгария в IX – XII веках. Она жила, совершенно не подозревая, что в скором будущем ее ждут большие потрясения и изменения.

Казанский историк Г. Ахмаров отметил целый ряд доводов в пользу того, что потомки булгарского народа после разрушения своего царства продолжали существовать в составе татарского народа. Эти доводы сводятся: 1. Самосознание казанских татар, родовые воспоминания о своем булгарском происхождении, предание об основании булгарами татарских селений, почитание развалин Булгара и Биляра; 2. Тождество мест селения как в пределах района, так и в отдельных пунктах; 3. Преемственность оседлости и земледелия, врожденная способность к торговле; 4. Наконец, - тождество материального быта и единства духовной культуры.

О Булгарии достаточно.

 

Комментарии

 

¹ Как характеризовал его Карачаевский ученый С. Байчоров, занимавшийся их исследованием.

² Так Ибн Фадлан называет эльтебера . Это сообщение породило массу литературы о принадлежности булгар к славянским племенам. Вопрос не решен до сих пор и, по-видимому, не будет  решен никогда. Есть аргументы как «за», так и «против». Вполне возможно, Ибн Фадлан слышал о большой славянской прослойке  среди дунайских болгар и перенес эту информацию на булгар.

³ То есть мусульманин лишь по названию.

⁴ Этот и последующие факты относятся, естественно, к домусульманской булгарии.

⁵ После мусульманского нашествия столица государства вместе с названием Булгар переходит в город на Волге, известной прежде как Внешний Булгар, а у славян как Бряхимов (искаж. «Город Ибрагима»). За старой столицей, которая больше не восстанавливается, остается одно название – Биляр.

⁶ К сожалению (но к счастью для археологов) погиб он тоже внезапно в 1236 году и следов последующих возраждений не мел.

⁷ Интересно, что валы булгарских и русских городов идентичны в конструкциях.

⁸ Тем не менее в Биляре обнаружено много рунических надписей. Как правило, они на бытовых предметах.

⁹ Сейчас ученые склоняются к мысли, что одни из ворот города действительно могли называться Золотыми. Вероятно, они были обиты медными листами или обиты были их некоторые составные части.

¹⁰ По другим источникам, в XII веке.

¹¹ В этом случае Марка Македонянина надо рассматривать ни как миссионера, а как шпиона и подстрекателя.

¹² Насад – судно для перевозки сыпучих мер.

 

РОССИЯ, ВЫШЕДШАЯ ИЗ СТЕПИ

 

«Побежденное Бату-ханом племя с помощью наследников же Бату-хана обрело величие и славу».

Автор не известен.

 

До XIX века киевские князья называли себя каганами. Первые Рюриковичи, отвоевавшие Киев у Аскольда и Дира, тоже оставили себе этот титул. Зачем норманнам понадобилось из конунгов превращаться в каганов? Может быть, это льстило их самолюбию? Может быть, у них не было выбора? Или они тоже хотели считать себя частью Великой Степи?

В союзе с Волжской Булгарией и печенегами князь Святослав нанёс Хазарскому каганату такое поражение, от которого тот уже не смог оправиться¹. К этому времени облик киевских варягов, судя по портрету Святослава, оставленному византийцем Львом Диконом, совершенно утратил скандинавские черты и был вполне «печенежский». Позднее Византии удалось стравить Святослава с печенегами, и он погиб в приднестровских степях. Хан отправил его череп в серебро и сделал для себя чашу. Каждый раз, поднимая «кубок», хан произносил сакраментальную фразу, ставшую русской пословицей: «За чужим пойдешь – своё потеряешь». Но был ли Святослав чужим печенегам-половцам, когда добрая половина дружины его давно переженилась на половчанках? А умыкать друг у друга «дев красных» стало своего рода спортом.

Сын Владимира Святого² Ярослав Мудрый взял в жены дочь половецкого хана Юрия Кончаковича. Брат Ярослава князь Мстислав Удалой выдал свою дочь замуж за сына касожского (кайсацкого) хана Редеди, которого сам же убил в поединке. Жена Ярослава Мудрого упоминается в норманнской саге: варяжский воин в войне Ярослава с князем Полоцким (Половецкое княжество называлось земля Карачевская) пленил ее, убив под ней коня и разогнав ее (!) дружину. У русских или варяжских женщин никогда конных дружин не было. Дальнейшая судьба этой амазонки покрыта мраком^3.

Есть исторические данные, что Олег Святославович и Владимир Мономах женили сыновей на дочерях половецких ханов в 1107 – 1108 годах. Владимир, например, женил сына – Всеволода Большое Гнездо – на Ясыне – дочери тюркского хана Тугоркана. Третий сын Мономаха Ярополк женился на дочери боярина Кучки, владевшего землями будущей Москвы (сама Москва в то время называлась Кучково поле). Происхождение Кучки и кучковичей – убийц Андрея Боголюбского – тюркское, как и само слово «боярин». Вполне вероятно, что Кучка переселился из Волжской Булгарии.

На ком женат был сын Ясыни и отец Александра Невского – определить трудно. Некоторые источники называют его женой дочь половецкого хана, но тут, возможно уже сработала традиция (раз другие женились на половецких дочерях, то почему бы и ему не жениться). Но в любом случае Невский – потомок многочисленных дочерей хазарский, булгарских и кипчакских ханов.

В официальной науке признаётся, что четырнадцать русских князей были женаты на ханских дочерях. Сколько дочерей и сыновей они отпустили в Степь и сколько ханских детей через родство осело во дворах — можно только гадать. Но логика жизни подсказывает, что без этого обойтись не могло...

Традиции династических браков продолжались на Руси при Батые, его потомках и преемниках. Но с этих пор татарские роды очевидно доминируют на Руси, причем до Петра I их во много раз больше, нежели остальных (в основном, европейских⁴) вместе взятых.

В 1238 году в разгромленном на реке Сити русском войске сражались три сына Константина, князя Ростовского и Ярославского. У одного из них — Всеволода, удельного князя Ярославского, — был сын Василий, кото­рый одним из первых получил ханский яр­лык. Василий умер в 1249 году, оставив вдову Ксению и дочь Марию. Откуда была родом Ксения — неизвестно, но всё её последующее поведение (да и ярлык мужа) говорит за то, что она из стана победителей, сменившая имя после крещения. На сироте Марии женился Фёдор Чёрный, внук князя Смоленского. С согласия тёщи он переехал в Ярославль и стал править вместе с ней. Но скоро и Мария, и их сын Михаил умерли. Фёдор остался ни с чем и поехал в Орду бить че­лом. Красотой лица и обхождением он там всем приглянулся, и жена хана Менгу-Ти-мура, внука Батыя, пожелала выдать за него свою дочь. В крещении её назвали Анной^5. Тесть выстроил новоиспечённому зятю великолепные палаты в Сарае, дал множество городов и вернул Ярославское княжество. Так пошли князья Ярославские.

Ростовское княжество тоже не отставало. Внук Константина князь Борис Васильевич, отстаивая свои права на владения, привёл из Орды двух послов и войско. Он был женат на безымянной княжне Муромской (из Ме­щерского края). Его родной брат Глеб Васи­льевич Белозерский женился на дочери хана Сартака, сына Батыя. Белоозеро тогда вхо­дило в состав Ростовского княжества. А сын Глеба Михаил женился на дочери Фёдора Ярославского, в результате чего получился некоторый "инцест": на правнучке хана Ба­тыя женился внук Батыя. (Потомок этого рода князь Федор Романович был убит на Кули­ковском поле, другой — Елизарий — погиб в казанском походе 1544 года.)

Фёдор Ярославский и его зять Михаил Бе­лозерский участвовали в татарских походах, воевали шведов и в Дунайской Болгарии, получая за это свою долю добычи. Потом они вступили в союз с сыном Александра Не управлять Русью, поддерживать порядок было проще через "своих". Надо думать, и ярлы­ки на княжение выдавались не абы как, а тем князьям, у которых при дворе были татары. Однако ханы понимали, что если насаждать "своих" силой, то ничем хорошим это не кончится. Поэтому они смотрели сквозь пальцы даже на то, что их недавние верноподданные переходили в православие. Впрочем, мусульмане России всегда отличались удивительной веротерпимостью.

Вот, например, как произошло оседание на Руси якобы полностью разбитой Дюденевой рати. Дюдень был братом хана Тохты. Рать его осела в ростовской земле. Затем спустя какое-то время Тормасовы и их зять Дюдень переехали в Радонеж. Вместе с ними отправился и отрок Варфоломей, который позднее стал святым Сергием Радонежским. Примечательно, что процесс оседания и "обрусения" татар просто не мог встретить какой-то агрессивный отпор, ибо многие кня­зья уже были либо потомками других тюркских народов, либо самих татар. Недаром по Руси тогда ходила поговорка "Москва лезет в родню к Чингисхану".

И действительно. Дочь хана Узбека по име­ни Кончака стала женой Юрия Московского (1313 — 1342)^8. Его брат Иван Калита исправно ездил к Узбеку в Орду за ярлыка­ми и заслужил у последнего такое доверие, что получил право сам собирать дань... После смерти Узбека начались смуты, в результате которых погиб темник, узурпировавший власть, — Мамай. На Куликовском поле против Мамая выступили многие татарские выходцы из Орды и сражались бок о бок с русскими. Потомки самого Мамая стали князьями Глинскими, а Елена Глинская — матерью Ивана IV.

Участие татарских ханов, мурз, беков и простых людей в создании Московского царства было многолюдно, разветвлённо и существенно⁹ . Если женихи или невесты ехали на Русь по необходимости или по любви, то остальные искали здесь лучшей доли, не имея по какой-либо причине (не обязательно криминальной или безнравственной) служить своему хану. Обычай перехода из рода в род существовал в Золотой Орде и до прихода на Русь. Иногда он диктовался элементарной жизненной необходимостью: чтобы уцелеть в династических распрях, потомкам оставалось только бегство.

В 1391 году Едигей отделил от Золотой Орды Мангытский улус, разбил хана Тохтамыша и образовал Ногайскую орду. Подобно Тохтамышу Едигей ходил на Москву, но взял дань и повернул обратно. А уже через восемь лет он же в союзе с князем Василием разбил Витовта на реке Ворскле, чем спас Московское княжество (да и всю Русь) от литовского ига. Это наглядный пример того, что взаимоотношения татар и русских носили тот же характер, что русских и булгар. Они могли ссориться по мелочам, но перед лицом внешнего врага объединялись,

В 1489 году хан Ибак (который был Джу-чидом, его ещё звали Саид-Ибрагим) сооб­щал в Москву: " С Мангыты из старины бра­тья и товарищи есмь". Союз ногайских и сибирских ханств усилился их союзом с Мос­квой¹⁰ . Результатом отношений Москвы с Но­гайской ордой стало появление в Московс­ком царстве, а затем и в Российской империи княжеских родов Юсуповых и Урусовых.

В том же 1489 году правнук Едигея Муса заключил союзный договор с Иваном III. По смерти Мусы Ногайской ордой правил его сын Юсуф, которого в 1556 году убил брат Измаил. В 1565 году сыновья Юсуфа прибыли в Москву. От них пошёл русский княжеский род Юсуповых. В конце XVII века князь Иван Дмитриевич Юсупов ставил в Разрядный приказ древний свиток. Согласно этому "Списку с древнего столп-ца рода Юсуповых" происхождение Едигея восходит к Абубекиру. Это сановник "исчезающего в упоении неги и роскоши халифа, ради Аллаха предоставившего ему всю власть свою в духовном и светском значении". По­томки Абубекира были султанами и халифами в Дамаске, Египте, Антиохии, Мекке. Один из них — султан Термес — переселился, спасаясь от врагов, из Аравии к бе­регам Азова и Каспия; его земли были между Азовом и Каспием. За ним последовали другие мусульманские племена, расселившиеся между Уралом и Волгой. В России князя Юсупова именовали князем князей и султаном султанов. На гробнице Григория Дмитриевича Юсупова в Москве можно про­читать: "Ветвь от златого... корене князей, многие порфиры носивших". Чтя традиции великих предков, последний из князей Юсуповых, живших в России, убил самозванца Распутина, пытаясь спасти царское достоинство Николая II.

В 1561 союз с Москвой заключил хан Урус. Внуки его стали князьями Урусовыми. Впоследствии среди Урусовых были кравчие, бо­яре и генералы. Один из них Урак-мурза (в крещении Пётр Арслано-вич) убил Тушинского вора ЛжеДмитрия II, мстя за убийство своего хана.

В середине того же XVI века в Москве появился новый дворянский род Араповых, выехавший "из татар". Они служили во Владимире, Симбирске, Пензе, Казани, Самаре, Рязани. Один из Арапо­вых— секунд-майор — за подвиг при штурме Измаила получил Геор­гиевский крест из рук Суворова. Другой по­гиб в 1941 году на Ленинградском фронте. Ещё один Арапов был водителем первой "ка­тюши". По иронии судьбы, его старшая се­стра оказалась герцогиней Лейхтенбергской. Она родилась в 1920 году в Симбирске. Муж её был потомок рода Богарнэ (жены Напо­леона) и праправнук Николая I.

Особенно много татарской знати выеха­ло с берегов Волги. Русская и татарская знать местничала между собой — Лыковы с Турениными, Шереметевыми и Сабуро­выми, Трубецкие с Глинскими. При этом места (должности) давались по знатности в Золотой Орде, в татарских ханствах. И это был обоюдный интерес. В те времена род чингизидов вёлся уже не от Чингисхана, а от Ахматовых царёвых детей. Так, царевич Худайкул, зять Василия III, командовал большим полком, а брат Василия и князь Стародубский — фланговыми. Татарские царевичи, мурзы, беки участвовали в вой­нах против крымцев, казанцев, шведов, ли­товцев и немцев. Ливонская война велась в значительной степени силами татарских подданных Московского государя: это было постоянное конное войско.

Упомянутый царевич Худайкул (Кайбула Ахкубекович) четырежды правил в Москве, когда отсутствовал Василий III. Есть сведе­ния, что московский царь хотел сделать его своим наследником, но родился Иван IV.

Земскую боярскую думу возглавлял внук Худайкула — Иван Мстиславский, "царские ближние думы" — Михаил Кайбулович (Муртаза-Али).

Татарские связи с Россией крепились кров­ным родством. Одна из ярких фигур русской истории — царь Симеон Бекбулатович (Саин-Булат) был женат на внучатой племян­нице Ивана IV. Некоторое время он заме­щал самого царя. После смерти Ивана IV московские бояре вьщвигали его на трон (как уже венчанного и как ближайшего наслед­ника) вместо Бориса Годунова, тоже по про­исхождению татарина. Но Симеон Бекбула-тович по натуре своей не стремился к власти: он принял постриг и больше всего хотел не царства, а покоя. И хотя жизнь его изобило­вала ссылками в Кирилло-Белозерский мо­настырь и на Соловки, надо признать, что он выиграл, потому что пережил всех своих со­временников.

Потомки чингизида хана Кучума правили в Касимовском царстве. Впоследствии они получили титул князей Сибирских. Кучумо-вичи оказались замешаны в дело сына Петра I Алексея. Сам Алексей был по матери Ев­докии потомок дворянского рода Лопухиных, которые вели свой род от касожского хана Редеди. Зарезав Редедю, киевский князь Мстислав взял его жену и детей (обычай Степи, но никак не славянский). От этих де­тей и пошёл род Лопухиных. Все потомки Редеди оказались тесно связаны с Новгоро­дом, были среди них и посадники.

Новгород сыграл немалую роль в судьбе татарских родов. Неожиданна в этом свете родословная загадочного в истории России лица — новгородского тысяцкого Якуна. О нём известно только, что, сражаясь вместе с князем Ярославом, отцом Александра Не­вского, за киевский престол, он потерял на поле боя золотую повязку на глаза (луду), которую надевал перед сражением из-за слабого зрения. Проследить его род гораздо труд­нее, нежели княжеский, потому что простые фамилии и прозвища менялись с каждым по­колением и, как правило, перемены эти не фиксировались летописцами. Но известен ещё один тысяцкий Шимон, который также пришел служить Ярославу. От него пошёл род московских тысяцких. В Подмосковье до сих пор сохранились его села-вотчины — Шимониха, Шимоново. Этот Шимон был од­новременно воин и строитель: он строил Москву и Дмитров. Потом на месте Шимона оказывается тысяцкий Протасий, который приехал в Москву с сыном Александра Не­вского Даниилом. От Протасия пошли роды Воронцовых, Вельяминовых и Аксаковых. С каждым поколением род Шимона видоизме­нялся и разветвлялся. Откуда пошёл сам Шимон уже никто не помнил, но он прихо­дился родным братом того самого Якуна, который носил "золотую луду". Далее выяс­нилось, что Якун — сын военачальника Рат-ши. А внук Ратши — сподвижник Александра Невского Таврило Олексич, от которого вели свой род многие дворянские семьи, в том числе и А.С. Пушкин. Имя Ратша встре­чается, начиная с XI века, но не в Новгоро­де, а в Киеве. Ратша и его потомки неизмен­но служили Мономаховичам. Через них они и попали в Новгород, Суздаль и Москву. "Слепец" же Якун вовсе не носил золотую луду, просто древний переписчик (сознатель­но-несознательно) изменил фразу и вместо "Брат Якуна Слепого иже от Золотые Орды", написал "Брат Якуна Слепого иже отбеже золотые луды". Сегодня русские историки высказывают лишь в виде предположения, что Ратша, предок Якуна, Шимона и Протасия вышел из Золотой Орды. Да и сам А.С. Пушкин, следуя за Кармзиным, считал, что Ратша — выходец из Германии. Но откуда такая тесная близость этого рода с Монома-ховичами? Откуда в Германии имена Ратша, Якун, Шимон, не говоря уже про Протасия? Да и сам Пушкин явно предпочитал татар немцам. Вспомним хотя бы "Подражания Корану", "Сказку о царе Салтане", "Бахчи­сарайский фонтан". В Германию же он только Ленского отправляет учиться, чтобы по­том убить.

Значительно легче проследить богатейший влиятельнейший род Апраксиных, хотя они никогда и не были рос­сийскими князьями. В 1374 году из Орды вые­хали два брата — Сал-хомир и Едухан. Еду-хан — родоначальник рода Хитрово по бук­вальному переводу име­ни — "Хитрый хан". Сын и четверо внуков Салхомира были боярами в княжестве Рязанском, так как сам Салхомир женился на дочери Олега Рязанского. Из этого рода пошла фамилия Апраксиных, конкретно — от Андрея Ивановича Кончеева-Опраксы. Праправнук Салхомира выехал из Рязани в Москву и получил от Ивана III поместья во Владимирском и Муромском княжествах. Его сыновья прибавили к владениям Апракси­ных город Гороховец, волости Обнорскую, Сыму, Отъезжую, Бибикову и Инобожскую. Один из этих сыновей погиб при штурме Казани. Апраксины служили послами в запад­ных странах и государственными чиновни­ками. Князь Матвей Васильевич был стольником в Астрахани. В 1668 году по дороге в Москву его убили калмыки в степях под Саратовом. Его дочь Марфа Матвеевна была второй женой царя Федора Алексееви­ча. Бояре, губернаторы, сенаторы и генералы Апраксины принадлежали к богатейшим семьям России. При Петре I это богатство ещё выросло. Во времена Елизаветы фельдмаршал Апраксин в прямом смысле слова ел на золоте и серебре, не иначе. Его обоз в Прусский поход тащили 500 лошадей, а для себя он держал 50 заводских лошадей¹¹. Впрочем, злые языки утверждали, что тут не обошлось без "пожертвований" с казённого счёта. Всем известный Апраксин двор в Санкт-Петербурге в XIX веке позволял счи­тать Апраксина первым собственником столицы.

Среди богатейших родов России можно на­звать и "западных" татар Салтыковых. Этот род возвысился при дворе польского царя Сигизмунда, потом Салтыковы отъехали в Литву. В Россию они вернулись при царе Алексее Михайловиче. Одна из дочерей Салтыковых стала женой царя Ивана Алексее­вича (брата Петра I) и матерью царицы Анны Иоанновны. Богатство Салтыковых был столь велико, что в 1812 году один из них содержал целый полк. Роднились они обычно со столь же крупными деньгами — со Строгановыми.

Потомки выходцев из Орды и ханств все­гда играли первые скрипки в истории Рос­сии¹². В сущности, все прославленные вое­начальники и полководцы так или иначе имели татарские корни. В том числе генера­лиссимус Суворов и адмирал Ушаков. Род фельдмаршала Кутузова (это видно уже по фамилии) также имеет татарское происхождение, хотя и затемнённое из политико-пат­риотических соображений.

Во всём этом нет ничего удивительного: потомки людей, долгие века державшие пульс времени, имевшие власть над многими стра­нами и народами, обязаны были проявить себя людьми сильными и гордыми. Этому способствовали вековые кровнородственные связи. К тому же ехали они в Россию для того, чтобы в полной мере развернуть здесь свои таланты, так как на родине у многих просто не было такой возможности. Другое дело, кто воспользовался плодами их трудов.

"Татарская судьба" с мистическим оттен­ком проявилась и в истории рода Романо­вых. В 1330 году из Орды выехал мурза Чет и в пути имел видение: явилась Богородица с младенцем и, вероятно, предрекла судьбу его рода. Потрясённый мурза немедленно крес­тился и заложил на том месте Ипатьевский монастырь. Два с лишним века не случалось чего-либо необычного с родом, получившим фамилию Годуновых. А затем события по­вернулись так, что о них спорят до сих пор. Царь Борис Годунов остался до конца непо­нятой исторической фигурой. Он желал добра и порядка России, спас тысячи москвичей от голодной смерти, но оказался причаст­ным ко многим её трагическим событиям. Даже если он и был виновен в смерти царе­вича Дмитрия, то за это он не заслуживает осуждения: ведь иначе на троне оказался бы эпилептичный выродок. Но дело и не в этом. После Смутного времени избранный всена­родно, в том числе и татарской знатью, царь из рода Романовых неисповедимыми путями пришел к трону именно через Ипатьевский монастырь, некогда основанный предком Годунова. Через триста лет последний Романов был расстрелян опять-таки в доме Ипатьева. В любой переломный час российской ис­тории выдвигались яркие личности татарского происхождения. Они решали собственные задачи, боролись за своё благополучие, сводили счёты со своими врагами, делали карьеру и капиталы. Но и этим же подвигали вперед российскую экономику, культуру, политику.

Таков род князей Мещерских. Бархатная кни­га российских знатных дворов сообщает, что в 1298 году князь Ширине-кии Бахмет Усейнов сын пришёл из Большой Орды в Мещеру, и Мещеру воевал, и засел в ней, и в Мещере родился у него сын Беклемиш. Мещерское ханство, а затем удельное княжество было одним из самых беспокойных на Руси, так как население его состояло из многих народов (хотя татары и преобладали). Внук Беклемиша князь Юрий Федорович Мещерский при­вёл на Куликово поле свой полк и отличился. Его правнук с согласия всех родствен­ников уступил княжество Ивану III в обмен на вотчинные земли. А его внук Григорий Дмитриевич был воеводой в казанском по­ходе 1506 года. Другие Мещерские были наместниками и воеводами в Рязани, Вятке, Новгороде, Верхотурье и Сургуте. Роднились они с другим родом татарского происхождения — Олсуфьевыми. При Екатерине II князь Платон Степанович служил намес­тником казанским, симбирским, пензенским и вятским. У него были ордена Александра Невского и Владимира I степени. Павел I при восшествии на престол призвал 83-летнего князя, перевел в генералы от инфантерии, пожаловал Андреевскую ленту и на­значил генерал-губернатором в Казань. Мещерские всегда отличались ревностной преданностью царям, стояли на страже самодержавия. Некоторые историки, хоть и между строк, но вынужденно признают, что пример Золотой Орды и активное участие татар в делах России помогло становлению в ней самодержавия.

Предок Уваровых (мурза Минчак, сын Косая) выехал из Золотой Орды в первые годы XV века к великому князю Василию Дмитриевичу. Потомки их получили вотчины в Новгороде и впоследствии сделали много для российской культуры. Один из Уваровых был министром просвещения и президентом Академии наук, другой — родоначальником рос­сийской археологии и создателем Исторического музея в Москве.

Бывший астраханский мурза Тениш-Едигей стал основателем рода Тенишевых. Сам он был воеводой в Темникове, а его потомки служили губернаторами Казани и генералами.

Род Бекетовых пошёл от черкасских беков. Большинство его членов отметились на ниве искусства и науки. Из "университетских" Бекетовых происходил поэт Александр Блок.

Некогда самый популярный писатель Загоскин происходил от Шевкал-Загоска, который в 1472 году выехал из Орды к Ивану III.

Род Леонтьевых ведёт своё происхождение от мурзы Абатура (Батура). Этот род подарил России виднейшего мыслителя и фи­лософа Константина Леонтьева.

Любопытно, что так называемое славяно­фильское общественно-политическое и куль­турное движение создали и возглавили люди с фамилиями татарского происхождения — Аксаковы, Киреевские, Тютчев и многие дру­гие. Мало кому известен такой факт, что Ива­на Петровича Аксакова после окончания Бал­канской войны болгары звали к себе на царство под именем Бориса. Даже западник Тургенев Иван Сергеевич, который всячески уклонялся от собственных татарских корней, сообщил миру, что все исконно русские изоб­ретения вроде самовара — тюркские.

Татарские роды дали России огромное ко­личество гениальной интеллигенции и вид­ных общественно-политических деятелей. Достаточно перечислить только некоторые из этих фамилий, и каждый сам поймет, о ка­ком её представителе идёт речь: Алябьев, Аракчеев, Арсеньев, Ахматова, Балашов, Бас­манов, Батурин, Бердяев, Бибиков, Бильба-сов, Боборыкин, Булгаков, Бунин, Бутурлин, Бухарин, Гоголь, Горчаков, Державин, Кан­темиров, Карамазов, Кочубей, Кропоткин, Куракин, Курбатов, Милюков, Мичурин, Рахманинов, Салтыков-Щедрин, Строганов, Талызин, Татищев, Тимирязев, Третьяков, Чаадаев, Шаховской, Шишков... и так далее и до бесконечности. Даже наиболее "рус­ский" генерал Ермолов имел своим предком Арслан- Мурзу- Ермола.

Да, сегодня многие носящие явно "нерус­ские" фамилии — русские люди. Произо­шёл процесс, названный "обрусением".

На протяжении бурных веков татары де­лились с русскими не только своими лучши­ми представителями, культура их во всех своих проявлениях также была вобрана Россией, и теперь, к сожалению, многие исконно татарские слова (едва ли не четверть), предметы быта, ремесленные приёмы, кулинарные блю­да вошли в сознание русского человека так, как будто они всегда его и были. Такова уж природа человека: долго он помнит только плохое, при этом совершенно не учитывая, что в Истории плохого не бывает. Ведь не случись однажды хоть чего-нибудь, то и это­го человека не было бы.

Но сейчас России опять плохо, даже хуже, чем в первое Смутное время. Может быть, и на этот раз потомки Великой Степи соберут­ся с силами и самим себе придут на помощь?..

Комментарии

¹ Потомки хазар-иудаистов жили сначала в Тьмутаракани, а потом переселились в Крым и стали называться караимами.

² За совершённые им "подвиги" Святым Владимира можно было назвать только издеваясь. При жизни его никто так и не называл.

³ Карамзин пишет, что женой Ярослава была дочь шведского короля Анна, но от кого он имел детей — не сообщается.

⁴ Собственно, им взяться было неоткуда. Россия была закрыта для европейцев.

⁵ Карамзин полагает, что Фёдор женился на дочери Ногая, который возвёл Менгу-Тимура на престол. Своё предположение он объясняет тем, что у Ногая жена была христианка (дочь императора Византии).

⁶ Неофициально он мог называть себя внуком Батыя, ведь его отец Александр Невский был пасынком Батыя и побратимом Сартака.

⁷ Кстати говоря, этот сын Чингисхана стал родона­чальником сразу двух династий: Юань в Китае и Ху-лагуидов в Иране.

⁸ Судьба её, правда, оказалась печальной: она погибла в Твери.

⁹ И до сих пор должным образом историками не оценено.

¹⁰ Которая в дальнейшем играла в этом союзе главенствующую роль.

¹¹ Сказалась татарская кровь?! Ведь даже самый бедный татарин во времена Орды брал в поход трех лошадей.

¹² Правда, после Петра I их сильно потеснили выходцы из Германии, которых усердно привечали русские императоры немецких кровей.

¹³ Но будем надеяться, что и потомки тоже.

 

ПАСЫНОК БАТЫЯ

 

Если бы народ знал, за что идут войны, ни одна из войн не состоялась бы

 

— Если будешь кричать, неслух, то позову князя Александра! — грозили непослушным детям татарские матери в стане Батыя. Одна­ко это вовсе не походило на запугивание Змеем Горынычем, бабой-Ягой или Кощеем Бессмертным. Это скорее выглядело так: Не будешь спать — отцу пожалуюсь!

Трудно поверить, что подобным авторите­том пользовался в Орде новгородский князь (а в последние годы жизни великий князь Владимиро-Суздальский) Александр, про­званный Невским. Ведь Русь к этому време­ни уже стала улусом Золотой Орды (правда, Новгород и Псков формально остались не­зависимыми). И тем не менее. Сами отцы непослушных детей говорили между собой:

— С нашей стороны отказа такому хану, как Александр Невский, быть не может.

О врагах так не отзываются. Да Александр никогда и не был врагом Орды. Он исправно платил дань и даже организовал перепись населения в Новгороде ханскими баскака­ми, хотя это едва не стоило ему жизни. Что­бы убедить новгородцев в бесполезности и бессмысленности сопротивления Великой Степи, Александр привел к ним "низовые полки". Так называли владимиро-суздалъскую дружину¹ его отца князя Ярослава, ко­торая в значительной части состояла из дон­ских и южных кайсаков (казаков) татарского происхождения (откуда и название "низо­вые"). Он сам звал их к себе на службу, ког­да ездил в Орду, а дань платил не столько потому, что чувствовал себя поставленным на колени, сколько рассчитывал, что татарс­кое войско в трудную минуту поможет и за­щитит его подданных. Отношения между Батыем и Ярославом можно рассматривать как отношения между сильным и слабый со­юзниками. И даже доказывать это особенно не требуется. Уже в 1237 году папа Григорий обвинял Русь в "пособничестве" татарам и с этих пор объявлял крестовые походы на пра­вославие через северные, балтийские страны. Оно и понятно: пробиться на Русь через юг крестоносцы не имели никаких шансов, южные степи были уже в руках золотоор-дынцев.

В 1228 году новгородцы в очередной раз изгнали князя Ярослава, который оставил вместо себя сыновей Федора и Александра. Точная дата рождения Александра Невского нам неизвестна. Но его старший брат (умер­ший молодым) родился в 1219 году. Значит, первый раз Александр стал новгородским князем примерно в 7-8 лет. В четыре года над ним совершили обряд "пострига" (пер­вая стрижка волос) и посадили на коня. Этот тюркский обычай исполнялся всеми Моно-маховичами; через него прошёл и отец Алек­сандра Ярослав, мать которого, жена Всево­лода Большое Гнездо, звали Ясыня (она была дочерью хана племени ясов). Мать самого Александра в крещении звали Феодосией, воспоминания о ней скудны, летописи называют её "чудной и блаженной", хотя обычно летописи женщин своим вниманием не балуют. Кто была родом Феодосия — неиз­вестно, но предположение, что она имела тюр­кские корни, имеет под собой очень серьёз­ное основание.2

Через год малолетние братья вынуждены были бежать из Новгорода. Но 1237 год вновь застает Александра князем Новгородским. По традиции, ему было 16 лет.

В год монгольского нашествия князь Ярос­лав княжил в Киеве, его сын Александр — в Новгороде, а старший брат Ярослава (дядя Александра) Георгий сидел на Владимиро-Суздальском великокняжеском троне. Киев номинально ещё оставался столицей Руси, но это уже была только вывеска: дотла раз­грабленный и сожженный князем Андреем Боголюбским незадолго до Батыя, Киев на­всегда утратил первенство, стал захолустным и с тех пор жил только воспоминаниями бы­лой славы. Владимиро-Суздальское княже­ство было гораздо богаче, сильнее и влия­тельнее Киева. Новгород продолжал гордиться независимостью, по-прежнему приглашая и изгоняя князей по первой при­хоти бояр или вече.

Батый разгромил Рязанское княжество и сжёг стольный град Владимир. Великий князь Владимирский Георгий бежал на север, встал на берегу реки Сити и собрал войско. В него входили и половцы. Георгий выигрывал время, потому что ждал помощи от братьев, но те не пришли. В битве на Сити Георгий по­гиб (его тело нашли среди убитых обезглавленным; потом нашлась и голова). Князя по­хоронили во Владимире, куда вскоре при­ехал его младший брат Ярослав (отец Алек­сандра Невского), чтобы, как горько тогда шутили, княжить над трупами. Ярослав пер­вым получил ярлык от хана на княжение в наследственной земле.

Батыев поход на Русь породил множество загадок.

Например. После битвы на реке Сити Ба­тый пошёл на север, разорил город Торжок, двинулся как будто на Новгород, но, не дой­дя всего сотню километров, повернул на юг. Историки объясняют такой манёвр непрохо­димостью зимнего пути^3. Но метеорологи вычислили, что зима в тот год началась рано, следовательно, татарская конница легко мог­ла пройти по замёрзшим рекам и болотам. Может быть, всё дело в том, кто тогда был новгородским князем?

Другая. Ярослав приехал княжить во Вла­димир почти сразу после гибели брата Геор­гия, получив первым из всех ярлык на кня­жение. За что его так уважил Батый? Когда и где до этого пересеклись их пути?

Наверное, подобные вопросы бы не воз­никали, если б не переписывались древние летописи и не подгонялись под конкретный политический момент генеалогии. Да и много сгорело в бесконечных пожарах, от кото­рых деревянная Русь страдала больше всего.

Но интересная закономерность. Из всех княжеств Древней Руси во времена Золотой Орды крепли и умножались только княже­ства Северо-Восточной Руси и зависимые от них. Новгород и во времена нашествия жил так, словно этого нашествия и не было. Нов­городцы сзывали вече, сами звали и выгоня­ли князей. Правда, выбор князей после Ба­тыя стал не богат. Там побывали только Александр Невский, его братья Андрей и Ярослав и сын Василий.

Но мог ли Александр любить Новгород? Здесь он с юных лет оказался заложником неукротимых и переменчивых горожан, в по­стоянной опасности быть убитым ими. Но, может быть, это-то обстоятельство и закали­ло его характер с раннего детства. Современ­ники свидетельствовали, что "талант Алек­сандра Невского обнаружился с почти внезапной силой". Речи князя гремели на вече "трубным гласом". Здесь он стал изве­стным миру героем империи Чингисхана, улу­сом которой тогда являлась Русь. Отсюда же он выходил на битвы, чтобы спасти Русь от нашествия католичества и превращения Нов­города в захолустный порт немецкой Ганзы, исповедующий к тому же католичество. Вот отзывы двух русских историков:

"Благодаря Александру Невскому Русь... не имевшая ни сил, ни средств защитить и отстоять свои интересы, которой предстояло испытать участь Камской Булгарии и земли Половецкой, снова ожила";

"Вхождение Северной Руси в татарское царство приобщило её к мировой истории".

Отношения Батыя и Ярослава, отца Алек­сандра, трудно назвать отношениями сюзе­рена и вассала. Когда Ярослав прибыл в став­ку Батыя, то был принят с почетом и уважением. Его сын Константин поехал в да­лёкий Каракорум за ярлыком и благополуч­но вернулся. В 1246 году Батый отправил в Каракорум и самого Ярослава, — и что уди­вительно! — своим личным представителем на выборы нового великого хана Гуюка, сына Угэдэя. Вдова Угэдэя — Туракина — и её сын враждовали с Батыем^4, поэтому сам он уклонился от поездки. В Каракоруме, по сви­детельству Плано Карпини, римского лега­та, Ярослава окружал особый почёт, на пи­рах ему даже давали первое место среди всех подвластных правителей. Перед отъездом ханша Туракина собственноручно поднесла Ярославу бокал вина. На седьмой день обратного пути Ярослав скончался. Большин­ство историков признаёт, что вино было от­равлено. Однако Л. Гумилёв с ними до кон­ца не согласен: всё-таки прошло семь дней. Поскольку установить истину теперь невоз­можно, каждый волен выбрать любую вер­сию.

Но тут интересно другое: зачем Туракине было убивать подвластного данника⁵? Мо­жет быть, он сказал ей нечто, идущее вразрез с монгольской моралью? Но дипломаты так себя не ведут. Может быть, из-за его особой близости к ненавистному ею Батыю, как ду­мают большинство историков? Но Батыю от этого ни хуже, ни лучше не стало; этим бы Туракина только самой себе могла сделать хуже и уж никак не лучше. Или же Ярослав имел какие-то, нам неведомые, собственные основания для почёта среди тюрок? Может быть, Батый посылал Ярослава не как своего представителя, а как самого Ярослава? Ведь он был сыном Ясыни, чей род нам неизвес­тен, но внутри-то империи — среди монго­лов и татар — о нем всё знали. Не был ли Ярослав на этом курултае полноправным представителем сам по себе? Этим бы объяс­нялось и особое уважение Батыя к нему, и уклонение Ярослава от битвы при Сити.

Есть один вариант, который бы мог всё объяснить: когда-то и где-то Батый и Ярос­лав совершили древний (известный ещё ски­фам) обряд братания. Происходил он так: братающиеся надрезали ладони, сливали в чашу с вином кровь и затем оба пили. Факт этот мог быть утаен даже от современников, и даже логично предположить, что обоим в той обстановке его было выгодно именно утаить. Но подчёркиваем — это только версия, не имеющая под собой никаких фактов и даже намёков. Просто она наиболее ло­гична.

Ещё удивительнее были отношения Батыя с Александром Невским. Когда после Не­вской битвы Батый, по преданию, впервые пригласил его, то их встреча обошлась без. обязательных ритуалов: Александра не про­сили пройти мимо двух очищающих костров и приветствовать солнце в лице Батыя. Князь Михаил Черниговский поплатился жизнью, когда отказался исполнить этот ритуал. Уви­дев Александра, Батый воскликнул: "Если б моим сыном был ты, а не Сартак!".

Действительно, некоторые источники на­зывают Александра "пасынком Батыя", что никак не вяжется ни с его титулом, ни уж тем более с прозвищем. Сам Батый прилюдно и настойчиво вряд ли стал бы так назы­вать Александра, ведь для него слово "пасы­нок" имело личный болезненный смысл. Сын старшего сына Чингисхана Джучи (то есть наследник по прямой), он на собственной судьбе испытал всё, что связано с чистотой родословной. В трудную для Чингисхана (тог­да его звали Тэмуджин) минуту его жену Борте-Кучин похитили. По возвращении из плена она родила мальчика, которого Тэмуд­жин признал своим. То, что ребенок не от него, мучило великого хана всю жизнь: он сам дал новорожденному имя Джучи, кото­рое буквально означает "гость". Но в тот момент он не мог выгнать жену только за то, что сам её не уберег. В конце концов, Чин­гисхан обвинил Джучи в измене и приказал тайно убить на охоте. Вероятно, Батыю, стар­шему внуку Чингисхана, путь на великохан-ский трон был практически закрыт, да и сам бы он в любой фразе искал второй план, связанный с обстоятельствами рождения его отца. Поэтому есть все основания думать, что его обращение к Александру "пасынок" сви­детельствует о каком-то особенном отноше­нии Батыя к новгородскому князю, о каких-то фактах, возможно, сознательно утаенных летописцами-патриотами. Загадочная Феодосия, мать Александра, обитала вдали от мужа, обычно в Новгороде, где и была похо­ронена рядом с сыном Федором. Впрочем, Ярослав и Александр Невский всегда жили душа в душу и действовали заодно. На таком материале можно написать с полсотни исто­рических романов, поэтому от дальнейших гипотез и предположений лучше воздержать­ся.

Впоследствии, после смерти Батыя, Алек­сандр Невский побратался с Сартаком, то есть они стали названными братьями.

Теперь немного о международных делах. Долгое время Новгород занимал такое же по­ложение, как и Константинополь: он связы­вал Север Европы с Востоком, через него в Германию и Скандинавию поступали все во­сточные экзотические товары. Но после раз­грома Волжской Булгарии в 1235 году поло­жение изменилось: путь по Волге был перекрыт^6. Новгород же из экзотических то­варов мог поставлять только меха и мёд. По­этому новгородцы разделились: одни счита­ли, что надо войти в союз с католическими рыцарями и очистить от степняков торговый путь по Волге, другие думали с точностью наоборот — договориться со степняками, после чего диктовать свои условия северным заморским купцам. Сами новгородцы ниче­го не решали (слишком незначительны были их силы), вопрос решался не ими, а Западом и Востоком: под чьим протекторатом ока­жется Северная Русь, которую позже можно было бы использовать как стартовую пло­щадку для дальнейшей экспансии в ту или иную сторону — смотря кто победит. За нов­городцев решил Александр, выбрав Степь. История показала, что он был совершенно прав, но значение этого решения не оценено ни историками, ни русским народом до сих пор.

Начало борьбе положил Запад. 9 декабря 1237 года папа Григорий IX отправил в Шве­цию буллу о крестовом походе на новгород­цев как на союзников язычества (то есть ок­рестных прибалтийских племён и татар). Участникам заранее отпускались все грехи. " Со священными песнями и с крестом впереди двинулись они на Русь", — пишет западный хронист.

Первым столкновением оказалась Невская битва. Подробности её изобилуют разночте­ниями, на которые ортодоксальные русские историки обычно закрывают глаза, прини­мая в основу "канонический" вариант. Одни рассматривают Невскую битву как поход Тумдны объединённых сил шведов, немцев и дат­чан; другие — как высадку шведов на бере­гу реки Ижоры при впадении в Неву для строительства крепости-форпоста; третьи — как стычку малочисленного отряда шведов, собравшихся в набег на город Ладогу; чет­вертые — как заурядную битву разрознен­ных отрядов новгородцев и шведов. Под­вергается сомнению и сама битва, так как в скандинавских и немецких хрониках она вообще не упомянута. Но какой же проиг­равший будет хвалиться поражением на каж­дом шагу!

Узнав о высадке шведов, Александр при­менил военную новинку, до него на Руси не ведомую. С малым конным войском он дви­нулся из Новгорода и за два дня одолел 150 километров. Здесь его войско пополнилось пешими ладожанами и "добровольными по-лочанами" — жителями Полоцкого княже­ства. Распространенную версию, что пешее новгородское ополчение добиралось к месту сражения по рекам, следует оставить без вни­мания, так как этот путь занял бы не менее недели и составил 340 километров. К тому же шведы наверняка издали заметили бы при­ближающиеся ладьи, на что, видимо, и на­деялись при высадке.

В 11 утра 15 июля 1240 года битва нача­лась с внезапной конной атаки. Воины "на­скакивали" на опешивших шведов и тут же отъезжали. Атака (даже прорыв к шатру пред­водителя) выглядела совершенно в духе степ­няков и не имела ничего общего с русским медлительным боем. Больше всего она похо­дила на кавалерийский налёт казаков-кайса-ков. Разгромленных шведов никто не пре­следовал (тоже военный закон Степи⁷), им даже позволили похоронить убитых в братс­кой могиле. Сам Александр, нарушая обы­чай русских князей, но действуя, как насто­ящий хан, по ряду версий, в битве не участвовал и уж тем более не наносил рану копьём шведскому предводителю Биргеру. Список из шести героев Невской битвы со­держит имена, которые по большей части должны были бы принадлежать исконным новгородцам. Но ведь ясно, что новгородс­кие летописцы и должны были взять из на­родной памяти именно эти имена. Что за дело новгородцам до дружинников Александра, у них — свои герои. Дружинники завтра на­всегда уйдут из Новгорода, а свои — вот они, всегда перед глазами.

В том же году магистр Ливонии Вельвен вступил в переговоры с Александром. От имени папы римского он предложил новгород­скому князю сообщать ему о передвижени­ях татар и совместно участвовать в кресто­вом походе на Батыя. Александр ответил отказом и в письме изложил основы право­славного учения, "а от вас учения не при­нимаем".

После этого Александр, "водворив поря­док" в Новгороде, пошёл войной на немцев. Он разорил только что отстроенный немец­кий город-форпост, часть немцев пленил, ос­тальных отправил домой. Воевавших против него изменников из новгородцев, вожан и чуди князь повесил в Новгороде (опять-таки обычай более присущий татарам и монго­лам). Видимо, этот факт переполнил чашу терпения новгородцев (среди изменников на­верняка присутствовала боярская знать), при­выкших всё решать самим, и они выгнали своего защитника, позвав на его место брата Андрея, которому сказали: "А что, княже, брат твой Александр делал насилие в Новго­роде, а от того ся, княже, отступи".

После этого Александр уехал к отцу в Пе-реяславль или в Орду, о чём сообщает Нов­городская летопись. Но не прошло и года, как немцы опять двинулись на Северную Русь и заняли Псков. Новгородцы опомнились и стали звать князя. Александр попросил дру­жину "у отца"^8, после чего брат Андрей при­вёл в Новгород низовые полки. Войско ос­вободило Псков и двинулось в Ливонию. Александр отправил вперед "в зажитье"⁹ часть конницы под командованием посадс­кого сына Домаша и Кербета (очевидно та­тарского происхождения). Немцы приняли этот отряд за главные силы, разбили его и по льду Чудского озера двинулись к Пскову. Сильно поредевший передовой отряд соеди­нился с основными силами у скалы Вороний камень на Узмени. Немцы подошли и пост­роились "свиньёй". Александр расставил пешую рать перед высоким обрывом, чтобы отступать было некуда и чтобы, если "сви­нья" прорвётся сквозь строй пеших (а там стояли самые неопытные и плохо вооружён­ные), она упёрлась бы в обрыв и неминуемо повернула бы назад. На флангах размести­лись конные низовые полки, свою дружину Александр увёл в лес, в засаду.

5 апреля 1242 года состоялась битва. Об­ратив немцев в бегство, конница Александра гнала их по льду семь вёрст.¹⁰ Погибло 500 рыцарей, а 50 предводителей взяли в плен. Такого разгрома рыцарского войска до тех пор не бывало: в средневековых европейских битвах обычно гибло от 10 до 50 рыца­рей. Известны битвы, в которых вообще не было убитых.

После Ледового побоища Батый прислал за Невским. Можно предполагать, что в Са­рае он дал Александру несколько уроков, как должен вести себя настоящий хан, потому что по возвращении в Новгород Невский сильно возвысил княжескую власть. Роли по­менялись: теперь он диктовал вече и посад­никам "нормы поведения". Последующие походы Александра также носили не столько завоевательный характер, сколько стремле­ние обезопасить и укрепить северную грани­цу Золотой Орды. Это видно уже из того, что когда он задумал женить своего сына на до­чери норвежского короля Хакона, то Сарай запретил ему этот брак: вероятно, татары уже тогда понимали, что ничего хорошего им этот брак не сулит.

Битва на Чудском озере надолго отбила у немцев охоту воевать с Русью. Когда в 1254 году папа Иннокентий IV призвал католи­ческие ордена собраться в ещё один кресто­вый поход против татар, его воззвание не по­действовало на рыцарей (ведь за год до этого Александр с низовыми полками совершенно безнаказанно прогулялся по Ливонии в 1252 году Александр в правление сына Батыя Сартака вторично поехал в Карако­рум. Пока его не было, великий князь Анд­рей и его дядя Святослав подняли бунт про­тив татар. На Русь был выслан с войском ханский сын Неврюй. Андрей бежал в Гер­манию, Святослав умер. Неврюй пожег ок­рестности Владимира и, решив, что доста­точно покарал бунтовщиков, удалился. После этого Александр занял великокняжеский пре­стол и стал наводить на Руси тишину и по­рядок.

В 1256 году он вместе с остальными рус­скими князьями отправился в Городец Вол­жский, чтобы решить важное дело: пред­стояла перепись населения и распределение между княжествами дани. Одновременно Александр послал хану Улагчею, сыну Сар­така и своему названному племяннику, просьбу помиловать брата Андрея и отдать ему Суздаль. Из Городца Невский выехал в Орду и вернулся на Русь с ханскими баска­ками. Русские и советские историки писа­ли, что Александр приехал из Орды укро­щать русский народ. Однако он больше действовал горячим и убедительным сло­вом, а к мечу прибегал в крайних случаях. Баскаки "изочли всю землю", поставили де­сятников, сотников и тысяцких. На следу­ющий год Александр вместе с братом Анд­реем повезли в Орду дань. Но впереди ещё была перепись новгородцев, которой те со­вершенно не желали. Александр оказался в щекотливом положении: с одной сторо­ны, новгородцы не раз его предавали; с дру­гой, они всё же много способствовали его воинской славе; с третьей, татары для него тоже сделали немало. В 1259 году в Новго­род от Невского приехал боярин Михаил Пинещинич и сказал: "Не хотите перепи­си, то вот идут полки с Низовой земли". Казацкое войско пришло в Новгород вме­сте с ханскими послами Берке и Касачи-ком. Народ восстал. Ханские послы стали просить Невского защитить их. Зная, чем может обернуться для Новгорода смерть послов, князь поставил возле посольского отряда свою дружину. Но сбор дани пре­кратился. Тогда Невский с ханскими по­слами выехал из Новгорода. Новгородцы испугались и вернули послов.

Походы Александра Невского настолько напугали Европу, что папа римский прика­зал вычеркнуть само имя Русь и отныне называть русских татарами. Но в 1260 году он опять призвал ливонских рыцарей отнимать русские земли, "занятые татарами". Основа­ние вспомнить о русских у него было очень серьёзное: разлад в самой Монгольской им­перии. В конце 50-ых — начале 60-ых годов Волжская Орда выделилась в самостоятель­ное государство со столицей в Сарае. Веро­ятно, одной из главных пружин этого шага стало принятие её новым ханом Берке му­сульманства. Между Сараем и Каракорумом вспыхнула ничем не прикрытая вражда. Алек­сандр Невский принял сторону Сарая и стал "побивать татар" — уничтожать чиновников каракорумского Мункэ-хана. Однако у него были задачи и поважней: подстрекаемые папой и собственной жадностью немецкие крестоносцы опять двинулись на Русь. Все низовые полки (на этот раз в союзе с литов­ским князем Миндовгом, которого со всем его народом крестоносцы рассчитывали об­ратить в католичество) под предводительством брата князя Ярослава Тверского и с дружи­ной сына князя Дмитрия Александровича двинулись на Дерпт. Город был взят "еди­ным приступом", немцы срочно запросили мира.

Сам Невский в этом походе не участвовал, потому что должен был срочно выехать в Орду. Хан Берке начал войну с Персией и требовал от Александра сильное войско для похода на Дербент. Около года Александр провёл в Орде, богатыми дарами и разумны­ми речами уговаривая не отбирать низовые полки и не оставлять беззащитными северо­западные рубежи. Хан Берке колебался, а потом умер, и война с Персией затухла сама собой. Но в это же время на Руси вновь на­чались бунты и антитатарские выступления. Александру и на этот раз удалось уговорить нового хана Менгу-Тимура наказать бунтов­щиков не смертью, а деньгами. Деньги ново­му хану как раз были нужны.

С этим поручением Александр выехал из Орды, но в дороге заболел и остановился в Городце, где и умер в 1263 году. По иронии судьбы, Городец впоследствии был переиме­нован и стал столицей Касимовского хан­ства. Великого князя похоронили во Влади­мире.

Неизвестно, как сложились бы судьбы мира, проживи дольше хан Батый и князь Александр. Вопреки распространённому мне­нию, что Батый разорил и опустошил Русь, сами русские того времени называли его "добрым ханом". Вероятно, и уважительное слово "батя" корнями своими уходит к Ба­тыю. Если б не презрительное отношение к нему со стороны монголов как к "незакон­норожденному внуку" Чингисхана, если бы Батыю удалось стать великим ханом (а не ханом Орды, состоящей из завоёванных им же земель), то он перенёс бы столицу из Ка­ракорума в Сарай. Тогда можно было бы го­ворить о новых походах на Запад. Но этого не случилось: у Истории оказались свои пла­ны. Добрый же хан Батый, благодаря усили­ям монастырских летописцев остался в па­мяти потомков неким кровожадным и бессердечным преступником. Но нам-то с вершины прошедших лет не худо было бы знать, что если бы не хан Батый и князь Александр, то от Смоленска до Нижнего Новгорода сейчас стояли бы не церкви, а костёлы.

И нас бы не было...

 

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ОДНОГО    ХАНА

 

Татарин – жестокая дисциплина и полное презрение к телу

 

Когда затронута честь, татарин должен действовать немедленно, решительно, безупречно, не заботясь о собственной жизни

 

Мир знает не слишком много полити­ческих деятелей, которых можно было бы поставить в один ряд с такими, как Алек­сандр Македонский, Цезарь и Наполеон. Но Улуг-Мухаммед (Великий Мухаммед), безусловно, из их числа. Жизнь его не ме­нее интересна и так же переменчива. И точ­но так же он добился всех поставленных собой целей, основав в придачу два хан­ства, которые сыграли немаловажное зна­чение в истории Евразии. О нём должны быть написаны десятки исторических и авантюрных романов, ибо биография жиз­ни позволяет. Однако почему-то этот про­бел не восполнен до сих пор. Нижеследу­ющие строки представляют краткий исторический пересказ подобного несущствующего романа и, возможно, подвигнут какого-нибудь литератора вспомнить об этом удивительном человеке.

После нашествия Аксак-Тимура в Большой Орде происходила ожесточенная борьба за престол между прежним ханом Тимур-Кутлу-гом, свергнушм Тохтамышем, и Тохтамышем, свергнутым Аксак-Тимуром, то есть борьба между Синей и Золотой ордой. Борьба дли­лась долго и передалась по наследству. Нако­нец, сыновья Тохтамыша постепенно стали брать верх. Среди них особенно выделялся Джелялетдин (Джевал-эд-дин). В 1411 году ему в союзе с литовским князем Витовтом удалось свергнуть сына Тимур-Кутлуга и за­нять ханский престол.

Джелялетдин восстановил господство та­тар над Россией, которое было расшатано многолетними междоусобицами. Он вызвал великого князя Василия (сына Дмитрия Дон­ского) в Сарай и заставил аккуратно выпла­чивать дань. Во всё правление этого хана под­чинение России оставалось незыблемым, а ситуация в стране спокойной.

Но вот в 1431 году после смерти Василия Дмитриевича на суд к сыну¹¹ Джелялетдина Улуг-Мухаммеду прибыли великий князь Юрий Дмитриевич и Василий Васильевич (сын и внук Дмитрия Донского, дядя и пле­мянник между собой). Суть спора состояла в том, что Юрий являлся наследником по праву старшинства в роде (то есть по старине), а Василий по завещанию своего отца. Хотя пос­ледний был и малолеток, но за него стояли московские бояре и практически все ордын­ские мурзы. Им не составило большого тру­да убедить Улуг-Мухаммеда, чтобы ярлык на великое княжение достался племяннику. Единственным защитником Юрия выступил мурза Тегиня, но ему сам Улуг-Мухаммед пригрозил смертью, если он скажет ещё хоть слово в защиту прав Юрия. После этого Ва­силий Васильевич был возведен на престол в Успенском соборе Московского кремля хан­ским послом.

Правительство Улуг-Мухаммеда и его по­литика были самостоятельными и обеспечи­вали как внутренний, так и внешний миро­порядок. Сам хан настолько интересовался международной политикой и хотел в ней по­участвовать, что в 1428 году отправил по­сольство в Египет. Однако в 1436 году собы­тия приняли для Улуг-Мухаммед а дурной оборот. В некоторой степени он и сам был в этом виноват. Татарские источники излагают эти события так. После вступления на престол Улуг-Мухаммед приказал разыскать убежище смертельно раненого князя Эди-гея — приверженца династии Тимур-Кутлу-га и вообще человека уважаемого за многие военные подвиги — и убить его. Сыновья Эдигея и племянник Тимур-Кутлуга Гияс-Эддин бежали в Россию. Василий Василье­вич, посаженный на московский престол Улуг-Мухаммедом, радушно принял бегле­цов: ему было выгодно поддерживать распри в Саранском царстве (как называли на Руси Золотую Орду), поскольку позволяли или ослабить бремя дани, или просто не платить во всё время смуты. Однако по отношению лично к Улуг-Мухаммеду это было явно чер­ной неблагодарностью, но редкий политик помнит добро.

Остыв и оправившись, беглецы собрали 3-тысячный отрад и неожиданно напали на Улуг-Мухаммеда. Потерпев поражение, хан был низложен, с остатками гвардии бежал в Крым и силой захватил его. А победитель Гияс-Эддин занял Сарай и стал ханом, но через год умер.

Ему наследовал юноша Кичи-Мухаммед (Маленький Мухаммед). Улуг-Мухаммед не та» собирался до конца жизни отсиживаться в Крыму и мириться с потерей Сарая. Воспользовавшись малолетством и неопытнос­тью Кичи-Мухаммеда, он напал на него, но потерпел поражение. После этого произош­ло ещё несколько сражений, за которыми пос­ледовал мирный договор. Согласно ему к Кичи-Мухаммеду отошли приволжские зем­ли, а за Улуг-Мухаммедом закреплялся Крым, как самостоятельное ханство.

Мир, однако, над головой Улуг-Мухамме­да просиял ненадолго. Скоро он поссорился с командующим крымскими войсками Хай-даром. Причина распри характеризует Улуг-Мухаммеда лучшим образом, как человека, который неукоснительно следовал законам чингизидов. Раздор между ними начался го­раздо раньше, в 1430 году, когда Улуг-Му-хаммед ещё владел Сараем. В это время Хай­дар нарушил данную им клятву и обманом пленил мценского воеводу Григория Протасьева. Улуг-Мухаммед высказал ему своё яв­ное неодобрение. Тогда Хайдар промолчал, но сейчас, в Крыму, он чувствовал свою силу. Хайдар обратился за помощью к сыну Тох-тамыша и, следовательно, дяде Улуг-Мухам­меда хану Сайд Ахмету, обещая передать ему Крым. Последний не замедлил прислать вой­ско. Устоять против них Улуг-Мухаммед с 3-тысячной гвардией не мог и, не надеясь на успех, бежал, оставив уже второй ханский трон.

Он искал "своё царство". В начале зимы 1437 года Улуг-Мухаммед вошел в пределы России, надеясь на покровительство и по­мощь великого князя Василия Васильевича, получившего ярлык на княжение из его рук, и занял город Белев, находившийся на юго-западной окраине Московского государства. Он послал к князю сказать об этом. Но Ва­силий, вероятно, желая показать свою пре­данность новому хану Большой Орды, а что более вероятней — желая натравить их друг на друга, потребовал от Улуг-Мухаммеда уда­литься за пределы России. Выполнить это требование Улут-Мухаммед уже не мог, даже если бы захотел: наступила зима. Поэтому он решил зимовать здесь в любом случае и построил лагерь, который был обнесен ле­дяной стеной. Тогда Василий отправил про­тив Улуг-Мухаммеда сильные полки¹² под водительством своих двоюродных братьев Ше-мяки и Красного, сыновей Юрия Дмитрие­вича. Расчет его был очевиден: ведь именно Улуг-Мухаммед лишил их отца, а, следова­тельно, и их самих московского престола в пользу Василия. В дороге, как пишет С.М. Соловьёв, князья не стеснялись. Они грабили "своих, русских, мучили людей, допыты­ваясь у них имения (то есть имущества), били скот и позволяли себе всякого рода неприличные поступки ("неподобная и сквер­ная деяху"). Когда они пришли к Белеву, то хан испугался (и было от чего!) и прислал просить мира, отдаваясь на всю волю князей русских, но те не послушали его речей, дви­нулись к городу и нанесли татарам сильное поражение. На другой день татарские мурзы приехали опять для переговоров с великок­няжескими воеводами: хан давал сына и мурз своих в заложники, обязывался, пока жив, стеречь Русскую землю и не требовать ника­ких выходов (то есть дани).

Как видно, татары Улуг-Мухаммеда и в самом деле находились в безвыходном поло­жении: бежать в зимнее время они не могли (да и некуда было), оставаться под Белевым было равносильно смерти. Известно, одна­ко, что человек, поставленный в безвыход­ное положение, сражается за десятерых. Так оно и получилось.

Шемяка и Красный не приняли условия мурз Улуг-Мухаммеда. Тогда мурзы сказа­ли им: "Не хотите мира, так оглянитесь на­зад!". Те оглянулись и увидели, что всё рус­ское воинство бежит назад от татар. Это воеводе Григорию Протасьеву в 1430 году. Этот воевода как раз находился со своим полком в стане рус­ских под Белевым. Помня о добре, которое оказал ему Улуг-Мухаммед, и то, что теперь и сам Улуг-Мухаммед пострадал от того же Хайдара, Протасьев решил ответить добром на добро. "Он предался на сторону хана и начал говорить московским воеводам: "Ве­ликий князь мой (литовский13) прислал ко мне приказ, чтоб я не бился с ханом, а зак­лючил с ним мир и распустил полки". Ког­да московские воеводы приуныли от этого объявления, Протасьев послал ночью к хану, чтобы тот утром напал на московскую рать. Утро, как нарочно, было мглистое, и рус­ские сторожа не видели, как татары вышли из города и напали на московские полки; Протасьев побежал прежде всех, крича "Беги! Беги!" — и все в ужасе побежали за ним". (С.М. Соловьёв)

В живых после этой битвы осталось толь­ко восемь воевод, а простого люда полегло не меряно. Победа хана казалась фантасти­ческой, однако главную роль в ней сыграло то, что татары оказались в безвыходном по­ложении, и то, что их хан был справедли­вым. В дальнейшем он не раз подтверждал это и другими поступками. О них речь впе­реди.

Но оставаться в Белеве долее Улуг-Му­хаммед всё равно не мог: он не имел ни пищи для людей, ни корма для скота. Тогда Улуг-Мухаммед принял опять-таки беспре­цедентное решение: уже имея опыт оттор­жения от Сарайского царства Крыма (кото­рое было утверждено договором между ним и Кичи-Мухаммедом), Улуг-Мухаммед, не желая оставаться политическим эмигрантом в России, решил отторгнуть в свою пользу другую часть владений Большой Орды и восстановить в Среднем Поволжье самосто­ятельное мусульманское государство, како­вым была Булгария. Не обращая внимания на холода и метели, хан со своим 3-тысяч­ным отрядом пошел степью вдоль южных границ России сквозь мордовские земли, переправился через Волгу и достиг Булга-рии в январе 1438 года. Этот переход впол­не можно сравнить с "Железным потоком", который описал Серафимович.

После разгрома 1361 года и нападения кня­зя Федора Пестрого в 1432 году город Бул­гар лежал в руинах, уцелевшее население от­хлынуло на север за Каму и сосредоточилось вокруг Казани, которая тоже сильно постра­дала от русских набегов. Её-то и решил Улуг-Мухаммед избрать своей новой столицей, от­чего и созданное им ханство получило название Казанского¹⁴.

О дальнейшем рассказывают двояко. По одной версии, будто бы Улуг-Мухаммед си­лой взял Казань и при этом убил местного правителя бека Гали (Али). И это вполне мож­но было сделать с 3-тысячным отрядом, если учесть в каком плачевном состоянии нахо­дилась тогда Казань. Но есть и другая вер­сия, согласно которой Гали признал в Улуг-Мухаммеде "природного хана", чингизида, и добровольно отдал ему город. Эта версия имеет такое же право на существование, как и первая. Поскольку других данных нет, каж­дый историк отдает предпочтение той, кото­рая более подходит замыслам и целям его труда.

К приходу Улуг-Мухаммед а Казань при­няла на себя всё политическое и экономи­ческое значение для края за лежащий в руи­нах Булгар. При отце Улуг-Мухаммеда Казанью управлял один из сарайских царе­вичей — Талыч, который в 1411 году, в со­гласии с политикой Джелялетдина, оказал поддержку нижегородскому князю Даниилу Борисовичу в борьбе против Москвы. После этого-то Восточная Русь и признала Казань достойной наследницей Булгара.

Город, ставший столицей края, располо­жен в НО километрах от Булгара, вверх по течению Волги, при впадении в неё реки Ка­занки. Местоположение Казани экономичес­ки не так привлекательно, как Булгара, но природой Казань укреплена лучше. Поло­жение города очень выгодно при его оборо­не, особенно со стороны запада: неприяте­лю пришлось бы переправляться через Волгу и по болотистой низменности подступать к крепости, расположенной на высоком мысу. Наиболее укрепленная часть как раз была обращена в русскую сторону, а слабая, тыло­вая — в противоположную. Если б Казань разместилась на другом берегу Волги, то её тылы оказались бы ближе всего к русским границам.

Около года Улуг-Мухаммед укреплял сис­тему государственного управления и созда­вал боеспособное войско. К нему стекались татары со всего Дешт-и-Кипчака, и всех он охотно принимал и селил, наделяя работой или службой. Таким образом, в начале 1438 года возникло независимое Казанское хан­ство.

Весной 1439 года Улуг-Мухаммед почув­ствовал себя настолько сильным, что решил проучить Москву за содеянное её князем пре­дательство под Белевым. К тому же он хотел заставить великого князя платить дань по-прежнему ему, как истинному хану, а не в Сарай Кичи-Мухаммеду. Реализуя эти цели, он предпринял поход, занял Нижний Нов­город и в начале лета подошел к Москве. Князь Василий бежал на север, бросив город на произвол судьбы и поручив оборону од­ному из бояр. С 3 по 13 июня хан стоял под Москвой, но взять город не смог. Тогда он сжег посады¹⁵ и удалился.

В течение следующих пяти лет отношения Москвы и Казани были мирные. Но в 1444 году Улуг-Мухаммед решается на второй по­ход. Осенью он берет Нижний Новгород, где остается зимовать, а в январе 1445 года посы­лает отряд на Муром. Здесь казанцы потерпели поражение, из-за которого пришлось ос­тавить даже Нижний Новгород. Но уже в ап­реле Улуг-Мухаммед опять занял его, и ка­занское войско под начальством ханских сыновей Махмуда (русские летописи называ­ют его Махмутек¹⁶) и Якуба вступило в мос­ковскую землю и дошло до Владимира. Вели­кий князь пошел к Суздалю и встал на реке Каменке, ожидая подхода других князей и союзных ему татар. 6 июля московское войс­ко переполошилось, подняло знамена и вышло в поле, но неприятель не показался, и Васи­лий Васильевич вернулся в стан и сел ужи­нать с князьями и боярами. Пили всю ночь, так что великий князь, едва отслушав заутре­ню, повалился спать. Но тут пришла весть, что казанцы переправляются через реку Нерль. Великий князь кое-как собрался и выступил в поле, но войска у него было всего полторы тысячи: союзные князья не подошли, а Ше-мяка не захотел явиться, хотя стоял рядом и за ним не раз посылали. Противники сошлись подле Спасо-Евфимьева монастыря, и в пер­вой стычке казалось, что русские одолели та­тар, так как те обратились в бегство. На са­мом же деле они применили излюбленный прием степняков: когда русские погнались за ними и расстроили ряды, казанцы повернулись и совершенно сокрушили русских. Ве­ликий князь долго отбивался, но, получив множество ран, был пленен. Судьба словно смеялась ему в лицо, ибо великий князь уже второй раз попадал в плен¹⁷. Сыновья хана сняли с него нательный крест и отослали в Москву матери и жене пленника, чтобы пре­сечь всякие слухи. Потом великого князя от­правили в Нижний Новгород к Улуг- Мухам­меду. Они опять встретились через 14 лет.

Улуг-Мухаммед не думал мстить лично Ва­силию за предательство под Белевым, он хо­тел лишь восстановить то своё ханское дос­тоинство, которое он утратил, покидая Сарай. Отступив к Курмышу — пограничному го­роду на реке Суре, — хан отправил посла к двоюродному брату пленного Шемяке. Но последний меньше всего желал, чтобы вели­кому князю вернули свободу: ведь этот плен наконец-то открывал Шемяке прямую доро­гу на московский трон. Шемяка и на битву, преследуя эти же цели, "опоздал". Поэтому, наговорив много плохого о Василии, как ни­куда негодном правителе, Шемяка отпустил посла "со всем лихом на великого князя", по словам летописца. Но тут он просчитал­ся, он не учел ханскую гордость. Ведь имен­но из рук Улуг-Мухаммеда московский князь получил ярлык на великое княжение. Пере­давать его теперь другому — значит, распи­саться в собственной ошибке, совершенной 14 лет назад. Нет, этого Улуг-Мухаммед де­лать совсем не собирался. Каким бы плохим правителем и предателем Василий не был, но это был его князь, Улуг-Мухаммедом по­саженный.

За свободу московскому князю были пред­ложены условия, которые он безоговорочно принял. Во-первых, он признавал свою за­висимость от Казани, а не от Сарая. Во-вторых, должен был платить Казани "вы­ход" (дань) в тех же размерах, что и раньше, когда Сарайским ханством владел Улуг-Му­хаммед. В-третьих, в русские города назна­чались 500 казанских чиновников, а в обес­печение контрибуции казанцы получали доходы с некоторых городов в виде кормле­ния.

Что же касается выкупа лично за великого князя, то здесь источники расходятся. Обычно историки пишут, что Василий обещал дать за себя "сколько сможет", ссылаясь на такой летописный текст: "Царь Улу-Махмет и сын его утвердили великого князя крестным цело­ванием, что дать ему откуп, сколько смо­жет. А иное Бог весть и они между собою". Последняя фраза указывает на то, что ос­тальные условия освобождения хранились в тайне.

Но другие летописи называют более кон­кретные числа: "От злата и серебра, и от портища (одежды) всякого, и от доспехов пол-30 тысящ".

Наконец, третьи источники называют сум­му в размере 200 тысяч рублей. Но она неве­роятна. Таких денег тогда во всей России, наверное, не было. Героизируя прошлые вре­мена, летописец придумал такую сумму точ­но так же, как веком или двумя ранее он сочинял о былинных богатырях трехметро­вого роста.

1 октября великий князь был освобожден.

В Москве эти условия не были Известны. Говорили, что Василий за свободу обещал хану всё Московское княжество, а себе ос­тавлял только Тверь. Ещё до возвращения князя, народ отказался признавать заключен­ный им договор. Недовольны оказались все — купцы, духовенство, бояре. Через три с по­ловиной месяца Василий был низложен дво­юродным братом Шемякой, ослеплен и со­слан вместе со своими малолетними детьми. Такой поворот событий совершенно не уст­раивал Улуг-Мухаммеда, ибо лишал его всех  достигнутых побед и их результатов. Васи­лий ведь и был свергнут для того, чтобы не платить ни контрибуции, ни выкупа за него. На выручку князя хан послал сыновей Каси-ма и Якуба. В это же время разбежавшиеся во все стороны князья и бояре — сторонни­ки Василия — деятельно готовились к войне с Шемякой, чтобы вернуть великому князю московский трон, а себе вмиг утраченные привилегии и власть. Шемяка понял, что если на него насядут с двух сторон, то он не удер­жится, и пошел на попятный. В конце 1446 года Василий Васильевич был восстановлен на престоле, в 1447 году возобновлен дого­вор между ним и Улуг-Мухаммедом.

Прибывшие на Русь казанцы стали устра­иваться так, как им удобно, что вполне есте­ственно для победителей. Но надо признать, что массовое введение иностранцев в состав администрации, наплыв их внутрь страны, тяжелые налоги, которые именно они взи­мали в уплату контрибуции, наконец, отме­жевание Касимовского удела — всё это вы­зывало сильное недовольство русского и после перехода в Казань прочным и непре­рывным. Вынужденный оставить Сарай, он отправился в Крым и основал новое незави­симое государство, самостоятельность кото­рого вынужден был признать сарайский хан. Вынужденный вторично перед неодолимой силой уступить престол, Улуг-Мухаммед не пал духом и вступил в пределы России, наде­ясь служить ей, но и тут натолкнулся на пре­дательство. Тогда, одержав победу под Беле-вым, он решил отторгнуть от Сарая всё Среднее Поволжье и основать ещё одно неза­висимое государство. И этот грандиозный за­мысел (имея всего-то трехтысячную дружи­ну!) был им успешно выполнен. Затем на руинах в течение каких-то нескольких лет он создал могущественнейшее государство и обеспечил его дальнейшее существование как экономически, политически, так и военной силой. В самой России он рассадил повсюду верных людей, предупреждая любые неожи­данности с её стороны, а внутри даже создал ещё одно государство в государстве — Каси­мовское ханство. Большой государственный ум, громадная предприимчивость и колоссаль­ная энергия характеризуют его. И в то же вре­мя это был истинный чингизид, гордый и не­преклонный, верный степному кодексу чести историю с Григорием Протасье-вым).

Умер Улуг-Мухаммед некоторое время спустя после возвращения из похода на Мос­кву в 1445 году…

 

Комментарии

¹Точнее будет сказать: её конную часть. — в чём мы ещё убедимся.

²К этому мы ещё вернёмся. Основное же доказательство сводится к тому, что князья Восточной Руси обычно женились на половецких дочерях, потому что браки между близкими родственниками запрещались. Нельзя не учитывать и политические соображения: ведь с тестем или зятем проще договориться, чем с соседом.

³Этот манёвр породил ещё одну, возможно, самую "богатую" загадку русской археологии. Речь идёт о самом большом кладе, называемом "Серебро Батыя". Суть такова.

Покорив многие города Руси, войско Батыя двину­лось на Новгород. Однако Батый до Новгорода не до­шел — помешала осенняя (или весенняя) распутица в непролазных лесах и болотах. Кони стали падать от бескормицы, холод, голод угрожали и самим татарам. И, как всегда бывало в подобных случаях, опытный военачальник приказал войску избавиться от лишнего груза. В том числе и от серебра, взятого Батыем в русских городах. Известно, что когда Батый подошел и осадил малый городок Козельск, за стенами которо­го находились необходимые победителям припасы, не­посильного груза при войске уже не было. Батый ос­тавил его где-то по дороге.

Современник ордынских завоеваний перс Джувейни описал в своем сочинении "История завоевания мира" разгром Москвы, от которой "они оставили только имя её, и нашли (там) много добычи". И действительно в Москве позже были найдены несколько кладов эпохи "Батыева разорения". Немало было обнаружено в Ряза­ни, во Владимире, в других городах.

Искать "серебро Батыя" пытались издавна. По ле­тописям и сказаниям был восстановлен путь Батыя, вычислены примерные места захоронения. Судя по всему, Батый приказал вывезти ценности на середину одного из озер недалеко от современного города Сели-жарово и вывалить "серебро" на дно. Как настоящий сын степи, самой большой ценностью он считал коня, '| а не материальные богатства. Собирался ли Батый вер­нуться за кладом — Бог весть, более его всадников в этих краях не видели.

На сегодняшний день энтузиастами проделана ог­ромная работа: взяты пробы воды в десятках озер Се­лигера, многие часы проведены в архивах. Биохими­ческие анализы воды показали, что лишь в одном озере ионы серебра значительно превышают норму. Архи­вные исследования тоже значительно сузили район предполагаемого захоронения, в этот район попало и озеро с аномальным превышением ионов серебра. В 1997 на этом озере была проведена разведка дна с при­менением эхолотов и металлоискателей. Зафиксирова­ны четыре аномалии, однако многометровый ил на дне озера не позволил добраться до материка.

⁴Гуюк даже обозвал Батыя старой бабой и грозился оттаскать за волосы.

⁵Существует версия, будто к Туракине поступил донос боярина Фёдора Яруновича, в котором Ярослав был оговорен: он вступил в союз с римским папой Иннокентием ГУ. Версия эта очень слаба, но ради пол ноты картины мы её упомянем.

⁶Южный путь в это время также почти не функциионировал из-за многочисленных крестовых походов за Гробом Господним.

⁷Смысл его в том, что победители, расстроив ряды на большом расстоянии или увлекшись грабежом, сами могут в скором времени оказаться побеждёнными.

⁸Здесь непонятно, о каком "отце" идёт речь: о том, чьим сыном он был, или о том, который считал его своим пасынком.

⁹Своего рода разведка и способ поживиться одновременно.

¹⁰В известной патриотической картине "Александр Невский" русские полки бросаются на крестоносцев с криками "Ура!". Однако "ура" — это боевой татарский клич. Русские в те времена ничего подобного кричать не могли, наоборот, они должны были бы вздрогнуть от этого "ура". Может быть, режиссёр, зная правду об участии татар в битве, сумел просунуть её "между строк"?

¹¹По некоторым данным, Улуг-Мухаммед приходился ему племянником.

¹²Некоторые называют цифру до 40 тысяч, но это, скорее всего, преувеличение. Однако значительный перевес русских над 3-тысячным отрядом Улуг-Мухаммеда несомненен.

¹³В то время Мценск относился к владениям Литвы.

¹⁴Существует версия, что Улуг-Мухаммед не остался в разоренной Казани, а построил рядом другую, деревянную.

¹⁵Это делалось каждый раз при осаде Москвы, чтобы расчистить путь для конницы.

¹⁶На самом деле Махмутек — это просто уменьшительное от Махмуда, как Калигула (сапожок) — от Са%а (сапог).

¹⁷Первый раз его пленил дядя Юрий Дмитриевич в апреле 1433 года.

 

И ЯВИЛАСЬ КАЗАНЬ...

Кто не знает своего прошлого у того нет будущего

Происхождение Казани окружают преда­ния, легенды и научные гипотезы, как лю­бой древний и знаменитый город.

И каждые версия или сказание имеют пра­во на жизнь, потому что на пустом месте не появляются. Ещё лучше, когда они подкреп­ляются историко-археологическими розыс-каниями.

... В 1003 году некий хан из киргиз-кай-сацкого (казацкого) рода Караджуров облю­бовал на Волге, в пределах Булгарского хан­ства, завидное место для хранения своих богатств. И основал поселение Балта, на месте будущей Казани. Балта не стала торговым центром, уготовив себе судьбу склада това­ров. Позднее ею владей некий эмир Шам-гун, сын хана Адама. Но в 1103 году поселе ние стало городом, получившим название Учель. Правили в нём булгарские ханы Улуг-бек, Мартюбы-Арбат, Улугбек-Азан и дру­гие. В 1219 году городом завладел хан Газан, сын хана Гельбира. По его имени город стал называться Газан. А потом уж народ сам пе­реименовал его в более удобную для себя форму — Казань.

Вышеизложенная версия не пользуется особой популярностью в научных кругах. — Никакого мифического хана Газана не было! — категорически заявляют пессимис­ты. — Да и складом товаров Казань никогда не была!

Но другие историки настаивают на обрат­ном:— Казань с самого основания была и останется самым бойким местом внутренней торговли, ибо такова её география. А где же торговать оптом, как не складе!

Не будем попусту спорить. Начнем с нуля. В "Дневнике" русского ученого первой по­ловины XVIII века Рычкова отмечены мно­гочисленные доисторические укрепления, разбросанные десятками по Волге, Каме, Белой и Чусовой. Подобным укреплением, видимо, было и Старое городище на одном из казанских холмов.

Историческое же время появления Каза­ни датируется 1177 годом. Об этом было заявлено на Поволжско-Уральской археоло го-этнографической конференции в Казани:

"Считать, что исследования, проведенные в 1974 году на территории Казанского Кремля, выявили культурный слой ХII-ХIIГ ве­ков, что дало значительные материалы для датирования возникновения столицы Тата­рии (1177 год)".

Уже готовились праздновать 800-летие Ка­зани, но почему-то празднование не состоя­лось.

Тем не менее с этой датой, или шире — с XII веком как началом Казани — согласны виднейшие татарские ученые. Главный ко­зырь — башня Сююмбике. Доктор истори­ческих наук А. Халиков, рассказывая о ней, исходит из предложенной версии.

"Археологические раскопки, проведенные с юго-западной и западной сторон башни в 1976 — 1977 годах, выявили здесь хорошо сохранившийся фундамент более ранней до-зорно-сторожевой башни Казани XII — XIV веков. По ним установлено, что эта ранняя башня, имевшая также два пилона и 5 — 6 ярусов общей высотой в 25 — 30 метров, была построена из белого камня и квадрат­ного булгарского кирпича на фундаменте глубиной до полутора метров, дно котлова­на которого также было уплотнено сваями. В начальной части кладки обнаружена мо­нета 40-ых годов XIII века, чеканенная в Булгаре"

 

Расположенная вблизи Великого Булгара, столицы Булгарского ханства, Казань дей­ствительно оказалась форпостом государства. Само название Казань читается как "Казан", то есть, по этимологическим розысканиям ученых, "край земли", "предел", "граница". Учли и то, что казацкий элемент был широ­ко представлен в городе. Слово "Казань" в чем-то созвучно с "казак". А казаки всегда селились по границе или на селищах.

Но и "пограничная" версия тоже не пользуется большой популярностью. Посмот­рим на следующую.

В русских летописях булгары-казанцы впервые упомянуты под 1164 годом.

А по другим летописным отрывкам Старая Казань была основана в 1290 году. Приво­дится также дата 1290/1298 годы. Предание таково: князь Можайский и Ярославский Федор Ростиславович Чермный женился на дочери ордынского хана. В приданое за же­ной он взял 36 городов и в их числе Казань. Его тесть хан Ногай, более известный в ис­тории как темник Золотой орды, а потом уже властитель земель от Дона до Дуная, никог­да не правил в Среднем Поволжье. Однако его власть и влияние были так велики, что он по своему усмотрению сажал на престолы и свергал с них ханов. Кстати, сам Ногай был женат на незаконнорожденной дочери императора Византии.

Вряд ли и этому преданию можно полно­стью доверять.

К достоверным историческим фактам при­числяют: основание Казани при ордынском хане Менгу-Тимуре, напавшем на Булгарию в конце XIII века; разрушение Казани рус­скими в 1399 году; а также организованное переселение жителей Великих Булгар в XIV веке из-за эпидемии чумы.

Далее предания и летописи перекидыва­ют мостик к строительству Новой Казани, к возникновению Казанского ханства.

Исторически это событие связывается с ха­ном Улуг-Мухаммедом, потомком Джучи. В 1437 году он потерял власть в Золотой Орде. Изгнанный хан вышел из Орды с 3 000 каза­ков. После военных и политических мытарств Улуг-Мухаммед захватил Казань и стал на­зываться казанским ханом. "Рады ему были оставшиеся от плена разоренные казанцы-булгары и молили его быть заступником от русских".

Предвидя столкновения с Московским княжеством, Улуг-Мухаммед построил Но­вую Казань — неприступную крепость, окруженную дубовыми стенами с высокими башнями на крутом мысе между реками Ка-занкой и Булаком. С севера за Казанкой ле­жали заболоченные луга, а за ними стоял непроходимый бор. С запада и юго-запада путь врагам преграждал заросший тиной Бу-лак: он протекал под крепостной стеной, выходя из озера Кабан. За Булаком тоже вста­вали дремучие леса. Только с востока про­стиралась обширная равнина, но оттуда вра­гов не ждали.

В связи с таким расположением возникла ещё одна версия названия города Казани — от слова "казан". "Казань по местоположе­нию своему подобна котлу: пространство, ею занимаемое, окружено высокими горами от левого берега Волги к северу, западу и вос­току. Так что весь город находится как бы в котловине. Когда вода из Волги разливается, то город становится полуостровом, с хоро­шей пристанью", — сообщает старинный пу­теводитель. Эта версия наиболее жизненна и правдоподобна. Названия городов подобно­го типа распространены по всему миру. На­зовём хотя бы русский Ямгород или немец­кий Кессель (Кеззе! — котёл).

При Улуг- Мухаммеде Казань сразу заяви­ла о себе силой и богатством. С этим ханом Тумл-ны татарского хотели не ссориться, а искали дружбы. Ког­да вместе с отпущенным из плена великим князем Василием из Казани на Русь пере­ехали многие татары, князь Дмитрий Шемя-ка пенял родичу: "Зачем привел татар на русскую землю и дал им города, волости, по­ставил на кормление? Ты любишь татар и речь их сверх меры. А христиан тоже сверх меры держишь без своей милости. Злато и серебро и имение даёшь татарам". Но Васи­лий знал, что делал. Он побеждал склонных к бесконечным усобицам сородичей с отря­дами черемисов под командованием казанс­ких царевичей Касима и Якуба, укрепляя мощь Москвы и ослабляя удельных князей. Население Казанского ханства выросло бы­стро: к Улуг-Мухаммеду потянулись люди из Астрахани, Крыма, с Азова. "Толпы татар, монголов, черемисов стекались из страха пе­ред русскими к новому хану", — пишет рус­ский историк. Но вряд ли только страх пе­ред русскими стал главной причиной молниеносного возвышения Казани. В но­вое ханство шли татары и из Сибири, и из Великой Бухары. Крушение Золотой Орды из-за внутренних раздоров — вот что оказа­лось главным в момент появления нового государства с Казанью во главе. Об этом так и писали впоследствии: "Возникновение Ка­занского ханства можно считать восстанов­лением Золотой Орды".

Много знатных людей вошло в правитель­ство Казанского ханства. Сначала было че­тыре рода: Кипчак, Ширан, Аргын и Ман-гыт. Потом число их значительно увеличилось. У хана была своя гвардия — огланы (уланы).

Главой мусульманского духовенства в Ка­зани был сеид — один из потомков Фатимы, дочери пророка Мухаммада, и халифа Али. Его влияние было велико. Сеид сам посылал посольства, кому считал нужным. Хан при народе подходил к сеиду и стоя касался его руки, при этом сам сеид сидел верхом на коне. Бики и мурзы прикасались к коленям сеида, знать — к ногам, а простой народ — к краю одежды или хотя бы к коню.

Своего величия Казанское ханство достиг­ло благодаря мужеству и упорству одного че­ловека — Улуг-Мухаммеда. Однако суще­ствует историческая гипотеза, что он не только никогда не завоёвывал Казани, но даже не был здесь¹. Её построил его сын — хан Мах-мутек. Не случайно при раскопках Казанс­кого Кремля у башни Сююмбике были об наружены руины его мавзолея, а не Улуг-Мухаммеда. Археология беспристрастно зас­видетельствовала: "Захоронение относитель­но пожилого мужчины, судя по стратиграфическим данным, второй полови­ны XV века. Видимо, это погребение одного из первых казанских ханов — Махмутека, скончавшегося в середине 60-ых годов XV столетия".

Посмотрим, что скажут нам по этому по­воду легенды.

Одной из важных находок по истории Ка­занского ханства стал "Отрывок из татарс­кой летописи". В нем перечислены ханы, пра­вившие в Казани:

"Был от хиджры год 700, а по историчес­ким годам был 800, когда Аксак-Тимур от­нял у хана Абдуллы город Булгар. Имена ха­нов, управлявших страной из Казани: Абдулла, его сын Алтын-бек, Махмуд-хан, Халил-хан, Ибрагим-хан, Ильгам-хан, Абдул-Латиф-хан, Сахиб-Гирей-хан, Сафа-Гирей-хан, Али-хан, Утяш-хан, Ядыгер-хан. Потом случилось затмение солнца, в 975 году. И ещё правил Шиг-Али-хан".

В этом перечне на историческую сцену вы­ступают любимые герои татарских легенд — хан Абдулла и его сыновья Алтун-бек и Алим- бек. Им народ и приписывает все дела и под­виги ханов, канувших в Лету.

Абдуллу — последнего булгарского хана — сверг вовсе не Улуг-Мухаммед, и не его сын, а Тамерлан. В древних "Записках" путеше­ственника Георги рассказывается:

Тимур-лан, или Тимур-Аксак (Хромой Тимур) завоевал Булгарское царство от Яика до Волги. После семилетней осады он зах­ватил город Бряхимов и казнил хана Абдул­лу в его же столице. Абдулла-хан происхо­дил из улуса Джучи. Он узнал об опасности слишком поздно, когда вражеское войско приблизилось к городу. Хан принял сраже­ние в открытом поле, но был разбит. После осады Казань сдалась. Погибло сто двад­цать булгарских князей, а жены полонены. Среди убитых четверо были ханского рода: Икбал-бек, Каль-Али-бек, Хаш-бек и Мер-каш-бек.

Сыновей погибшего хана спас безымян­ный мурза. Братья Алтын-бек (Алтун) и Алым-бек (Алим) поселились в глухом лесу и там выросли. Потом они вернулись в род­ные места и построили городок неподалеку от развалин Бряхимова, на берегу реки Ка­занки. 104 года эта Казань была главным городом Булгарского ханства.

Править городом остался Алтун-бек, а Алим-бек построил вверх по Волге на берегу реки Черемшан город Булумер (Биляр — ?)³, окружил его тройным земляным валом, ук­расил мечетями и дворцами.

Но в рукописи Таварих-ат-Давайр сказа­но, что Алим-бек учительствовал (или был муллой) в городе Кошан. А Ферин-Наме пи­шет, что Алим-беку не понравилось в Каза­ни, поэтому он ушел на реку Тобол и осно­вал Тобольск. Беан-Дастан-ут-Тарих повествует, что оба брата вместе правили в Казани. Это их потомки через сто четыре года (в 804 году хиджры) перенесли Казань на новое место, и город стал называться Новая Казань.

Ещё рассказывают, что у погибшего хана Абдуллы был третий сын Шеуне-бек. Его по­щадил Тамерлан, воспитал вместе с его сес­трой Алтын-Чеч и взял к себе на службу. Но Шеуне-бек прогневал непокорностью Тамер­лана, и тот выгнал его вместе с сестрой, "нео­палимой царевной". Шеуне-бек узнал, что братья его живы, и пришел к ним в Казань. Там девушка вышла замуж за полководца (другая версия — муллу) Хозятяза или Со-фин-Харака. Шеуне-бек переселился в го­род Великий Булгар, заново отстроенный после нашествия Тамерлана его же поддан­ными. Народ провозгласил сына Абдуллы своим ханом под именем Шади-бек. И дей­ствительно, в Булгаре найдены монеты 805, 806, 807 годов хиджры, чеканенные Шади-беком. В народной памяти он остался как правитель, потакавший самым разнузданным прихотям: дозволял ростовщичество, пьян­ство, прелюбодеяние, смертоубийства, не исполнял священных обрядов. Что не уди­вительно для человека, выросшего в воен­ной ставке "покорителя Вселенной".

А вот что рассказывает татарский народ об основании Казани.

Однажды богач послал работника натас­кать воды в бочки для полива огорода. Ра­ботник схватил медный котел (казан) и по­бежал на речку, а берег был очень крутым и неудобным. Попытался работник зачерпнуть воду котлом, да не тут-то было: выскользнул котел из его рук, упал в воду и утонул. После этого речку назвали Казанкой, а город, пост­роенный на её берегу — Казанью^4.

Но более знающие и уважаемые люди ут­верждают, что дело было совсем не так.

Хан Тимур-Аксак решил захватить булгар-ский город, долго воевал с горожанами, но одолеть их мужество не мог. Тогда он, как любой нормальный завоеватель в его поло­жении, решил прибегнуть к хитрости. Пере­оделся хан дервишем, пробрался в город и попросился у старушки переночевать. Не ве­дая, кто её гость, бабушка разоткровеннича­лась:

—        Никогда Тимуру не взять наш город, если он не сманит к себе всех городских го­лубей и не привяжет к их лапкам тлеющийтрут. Вот тогда они вернутся под свои кры­ши и зажгут город со всех сторон.

Тимур-Аксак обрадовался и, пожалев ба­бушку, велел ей взять свои нехитрые пожит­ки и следовать за ним. Выйдя из города, он приказал:

—        Поселись там, где под казаном сам со­бой зажжется огонь.

Женщина догадалась, кто перед ней, но слово — не воробей. Вздохнула она тяжко и отправилась в путь. Долго шла, устала и ос­тановилась передохнуть. Поставила казан на землю, и тут под ним сам собой вспыхнул огонь. Пришлось ей остаться здесь, как при­казал Тимур. Скоро вокруг неё поселились беженцы из поверженного Тимуром города, вырос другой град, который назвали Каза­нью.

Через 104 года⁵ Казань переехала.

Вот как было дело.

Один богатый житель Иски-Казани (Ста­рой Казани) держал пчел в лесу на Джелан-тау (Змеиной горе). Отправляясь собирать мед, он часто брал с собой красавицу-дочь, которой холмистая местность на берегу Вол­ги очень полюбилась. Как всякой красави­це ей скоро пришлось выйти замуж и взять хозяйство в свои руки. По обычаю восточ­ных женщин за водой на реку ходила она. Как-то, поднимаясь с тяжелым кувшином на плече по берегу Казанки, она почем свет стоит бранила хана Алим-бека, которому пришла в голову такая затея — построить | город на столь крутом берегу. Потомок Алим-бека услышал её слова и потребовал дерзкую женщину к ответу, но та была не промах.

—        Что говорила, то и повторю хоть стораз! — сказала она. — Дед твой, да и ты сам никогда по воду не ходили — потому и незнаете, каково тяжелые кувшины на такую кручу поднимать беременным женщинам.

Смягчившись от красоты и смелости мо­лодой татарки, хан спросил:

—    Ну и где же, по-твоему, надо было го­род выстроить?

Да лучше всего там, где пчельник моего отца на Джелан-тау, — ответила женщина.

—   А кабаны да змеи, которые там водят­ся?

—   А наши колдуны на что? Неужто им несовладать с этой гнусью? — уверенно спро­сила женщина.

Хану и самому не больно был по душе собственный город. И сделал он так: послал своего сына-наследника с двумя вельможа­ми и отрядом всадников к устью Казанки, чтобы подыскали место для нового города. Посланным он дал запечатанный свиток, который надо было вскрыть после того, как место будет выбрано, а потом исполнить то, что там написано. Выбор пал на тот холм, где теперь стоит Казанский Кремль. Но ког­да посланцы прочитали волю хана, то ужас­нулись: одного из трех посланцев по жре­бию надлежало закопать в землю живым, чтобы новый город "крепче стоял"^6. Жре­бий пал на ханского сына. Но мурзы не ре­шились убить его и спрятали, а вместо него закопали живую собаку.

Прошло некоторое время, и хан стал так сильно переживать потерю любимого сына, что многие опасались за его рассудок. Тогда мурзы признались в обмане и привели царевича к отцу. Хан сразу поправился, но ста­рый мулла предрек, что новый город, осно­ваньем которого послужил обман, перейдет со временем в руки неверных, врагов мусуль­ман, которых мусульмане считают за собак. Истреблять змей поручили опытному кол дуну. Он, впрочем, действовал не столько кол­довством, сколько знанием повадок живот­ных. Осенью он приготовил огромный кос­тер из хвороста и соломы, а вокруг тоже уложил хворост в виде ограды. Змеи обрадо­вались и со всех сторон поползли сюда, что­бы зимовать в готовом жилище. Когда при­шла весна, колдун полил костер смолой и серой и поджег. Змеи все сгорели. С кабана­ми колдун расправился ещё более прозаи­ческим способом. Он просто спалил весь лес на месте будущей Казани, и кабаны, живу­щие в лесах, ушли сами.

Но один, самый большой змей, по имени Зелант улетел и поселился на горе непода­леку от города, отчего и гора с тех пор назы­вается Зелантовой. Этот гнусный Зелант был о двух головах, из которых одной — змеи­ной — пожирал животных, не разжевывая, а другой — воловьей — растения. Зелант жил припеваючи: ежедневно он летал на озеро Кабан пить воду. Если все жители падали ниц перед ним, то он не причинял никому вреда. Впрочем, на озеро Кабан он летал больше для острастки и демонстрации своей власти самому себе, так как рядом с его пе­щерой было другое озеро, до сих пор назы­ваемое Змеиным.

Много лет наводил Зелант ужас на окрес­тности и всё-таки искусством волшебников был умерщвлен. Способ, каким было побеж­дено чудо-юдо, волшебники унесли с собой в могилу. А в память о змее хан избрал его гербом Новой Казани. По татарским поверь­ям, Зелант считается олицетворением древ­него идолопоклонства.

Но рассказывают об основании Казани и немного отличное предание.

Некая девица носила воду с реки, а хан прогуливался по бережку, переодевшись про­столюдином. Девица узнала хана и давай ругать:

— Тоже мне! Правитель! Нашел место для города!

Хан ей открылся и попросил совета, где заложить город.

А девица оказалась волшебницей (потому и не боялась ругать хана).

Пришла она на место нынешней Казани, выкопала там ямы и наложила в них хворост и солому. Потом произнесла магические сло­ва, и змеи поползли в ямы из нор. Тогда ямы сами собой загорелись, но из одной из них, прямо из огня взвился могучий змей с две­надцатью головами, поднялся вверх с ужасным треском и, опаленный, рухнул на зем­лю. Там его и закопали^7.

Ещё в одном варианте, поднимаясь в гору с кувшинами, поскользнулась и ушиблась сноха казанского хана. Далее следует разго­вор между ханом и снохой, общий смысл ко­торого уже известен. Спрошенная совета, сно­ха велела послать двух рыболовов с удочками по обоим берегам течения Казанки и всюду ловить рыбу.

— Где попадется золотая рыбка, там и строить.

Золотую рыбку поймали на том месте, где теперь стоит башня Сююмбике. В подтверж­дении своих слов, что место выбрано пра­вильно, сноха поставила на землю казан, и под ним сам собой вспыхнул огонь. После­дние сомнения развеялись. Змей сноха тоже выгнала и тоже огнем. Один змей выскочил из пламени, погнался за всадником, настиг его у оврага близ села, которое русские на­звали Чурилино, и растерзал на шесть час­тей. С тех пор овраг называется Алты-кутар, а по-русски Кутарка^8.

Змеи долго и упорно не желали покидать Казанское урочище, из-за этого возникло множество легенд о сокровищах, которые здесь спрятаны и которые змеи обязаны ох­ранять. Именно поэтому они и не уходят.

Существуют и русские предания об осно­вании Казани. Наиболее любопытно из них нижегородское, так как Нижний Новгород был основан булгарами, следовательно, ин­формация идет из первоисточника, хоть и искаженная временем.

Название речки Казанки пошло будто бы вот откуда. В очень древнюю пору, когда при­токи матушки-Волги не знали своих имен, на берег одной из речек вышел отряд сына последнего булгарского хана Алтын-бека. Воины уже несколько дней мчались, пресле­дуемые кочевниками. Степняки не давали никому спастись. Но случилось так, что бул-гарскому отряду удалось оторваться от пре­следователей и скрыться в лесной чаще. Здесь, не слезая с коней и в любую минуту ожидая нападения кочевников, они просто­яли до утра.

С рассветом царевич решил найти какую-нибудь речку, чтобы по ней выйти к Волге и вернуться в родные места. Но только к вече­ру, усталые и голодные, они выехали на кру­той берег совершенно незнакомой им реки. Воины стреножили коней и занялись приго­товлением пищи. Один из них пошел за во­дой и случайно уронил в реку золотой казан. Сколько ни шарил он потом по дну — котла не бьшо. Не нашли его и на следующий день, хотя искали всем отрядом. Тем временем вер­нулись посланные вперед и сообщили, что Волга близко. С тех пор речка стала назы­ваться Казан, а потом Казанка. Когда же на ее берегу вырос город, то его, естественно, назвали Казанью.

Есть и другая русская легенда об основа­нии Казани. Будто бы сын Батыя Саин (Сар-так) долго искал место, чтобы заложить соб­ственный город, и, наконец, нашел его на булгарской земле — на Волге. Местность по­нравилась ему своей красотой, пастбищами для скота, множеством пчел, зверей, рыбы в реке, разными овощами и съедобными тра­вами.

— Нигде во всей земле нет места более

прекрасного! — воскликнул Саин. — Жить тут нам и детям нашим вековечно!

Но скоро выяснилось, что хозяином сей земли является змей о двух головах, который не склонен ни с кем делиться ни раститель­ной, ни животной пищей, так как сам все­яден. Змею прислуживали тысячи ядовитых змеенышей, поэтому разумные люди обхо­дили это место далеко стороной. Но чинги­зид не собирался уступать какому-то змею полюбившуюся ему землю. В одной из деревень он нашел седого волхва. Тот колдов­ством собрал всех змей, очертил магический круг и умертвил магией. Затем сжег⁹.

Ходили о змеях и более прозаические ска­зания.

Один крестьянин Казанской губернии по­просил у барина денег взаймы, пообещал: "Верну с прибылью". Барин дал. Мужик ку­пил много угля и погрузил на три судна. По­том спустился вниз по Волге и приплыл к острову, где было змеиное логово. Спалив змея, он обнаружил сокровища. Их он отвез в деревню, поделился с барином и сам раз­богател.

Уже говорилось, что змей попал на герб Казани. Первое дошедшее до нас изображе­ние Зеланта встречается на оттиске большой печати письма Лжедмитрия I к Сандомирс-кому воеводе Юрию Мнишеку 5 ноября 1605 года. Собственно, это государственная пе­чать времен Ивана Грозного¹⁰. Вкруг на ней стоят гербы подвластных ему царств и кня­жеств: Казанское — Зелант, Псков — барс, Тверь — медведь, Пермь — волк, Булгар — лев, Чернигов — меч, Нижний Новгород олень, Вятка — лук, Югорское — белки, Смоленск — корона на престоле. Печать изготовлена поляком, которого выдают грам­матические ошибки подписей. Здесь Зелант изображен в виде Пегаса с птичьими крыль­ями, клювом грифа и высунутым жалом, без хвоста — западный стиль ощущается явно. С веками Зелант видоизменялся. В XVII веке на гербовом знамени Алексея Михай­ловича Зелант превращается в животное с четырьмя ногами в виде собаки, но с хвос­том дракона. При Петре I на печати с госу­дарственным московским гербом Зелант — птица на длинных ногах с распростертыми крыльями, на голове — корона, из клюва вы­совывается жало, сзади — змеиный хвост. В 1729 году царедворец Миних окончательно установил гербы империи. "Казанский герб — змей чёрный под короной золотой Казанской, крылья красные, поле белое".

История Казани многообразна и неповто­рима. Дважды возникнув, этот город знавал времена могущества и поражения, сибаритс­кого богатства и спартанской бедности. Но никогда Казань не исчезала с карты мира¹¹. Это — вечный город, потому что судьба его столь тесно переплетена с третьим Римом, что порой не разберешь, в каком городе боль­ше от Казани, а в каком от Москвы...

Комментарии

¹           Это гипотеза русских историков прошлого века. Сейчас у неё мало сторонников.

²           Пересказ вольный.

³              Тут определенная путаница.

⁴           Этнографически этот миф имеет под собой осно­вание: в языческие времена предки татар могли еже­годно умилостивлять духа реки казаном, доверху на­
полненным, например, бараниной, который бросали в воду как жертвоприношение. Параллели этому обы­чаю есть во всем мире.

⁵           Сама по себе столь некруглая дата говорит за то, что она вполне может соответствовать действительности.

⁶           Обычай при закладке нового города, замка, даже моста, приносить человеческую жертву присутствовал в древности у всех народов. Второе название русского кремля — детинец, например, происходит от того, что перед закладкой города князь выходил на дорогу и приказывал схватить первого попавшегося ребенка,
которого живым закапывали в основание оборонитель­ной стены. В Европе этот обычай существовал ещё в середине прошлого века, правда, людей подменяли жи­вотными. При раскопках Биляра также в основаниях фундаментов домов часто находят костяки собак. Со­бака, по древним поверьям, — хранительница домаш­него очага.

⁷           Очень схожий случай произошел между гречес­ким Аполлоном и змеем Пифоном при основании глав­ного святилища Эллады Дельф.

⁸           Досужий читатель может выбрать из этих легенд повторяющиеся моменты, скомпоновать и попытаться восстановить наиболее достоверную информацию об
основании Казани, ибо дыма без огня не существует.

⁹           Смысл этого предания глубже, чем может пока­заться на первый взгляд: в Казани сидит царь-змей, который пожирает русских людей. Победить его мож­но, но для этого надо отвернуться от православия ипозвать на помощь древних языческих богов. Вероятно, эта легенда родилась среди мордвы, наиболее дол­го уклонявшейся от принятия христианства.

¹⁰         Собственная печать Ивана Грозного имела изоб­ражение единорога.

¹¹         Разве что на карте Птолемея её нет.

 

ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ

 

«Я басурман зело тихим образом, чтобы не узнали, сколько возможно убавлять».

Указ Петра I.

 

На истории Касимовского царства лучше всего проследить, как складывались взаимо­отношения татарских ханств, возникших на обломках Золотой Орды. При этом вывод на­прашивается однозначный: большая часть бед, обрушившаяся на татар в то время, про­исходила главным образом от отсутствия чет­ко определенной системы престолонаследия и многочисленных "партий поддержки". Ведь любой царевич (хоть десятый в роду) любого ханства мог притязать на любой ос­вободившийся престол. И даже на занятый. В конечном счете, от этого (как правило) в первую голову страдали и он сам, и люди, доверившиеся ему. Многим из них после поражения не оставалось ничего другого, как искать службы у московского князя, госу дарство которого в то время казалось оази­сом спокойствия и безопасности. Ведь на родине, сами того не желая, верной службой побежденному царевичу они нажили себе смертельных врагов. Результат же оказался плачевен, прежде всего, для самих татар, ибо лучшие люди, привыкшие служить верой и правдой, делали это в соседней стране для чужого хана-государя, равнодушно наблю­дая, как одно за другим гибнут татарские ханства поделенной Золотой орды, а зачас­тую и сами участвуя в их погибели, при этом действуя больше из мести, нежели по служ­бе и уж тем паче в охотку.

Касимовское царство примечательно ещё и тем, что в разное время им владели татар­ские представители всех ханских домов Ев­ропы и даже Сибири, то есть оно как бы представляет собой срез татарских ханств, потому что каждый новый хан приводил с собой своих людей. Наконец, история Каси­мова в силу своего географического положе­ния оказалась переплетена с историей Мос­квы, Казани, Астрахани и Крыма, а в силу различных политических ситуаций — с ис­торией Польши, Швеции и Ливонского ор­дена.

       Татарское село Хвадымского уезда. Начало XX века

Город Касимов, как и Москва, был осно­ван великим князем Суздальским Юрием Долгоруким и первоначально назвался Го-родец или Мещерский городок. Он был из­рядно укреплен: несколькими валами и рва­ми и, кроме того, пятью неприступными земляными крепостями вокруг. Неподалеку от Городца лежал тракт, по которому князья ездили на поклон в Орду с данью и за ярлы­ками на великое княженье. Городец стал зна­менит уже в древности, после того как в нём скончался великий русский князь Александр Невский, о котором сам Батый сказал: "Всё, что мне ни говорили о нём, всё правда: нет подобного этому князю". В 1263 году, воз­вращаясь из Орды, он почувствовал себя здесь плохо, принял схиму в Городецком Богоявленском мужском монастыре под име­нем Алексия и скончался.

В 1376 году Городец был уничтожен мон­голами, обратившими тогда в пепел всё до Мурома. Новый город возник на расстоянии километра от прежнего и был назван Новым Низовым городом.

В 1446 году прибыли в Россию два казан­ских царевича — Касим¹ и Якуб, сыновья Улуг-Мухаммеда. По сообщению автора "Истории Казани", они бежали от своего старшего брата Махмутека, который, умерт­вив отца и брата, собирался убить и их. Вряд ли стоит говорить о том, что здесь нет ни капли правды. Махмутек был старшим в роду и законным наследником. Ему не было ни­какого смысла убивать отца и уж тем более брата, который на следующей странице "Ис­тории" (это был Якуб) оказывается жив-здо­ров. Сама логика событий подсказывает, что Улуг-Мухаммед умер собственной смертью, после чего Махмутек занял казанский трон. Два младших брата оказались не у дел и ре­шили искать лучшей доли в соседних зем­лях. Это было вполне в духе того времени В это время Великое княжество Московс­кое сделалось ареной жестокий споров меж­ду законным правителем Василием Василье­вичем и узурпатором — его двоюродным братом Дмитрием Шемякой. Последний на некоторое время взял верх: он ослепил и со­слал Василия. Но тот собрался с силами и теперь шел на супостата из Вологды. Царе­вичи решили взять сторону Василия, так как хорошо его знали: Якуб брал великого князя в плен. Под Ельней казанцы встретили рус­ское войско, и между ними едва не случи­лась битва. Но обошлось. Оказалось, и те и другие ищут Василия (теперь уже) Тёмного. Татарский авангард сказал:

— Мы пришли из черкасской земли с дву­мя царевичами, Касимом и Якубом; наши царевичи проведали о зле, которое учинили над ним двоюродные братья, и идут теперь к нему на помощь, помня, что он в прежние времена был к ним добр.

Русские шли за тем же. В Ярославле царе­вичи встретились с Василием.

В первый раз о прибытии ко двору царе­вичей упоминается под 1448 годом. В 1449  году Василий Тёмный берет обоих царевичей на битву против Шемяки. Затем сам Касим, услышав, что татары Саид-Ахмета (заклятого врага его отца) грабят русские пределы, выступил против них из Звениго­рода, разбил их у реки Пахры и отнял всю добычу, а пленных освободил.

В январе 1450 года царевичи со своими дружинами в числе прочих князей участво­вали в кровопролитной битве под Галичей, пагубной для дела Шемяки. Тогда же в рус­ских землях объявился Меулим-Бирды оглы; великий князь послал против него Касима с его отрядом татар и воеводу Беззубцева с жителями Коломны. Они настигли неприя­теля у реки Битюги и заставили уйти.

В 1452 году Якуб зимой ходил с сыном Василия Тёмного Иваном в погоню за Ше-мякой к Кокшенге и к устью Ваги. "И отто­ле возвратилися назад вси здоровы со многим пленом и с великой корыстью". Из этой же летописи видно, что постоянным местом пре­бывания Якуба была Кострома.

После этого о Якубе мы больше не слы­шим, а вот в жизни Касима случилась пере­мена, имевшая большое значение не только для него и потомков его дружины, но и для всей России. В 1452 году Касиму за верную службу был пожалован в потомственное вла­дение Мещерский городец. Пожалование это положило образованию внутри России удель ного татарского ханства, которое поддержи­валось более 200 лет.

В том, что великий князь московский про­извел своего служивого царевича во владе­тельное лицо, нет ничего удивительного: он и предки его так всегда поступали, благода­ря за верную службу. Не удивительно и то, что выбор его пал именно на Мещерский городец. Большая орда отживала свой век, топя саму себя в бесконечных междоусоби­цах. Но рядом рос не по дням, а по часам другой богатырь — Казанское ханство. Что в будущем предстояло ждать от него? — Бог весть. Между тем путь из Казани на Москву пролегал через Мещерский городец. Расчет Василия политически был правилен, но по-человечески жесток: в случае войны России с Казанским ханством, в первом бое столк-нутся не русские и татары, а обрусевшие та-тары и казанцы. С другой стороны, ему же-лательно было иметь поблизости от Казани законных казанских наследников для под­держания там бесчисленных смут (что потом к случилось). Ведь закон престолонаследия ™& в Казанском ханстве, как и по всей Татарс­кой земле, точно определен не был, и любой Царевич-чингизид, имей он поддержку оп- | ределенных кругов, мог заявлять свои права. В-третьих, местность вокруг Городца была испокон веков заселена мордвой и мещерой, исповедовавших либо мусульманство (кото­рое они переняли от соседей-татар), либо дремучее язычество. Следовательно, это была область, исключавшая столкновения на ре­лигиозной почве со стороны фанатиков му­сульманства или православия.

С окрестных подвластных народов Касим и его сын Даньяр собирали ясак и пошлины. Какие-то суммы должны были выплачивать им князья рязанские. Это были их права. Обязаны же были городецкие² царевичи на­ходиться в повиновении и при первом тре­бовании являться со всей дружиной на госу­дареву службу.

В следующий раз Касим появляется толь­ко в 1467 году. Он предпринимает поход про­тив Казани. Происходило это так. После Мах-мутека (умершего одновременно с Василием Тёмным) в Казани стал править его сын Иб­рагим. Казанские мурзы решили заменить Ибрагима Касимом. Вероятно, тот угнетал их, или отнял какие-то исконные привиле­гии. Но возможно, мурзы рассчитывали бес­кровным путем присоединить к Казани Ка­симовское ханство, точнее, объединить их. К тому же Касим был женат на вдове Мах мутека, матери Ибрагима, и остался един­ственным в роду Улуг-Мухаммеда.

Касим и вместе с ним новый великий князь Иван Васильевич (Иван III) пленились при­зывом. В голове Ивана, естественно, зрели прямо противоположные мысли: ему требо­вался надежный и преданный союзник в Ка­зани, чтобы с его помощью окончательно со­крушить остатки Сарайского ханства. 14 сентября 1467 года царевич со своей дружи­ной³ и в сопровождении сильного русского войска, которым командовали Оболенский-Стрита и Патрикеев, выступили в поход. Кон­чился он для них плохо. Дойдя до Волги, войска увидели на противоположном берегу царя Ибрагима с многочисленной ратью. Пе­реправиться не было никакой возможности, и они пошли назад. Осень выдалась холод­ная и дождливая; лошади гибли с голода; русские от бескормицы ели конину даже в постные дни; многие, обессилев, бросали оружие. Но все вернулись здоровые и невре­димые.

Вероятно, в 1649 году Касим скончался. Именно тогда Иван III отпустил в Казань мать Ибрагима, жену Касима. Понятно, что при живом муже он такого делать бы не стал.

В памяти народной Касим остался как строитель первой мечети и первого дворца в Мещерском городце. Сохранились их опи­сания, но сами они (кроме минарета) послу­жили строительным материалом для других построек.

Касиму наследовал его сын Даньяр, при котором в 1471 (или 1472) году город был переименован в Касимов (по-татарски он на­зывался Кизи-Кермен). Под этим же годом Даньяр упоминается в связи с походом на Новгород. Он участвовал со всеми своими царевичами, князьями и казаками, то есть простыми татарами^4. В этом походе татары потеряли сорок человек убитыми. Великий князь, одарив их, отпустил обратно в Меще­ру. Любопытный факт: татарам было запре­щено брать людей в плен. Вероятно, он сви­детельствует о том, что на Руси ещё недолюбливали татар за прошлое, и Иван III боялся конфликтов на национальной почве. В 1472 году сарайский хан Ахмат подсту­пил к городу Алексину. В числе войск, выс­тупивших против него, находился и Даньяр со своей дружиной. Он стоял в Коломне. Но хан испугался и ушел. Во время набега Ах­мат больше всего опасался, как бы Даньяр и другой царевич Муртаза не взяли его стан и жён, которых он придержал на границе. По окончании похода Иван III отпустил Даньяра "в свой ему городок".

О дальнейшей судьбе Даньяра нам извес­тно лишь по договорным грамотам и дипло­матической переписке. В 1477 году крымс­кий хан просил ежегодно высылать царевичей Даньяра и Муртазу против Ахмата, обещая за их помощь со своей стороны помогать Ивану против короля Казимира.

В 1477 году Даньяр с дружиной появляет­ся в рядах великокняжеского войска и при­сутствует при падении Новгородской рес­публики. Однако в Великом стоянии на Угре, случившемся через три года, он не упомя­нут.

Надо сказать, что Иван III оказывал Дань-яру внимание, пограничное с братской лю­бовью. Этому есть доказательства. В 1483 году в Россию приехал немецкий врач Антон, ко­торому Иван поручил лечить Даньярова князя Кара-ходжу. Доктор попался гордый и зло­памятный. Он "умори князя смертным зелием за посмех", то есть за то, что князь не вос­принял его врачебное искусство всерьёз. Иван приказал выдать врача сыну Кара-ходжи, но тот отпустил его на откуп (по мусульманско­му закону за убийство можно откупиться денежной платой). Однако великий князь на­стоял, чтобы татары зарезали Антона под мо­стом на берегу реки Москвы (следовательно, лечение происходило в Москве). Этот факт весьма многозначителен. Великий князь, ко­нечно, не всякого больного приказал бы вез­ти в столицу и не за всякого велел бы убить придворного медика, стоившего больших де­нег^5.

Больше мы не встречаем в истории имени Даньяра. Вероятно, он умер, не оставив на­следников. Рассматривать другие варианты (бегство, измена) не приходится — это фан­тазии досужего литератора, подкрепить ко­торые невозможно никакими логическими вы­вертами.

На Даньяре пресекся в Касимове род Улуг-Мухаммеда. С 1468 года в договорных гра­мотах великого князя с рязанскими братья­ми на месте имени касимовского царевича Даньяра появляется Нурдаулет (русские ле­тописи называют его Нурдовлат6). В Москву он и его брат Хайдар прибыли в 1479 году, видимо, в связи с предстоящей войной с Ахматом. Они были сыновьями Ази-Гирея, хана крымского. Нурдаулет был свергнут с престола своим братом Менгли-Гиреем и с другим братом бежал в Литву. Отсюда он получил тайное приглашение на службу в Москву. Понятно, чего добивался Иван III: того же, что и его отец, когда принял потен­циального наследника Касима и оставил при себе. Но интересно, как он сам в лучших традициях Макиавелли объясняет это крым­скому хану: "Великий князь из особенной друж­бы принял двух братьев Менгли-Гиреевых, Нур-Дау и Хайдара, живших прежде в Литве, дабы отнять у них способ вредить ему", то есть Менгли-Гирею. После этого Менгли-Гирей уже не помышлял о походах на Русь: ведь в случае поражения ему бы даже не удалось откупиться, его бы просто заменили братом.

В первый же год пребывания в России один из сыновей Нурдаулета был убит тата­рином. Отец собственноручно снес голову убийце. Тогда же великий князь за какой-то проступок сослал Хайдара в Вологду.

Годы от 1480 до 1486 прошли для Нурда­улета спокойно, так как упоминается он толь­ко один раз. Во время Великого стояния на Угре великий князь будто бы послал его с воеводой князем Василием Ноздреватовым напасть на оставшийся беззащитным Сарай. Нурдаулет и Ноздреватое успешно справи­лись с поручением, доплыли на ладьях до Орды, где застали лишь стариков, женщин и детей, и разгромили её. Они могли бы со­вершенно уничтожить "Юрт Батыев", но один знатный оглан остановил Нурдаулета, напомнив, что и он, и все татары — родом из Золотой Орды, и грешно ему, Нурдауле-ту, разорять собственное царство и собствен­ную отчизну. Удачное нападение, по мне­нию ряда русских историков, и было причиной ухода Ахмата с реки Угры. Одна­ко об этом факте нам поведала всё та же "История Казани", которая, похоронив Якуба на одной странице, воскресила его на следу­ющей. Далее же она сообщает, что Сарай разрушили прикаспийские ногайцы.

Около 1486 года Нурдаулет был пожало­ван в звание царя Городецкого — Касимов­ского. Жизнь его в Мещерских краях мало известна: летописи там велись, но до нас не дошли^7. Хан Муртаза, один из сыновей Ах­мата, решил переманить Нурдаулета к себе, обещая вернуть крымский престол. Цель была очевидна: водворить беспорядок в Крыму и лишить Менгли-Гирея возможности нападать на Большую Орду. Муртаза (в письме) уго­варивал Нурдаулета покинуть землю невер­ных, предлагал свою помощь и всячески поносил изменника и предателя Менгли-Гирея. Но предложение Муртазы совершенно не соответствовало планам Ивана III. Он поставил себе цель, чтобы именно крымс­кий хан сгубил агонизирующую Большую Орду. Со своей стороны и Менгли-Гирей не бездействовал. Он просил Ивана выдать бра­та, чтобы они помирились и счастливо цар­ствовали вдвоем. Припиской "Хайдара же я не боюсь и мне всё равно, где он" Менгли-Гирей раскрыл свои действительные планы, то есть зачем именно ему требовался брат.

Нурдаулет умер около 1491 года, потому что под этим годом начальником татарского отряда, посланного на помощь Менгли-Ги­рею против сарайских ханов, назван его сын Сатылган.

В 1505 году Сатылган вместе с братом Джа-наем и касимовской дружиной ходили под Муром. Поход этот им "организовали" ка­занцы. Два внука Махмутека — Ильгам и Му-хаммед-Эмин — перессорились за престол до того, что Казань, некогда гроза России, независимая и сильная, впервые из-за внут­ренних раздоров и беспорядков попросила Ивана III навести в ней порядок, выступив третейским судьей. Иван решил дело так, что братьям следует править по очереди, прекрас­но осознавая, что такая очередность рано-поздно доведет до смертоубийства. Но политики обычно с людьми мало считаются. С этих пор, раздираемая беспрерывными меж­доусобиями, Казань постоянно слабела и всё более попадала под влияние России. Соб­ственно, с царствования братьев и началось падение ханства. А с последовавшего плене­ния Ильгама8 великие князья России смот­рели уже на Казань как на свою вотчину, хотя эта "вотчина" ещё немало потрепала им нервов.

Оставшись в Казани один, Мухаммед-Эмин 24 июня 1505 года, "забыв своё слово", как пишет летописец, взял под стражу рус­ского посла Михаила Кляпика и ограбил русских купцов, после чего решил вступить в открытую войну с Россией. Он собрал вой­ско и переправился через Волгу, намерева­ясь напасть на Нижний Новгород и Муром. Тогда-то и послал великий князь касимов-цев Сатылгана и Джаная и вместе с ними воеводу Василия Холмского под Муром. При царевичах находились все их огланы (ула­ны), князья и казаки. Но в деле им участво­вать не довелось, так как Мухаммед-Эмин подступил к Нижнему Новгороду, простоял два дня и на третий ушел.

В этом же году Иван III умер, и сын его Василий решил отомстить Мухаммед-Эмину. С этой целью он снарядил две рати — судовую и конную — и двинул к Казани. Поход этот окончился очень неудачно для русских. Обе рати были разбиты поодиноч­ке. Конная, в которой находились оба царе­вича и все городецкие (касимовские) татары отступили к Мурому. Мухаммед-Эмин бро­сился за ними в погоню, но Сатылган и во­евода Киселев разбили его. Воспользоваться плодами своей победой без поддержки су­дов они, однако, не решились.

На следующий год великий князь опять отправил Сатылгана и Джаная в Муром — наблюдать за действиями Мухаммед-Эмина. И тогда же, по всей видимости, Сатылган умер. Царствие Джаная было недолгим (он скончался в 1512 году) и прошло в частых стычках с литовцами на западных границах России.

После Джаная Касимовым владел Шейх-Аулиар, сын Бахтияр-Султана (он приехал в 1502 году служить московскому князю после окончательного разгрома Большой Орды крымским ханом), царевича астраханского, потомок Чингисхана.

Ему наследовали сыновья Шах-Али и Джан-Али, оставившие весьма примечатель­ный след в татарской истории. Первым стал править старший Шах-Али в 1516 году, но скоро положение для него переменилось. В 1518 году в Казани умер Мухаммед-Эмин. Незадолго до смерти он замирился с Моск­вой, поэтому казанцы обратились к Василию с предложением дать им хана, и Василий сна­рядил Шах-Али. В 1519 году Шах-Али тор­жественно был объявлен ханом Казанским. А Касимовым остался править его брат Джан-Али. К этому времени относится посещение Касимова немецким посланником Герберш-тейном. Он сообщает редкие, но любопыт­ные сведения о касимовских татарах^9. Они красили ногти в черный цвет и во все време­на года ходили с непокрытой головой^10.

Между тем дела у Шах-Али в Казани скла­дывались не так удачно, как он предполагал изначально. Его возвышение совсем не по­нравилось крымскому хану Мухаммед-Гирею, который желал прибрать Казань к своим ру­кам и посадить в ней своего брата Сагиб-Гирея. В конце концов, ему это удалось. "Агенты прокрымского влияния" уговорили казанцев свергнуть Шах-Али. Крымский хан с войском в это же время подходил к Каза­ни. Но Шах-Али не желал кровопролития собственного народа, уступил и доброволь­но выехал в Россию. Утвердившись, Сагиб=Гирей начал свирепствовать. Он перебил мно­жество проживавших в Казани русских и при­казал казнить даже великокняжеского посла Василия Юрьевича Шигону-Поджогина. До­сталось при этом и татарам. "Кровь проливал, яко воду", — говорит о нем летописец.

Делать нечего — летом 1523 года москов­ский князь Василий объявил войну Казани, для успешного ведения которой построил крепость на берегу реки Сура (Васильсурск). В 1524 году великий князь отправил Шах-Али с многочисленным войском к Казани. Сагиб-Гирей испугался и бежал, оставив вместо себя племянника Сафа-Гирея. Ка­занцы смирились, обещали покорность ве­ликому князю, если он признает ханом Сафа-Гирея. Василий уступил, потому что и сам не был уверен в успехе предстоящей операции. Но мир оказался короток. Сафа-Гирей недалеко ушел от дяди, и весной 1532 года казанцы прогнали его. Василий пред­ложил им вернуть Шах-Али, но они проси­ли его брата. Так Джан-Али стал Казанским ханом¹¹. Однако через год он был убит. Об­стоятельство это покрыто мраком, но и до­гадаться нетрудно: на его место вернулся Сафа-Гирей.

С 1532 по 1537 год Касимов оставался без хана, потому что и Россия управлялась боя­рами (Иван IV был слишком мал)¹², но сами касимовцы не оставались без дела. Они хо­дили сторожить на Волгу и сопровождали послов в улусы, а подчас и одни ездили туда для переговоров. Потом здесь опять правил Шах-Али и опять недолго. В 1546 году ка­занцы снова прогнали Сафа-Гирея, и казан­ский престол в третий раз занял Шах-Али. Удивительна эта политическая чехарда для взрослых людей, тем более кончившаяся так плохо и печально!

Через месяц Шах-Али в который уже раз вынужден был бежать, и туда опять-таки воз­вратился Сафа-Гирей.

В 1550 году стало известно, что Сафа-Ги­рей умер, ему наследовал двухлетний сын Утемиш-Гирей. Москва решила воспользо­ваться переменой и малолетством нового хана. В конце того же года сын Василия царь Иван IV объявил поход против Казани. В январе следующего года Иван двинул из Нижнего Новгорода огромное войско в со­провождении Шах-Али, который, вне вся­кого сомнения, желал расплатиться со мно­гими казанскими мурзами и князьями за их бесчисленные вероломства. Однако из-за обильных дождей и неожиданной оттепели поход сорвался: артиллерия увязла в грязи. Тем не менее поход имел для русских поло­жительный момент. Шах-Али настоял, что­бы в устье реки Свияги была заложена кре­пость Свияжск, которая стала опорным пунктом русских в последующей войне.

В августе 1551 года казанцы выдали рус­скому царю Утемиш-Гирея с матерью, ца­рицей Сююмбике, прося на трон Шах-Али, не единожды ими выгнанного. Сююмбике с| сыном они провожали до Волги с великим плачем и рыданиями. 8 января 1553 года последний казанский хан пятилетний Уте­миш-Гирей был крещен под именем Алек­сандра.

Царица Сююмбике была дочерью ногайс­кого князя Юсуфа, родоначальника русских князей Юсуповых. Первым на ней женился хан касимовский (а затем казанский) Джан-Али; потом она стала женой Сафа-Гирея; ког­да и этот умер, она влюбилась в крымского вельможу Кощака; третьим и последним её мужем был опять-таки казанско-касимовс-кий хан Шах-Али. История её жизни гораз­до увлекательнее, чем, скажем, Клеопатры или Екатерины II, но должным образом ещё не написана.

У касимовских и казанских татар существует предание, что Сююмбике не любила Шах-Али. Она решила отравить его и подала собственноручно вытканную рубашку и приго­товленный ею хлеб. Но Шах-Али был слишком искусен в дворцовых интригах: рубашку он ве­лел примерить преступнику, а хлеб скормил собаке. Преступник покрылся язвами и умер, собака околела. Шах-Али простил ей содеян­ное, и после этого они жили дружно¹³. Сююм­бике, по многочисленным свидетельствам, была необыкновенной красоты, очень умна и харак­тера благородного.

Видя, что Казань со всех сторон стеснена русскими, казанцы опять призвали Шах-Али. Он их совершенно не устраивал, но другого способа избежать войны с Россией они не видели. Шах-Али опять согласился и опять угодил меж двух огней. Казанцы смотрели на него, как на лицо, обязанное служить ис­ключительно их интересам (что естествен­но), а русский царь требовал, чтобы Шах-Али превратил Казанское ханство в подобие Касимовского. Шах-Али пытался поладить со всеми, но в результате такой политики мурзы составили заговор против него. Он покарал заговорщиков, но казанских князей это ещё более ожесточило. Они внушили Ивану IV, что готовы принять московского наместника, лишь бы Шах-Али ушел из Ка­зани. Царь послал Адашева с войском. В этот момент Шах-Али показал во всем блеске благородство своей натуры. Когда Адашев подступил к городу и потребовал сдать его, обещая Шах-Али прежнюю царскую милость и прежнюю щедрость, хан ответил, что сдать город он не в праве: это значило бы изме­нить государству и вере и окончательно на­ложить русскую руку на мусульманскую зем­лю, — но покинуть столицу и сойти с престола он готов тут же. 6 марта 1552 года Шах-Али в сопровождении русских стрельцов, татарс­ких мурз и князей выехал будто бы на рыб­ную ловлю. Отъехав от города, он сказал: "Вы на меня жаловались и били челом госуда­рю, прося его свести меня с престола, так поедем со мной к нему, там и управимся", то есть рассудимся. Казанцы отказались.

Шах-Али уехал в Свияжск. Казанцы рас­терялись, оставшись совсем без хана, и сна­чала присягнули на верность Москве и даже выдали жену Шах-Али, оставшуюся в горо­де, но потом одумались и взбунтовались. Тогда Шах-Али вернулся в Касимов. Здесь он пробыл только несколько недель и был вызван в Москву. Царь принял его милос­тиво и подарил много сел в мещерской стороне. По просьбе Шах-Ал и он женил его на Сююмбике.

Между тем в Казани появился новый хан — ногайский царевич Ядыгер. Шах-Али присутствовал на совете о времени и пути похода на Казань. Он советовал отложить поход до зимы, но Иван IV решил высту­пать немедленно. Всё у него было готово. Шах-Али отправился вперед, везя водным путем припасы в Свияжск. Летописец на­шёл причину этого в том, что Шах-Али был очень тучен и на коне ездить не мог: "Хоть и очень умен сей царь, но к воинскому делу не способен".

В это время в Москву пришло известие, что на Россию идет крымский хан Давлет-Гирей и ведет с собой турецких янычар. Эта кампания была предпринята с единственной целью задержать русских и протянуть руку помощи Казани (а точнее, наложить на неё крымскую руку). Об этом говорили и сами пленные крымчане. Видимо, расширение России сильно тревожило мусульманские страны. Из посольской переписки тех лет вид­но, что Турция и Крым настойчиво убежда­ли ногайцев и астраханцев встать всем заод­но против русских. Однако такое объединение неминуемо привело бы к утрате самостоятельности всех в пользу кого-то одного и потому не состоялось. В результате в состав России вошли все, кроме Турции, да и от той Россия периодически "отщипывала" со­лидные территории.

В ряды войска, шедшего осаждать Казань, явились касимовцы под начальством некое­го Ак-Сеида; при нём были все казаки, кня­зья и мурзы.

Иван IV предложил Шах-Али написать уве­щательные (вразумительные) письма к Яды-геру, хану Казанскому, как к своему астра­ханскому родственнику. Ядыгер ответил в самых дерзких и грубых выражениях, где он бранил веру Христову, всех русских и царя Ивана, укоряя и самого Шах-Али.

При осаде Казани касимовцы занимали по­зицию на Арском поле против Арского ост­рога, за рекой Булык. Во время приступа в октябре касимовцев перевели в ту часть вой­ска, которая прикрывала тыл атакующих и должна была ловить казанцев, которым уда­лось бы вырваться из города.

После падения Казани Иван IV вызвал Шах-Али и сказал: "Царь Господине! Тебе, бра-ту нашему, ведомо много, сколько я к ним по­сылал, чтоб захотели покоя, и тебе жесто­кость их ведома, каким ухищрениям во многие лета лгали". Этими словами царь пытался оправдаться перед служившими ему татара­ми за разграбление мусульманского города.

По прекращению войны Шах-Али со сво­ими касимовцами удалился в Касимов.

В начале 1555 года касимовцы ходили ус­мирять возмутившихся черемисов, а в конце того же года они находились в составе рус­ского войска, посланного против шведов. Во время этого похода они дрались со шведами под Выборгом. Но здесь ими командовал не Шах-Али, а Абдул-ал-Кубек, царевич астра­ханский.

В конце 1557 года касимовский царь Шах-Али был назначен главнокомандующим рус­ского войска, шедшего против Ливонского ордена. (Назначение далеко не случайное: ливонцы ещё помнили Батыя и трепетали от одного имени татар.) Естественно, в войске было и всё касимовское ополчение. В янва­ре следующего года Шах-Али вступил в Ли­вонию и произвел в ней страшное опустоше­ние, несколько раз наголову разбил немцев, подходил к Дерпту, Риге и Ревелю и, нако­нец, с победой и богатой добычей всего че­рез полтора месяца вернулся к русской гра­нице. Отсюда он послал немцам грамоту, в которой писал, что земля Ливонская пострадала за свои бывшие и нынешние грехи, и предлагал немцам смириться перед москов­ским государем, обещая со своей стороны ходатайствовать за них. В Москву же он от­правил с известиями об успехах послов-вое­вод. 1 марта магистр Ливонского ордена при­слал Шах-Али просительную грамоту.

В ноябре Шах-Али, щедро награжденный довольным Иваном¹⁴, вернулся в Касимов и до 1562 года жил в тишине и спокойствии. Но касимовские татары не сидели без дела. Все эти годы они совершали походы в Ливо­нию, то под началом царевича Тохтамыша, то — Андрея Курбского (он тоже с татарс­кой родословной). Военная удача всегда была на их стороне, однажды они даже взяли в плен магистра Ливонского ордена Фюрстен-берга.

Но в 1562 году касимовский царь решил тряхнуть стариной и сам со своими татарами собрался на войну против польского короля Сигизмунда, принявшего Ливонию под свою защиту и объявившего войну Ивану Грозно­му. Возможно, такое действие Сигизмунда Шах-Али расценил как личное оскорбление: ведь пять лет назад он наглядно показал, кто в этих землях хозяин. В следующем и после­дующих годах касимовцы ходили воевать Литовскую землю. Ставка Шах-Али была то под Смоленском, то в Вязьме. Под его началом служили царь Симеон Касаевич и царевичи Абдулла и Ибак. Последней военной став­кой Шах-Али были Великие Луки. Скончал­ся он 20 апреля 1567 года и был похоронен в Касимове, где ещё в прошлом веке был цел его надгробный памятник. Однако ещё луч­шим памятником (материальным) по нему осталась построенная им усыпальница каси­мовских царей, которая так и называется: Текие Шах-Али. Она сохранилась до наших дней.

Шах-Али не оставил потомства, и в 1569 году Иван ГУ пожаловал Касимов Саин-Бу-лату. Он был сыном Бек-Булата, внука Ах-мата — хана Большой Орды. "Государь Царь и Великий князь пожаловал Сеинбулата царе­вича, учинил в Касимов-город царем". До него управление Касимовым не давало право на царский титул; владельцы города оставались царевичами, то есть султанами. Царями же звали только тех, кто до вступления в Каси­мов уже был где-нибудь ханом (Нурдаулет и Шах-Али в последние годы жизни). Но для юного Саин-Булата царь сделал исключение, произведя собственной властью в цари. С него и начинается постоянный ряд касимовскихцарей. В дальнейшем царь тоже проявлял неслыханную (для его "грозного" характера) привязанность к Саин-Булату. Готовясь к вой­не со шведами, Иван послал его в стороже­вом полку, но с дороги вернул, пожалев его молодость. После этого Саин-Булат ещё два года воевал против Швеции, пока не потер­пел сокрушительное поражение под замком Лоде. Царь испугался за его жизнь и совсем отозвал из армии.

Летом 1573 года жизнь Саин-Булата круто изменилась, так как он принял христианство и наречен был Симеоном (Бекбулатовичем). Дальнейшая жизнь его уже не касалась Ка­симова, который и до него и после жаловал­ся исключительно мусульманам. После это­го Симеон жил ещё долго. Иван очень благоволил ему, себя называл князем Мос­ковским, а Симеона величал царем и вели­ким князем всея Руси. Он посадил Симеона в Кремле на трон, венчал царским венцом и отдал весь царский чин, включая выезд, а сам съехал на Петровку и ездил просто, в оглоблях. Симеон процарствовал в Москве около двух лет, потом Грозный сделал его князем Тверским. Когда государство было поделено на две части — опричнину и зем-Щину, то первую Иван Грозный забрал себе в управство, а вторую отдал Симеону Бекбу-латовичу. Умер он простым монастырским иноком, пережив Смутное время, в 1616 году под именем Стефана¹⁵.

До 1600 года история Касимова покрыта почти абсолютным мраком. Известно лишь, что какое-то (возможно, продолжительное) время ханом здесь был Мустафа-Али, сын султана Абдуллы-ак-Кубекова. Из немногих подробностей его жизни наиболее приме­чательно то, что в 1577 году он ходил с Ива­ном IV в Ливонию знаменитым и успешным походом. Тогда в русском войске всех татар вместе с черемисами было 4227 человек...

В 1588 году в Сибири был подло пленен воеводой Чулковым князь Сейдяк, сопер­ник знаменитого Кучума. Вместе с Сейдя-ком попали в плен царевич Казацкой Орды Ураз-Мухаммед. Летописцы свидетельству­ют, что Чулков обманом добыл себе столь именитых пленников. Когда князь с царе­вичем выехали из города Сибирь охотиться, Чулков пригласил их к себе в Тобольск яко­бы на пир и переговоры о мире. Во время обеда гости были схвачены и отправлены в Москву'.

Родословная Ураз-Мухаммеда вырезана на его собственном серебряном ларце для Ко­рана. Она такова:

 "Урус-хан, его сын Куйручук-хан, его сын Барак-хан, его сын Джанибек-хан, его сын Ядик-хан, его сын Шигай-хан, его сын Ондан-султан, его сын Ураз-Мухаммед-хан".

Таким образом, Ураз-Мухаммед был сы­ном киргиз-кайсацкого царевича Ондан-сул-тана и приходился племянником киргиз-кай-сацкому хану Тевкалю.

20 марта 1600 года Борис Годунов пожало­вал Ураз-Мухаммеда городом Касимовым. Видимо, перед этим Ураз-Мухаммед отли­чился в походе на Крым, ибо никакими дру­гими подвигами украсить себя просто не имел возможности. При вступлении на престол ему было от роду 28 лет.

12 июля было совершено торжественное возведение Ураз-Мухаммеда в касимовские цари. Жители города, от мала до велика, та­тары и русские пришли на это торжество. Толпа собралась огромная. Муллы, даниш-менды, хафизы, бики, мурзы, словом, вся мусульманская рать собралась в мечети, не считая личного представителя Бориса Году­нова. Затем внесли и разостлали золотую кошму. Главное духовное лицо в Касимове Буляк-Сеид (из рода Сеид-Шакуловых) стал провозглашать хотбу — молитву во здравие и в честь хана; потом четыре самых главных в Касимове человека, взявши кошму за углы, подняли на ней хана при радостных криках ликующего народа: "Да помилует его Гос­подь, да живет он на многие лета!". Самые важные лица — карачии, аталыки и ильми-даши — осыпали царя деньгами, и все при­сутствующие принесли поздравления. В про­должении нескольких дней царь предавался забавам и удовольствиям. В это время даны были большие и обильные пиры, на которых реками лился мед. Лошадей, баранов и коз­лов было зарезано множество. Во дворце тол­пились приглашенные, каждому было дано, смотря по званию, особое место. Мулл, ха-физов, вдов и сирот царь осыпал милостями, отпустил он на волю и всех пленников в знак своей радости.

Но вот празднества кончились, и 1 марта 1601 года Ураз-Мухаммед получил от царя назначение охранять южные русские грани­цы. Тут его и встретило Смутное время — время общероссийских беспорядков и неус­тройств.

О том, что делал Ураз-Мухаммед с каси-мовцами в последние дни Годунова и при Лжедмитрии I, сведений почти не сохрани­лось. Известно лишь, что Лжедмитрии по­жаловал грамоту служивым касимовским татарам, которая подтверждала все их прежние права и обязанности¹⁶.

При появлении второго самозванца — Ту­шинского вора — царь касимовский открыто встал на его сторону вместе со всеми служи­выми касимовцами. Очевидно, что Ураз-Му­хаммед остался верен присяге Годунову и не желал признавать царем Василия Шуйского. Но возможен и другой вариант: татары дого­ворились между собой считать "настоящим" царём Тушинского вора, чтобы в России не прервалась династия Рюриковичей, к кото­рой Шуйский не имел отношения. Докумен­тов, подтверждающих это, найти в принципе невозможно, ибо заговоры документально не оформляются.

Прибыв в лагерь Лжедмитрия II, Ураз-Му­хаммед находился там безотлучно долгое вре­мя. Одновременно с этим и касимовцы, ве­домые русскими боярами, противниками Шуйского, перешли на сторону Лжедмитрия Н. Соединившись с людьми из Алатыря, Кур-мыша, Арзамаса и Темникова, они пробра­лись в Свияжск, но были разбиты послан­ными из Казани царскими войсками. За переход на сторону Тушинского вора Каси­мов был осажден войсками царя Василия Шуйского, которыми командовал Федор Шереметьев. Жители храбро защищались, тем не менее город пал.

Между тем Лжедмитрий, опасаясь изме­ны, в декабре 1609 года бежал из Тушина в Калугу. Летом 1610 года он предпринял от­чаянную попытку взять Москву, но принуж­ден был вернуться в Калугу. Там же в числе его приверженцев находились Ураз-Мухам­мед, его сын и князь Петр Урусов.

С. Соловьёв пишет, что Ураз-Мухаммед в это время перешел на сторону поляков (польскому королевичу в это время предло­жили московский трон), потом отпросился повидаться с сыном, но когда он вернулся в Калугу, Лжедмитрий приказал утопить его.

Есть и другая версия: сын Ураз-Мухамме-да хотел перейти на сторону поляков, но отец не пускал. Тогда сын донес Лжедмитрию, будто Ураз-Мухаммед замыслил убить само­званца. Тушинский вор поверил и решил уп­редить беду. Он пригласил касимовского царя на охоту. Не подозревая беды, Ураз-Мухам-мед взял с собой только двух человек. Когда спустили собак на зайцев, самозванец, Ми­хаил Бутурлин и Игнатий Михнев напали на царя, убили его и его татар, а тела утопили в Оке. Затем, чтобы скрыть преступление, Лжедмитрий поскакал назад с криком, что Ураз-Мухаммед хотел убить его, и он едва спасся, а Ураз-Мухаммед бежал в Москву.

Татары не поверили в несуществующий за­говор, ибо самые доверенные люди должны были знать о нем. Среди таких был и князь Петр Урусов. А когда в реке выловили тело царя, то вопрос о "заговоре" и поспешном бегстве в Москву отпал сам собой. Татары решили мстить за своего царя. Возглавил их Петр Урусов. Но он действовал осторожно, выжидая удобный случай, чтобы отомстить сыну Ураз-Мухаммеда за предательство. Как-то вечером он заметил человека, который шел с пирушки от Лжедмитрия, и зарезал его. Но князь ошибся: он убил знатного татарина, одетого точно так же, как и сын Ураз-Му­хаммеда. За это Урусова и 50 татар Лжедмит­рий отправил в темницу. Постращав несколь­ко дней, самозванец выпустил их и стал по-прежнему с ними ласков, брал с собой на охоту и посылал их грабить деревни и села, принадлежавшие полякам. Однако татары не могли забыть, что Лжедмитрий коварно по­губил хана: былая степная кровь бурлила в их жилах. Два месяца они искусно таились и ждали часа, чтобы отомстить. Каждую ночь °ни приводили 10-12 поляков, которых бра­ли прямо в постели, приводили и польские обозы. Лжедмитрий приказывал простых по­ляков сечь "до кости" кнутом, а тела их бро­сать псам. Благородных он "по благородно­му" топил в реке.

Видя такое усердие со стороны касимов-цев, самозванец решил, что они забыли о своем хане, и стал брать на охоту по 20-30 татар, а из русских 2-3-х да шута Кошелева. За день до исполнения приговора Урусов дал знать татарам, чтобы они, как только Лжед­митрий выедет на охоту, немедленно выбра­лись бы из города через разные ворота, со­брались в Пельне и ждали его. 11 декабря самозванец выехал на охоту вместе с Урусо­вым и 20 татарами. Остальные татары чис­лом около тысячи человек отправились в Пельну. Отъехав на четверть пути от города, князь Урусов поравнялся с самозванцем и прострелил ему голову, а затем отсек её.

— Я научу тебя, как топить ханов и сажать в темницу князей! — при этом сказал он.

Оба сопровождавших Лжедмитрия бояри­на и шут Кошелев поспешили дать тягу; ник­то их не преследовал.

(Тут сама собой напрашивается удивитель­ная историческая аналогия: татарский князь Урусов освободил Россию от самозванца Лжедмитрия II, через триста лет другой та тарский князь Юсупов спас Россию от дру­гого самозванца — Распутина.)

Собравшись в Пельне, татары ушли в Ка­симов. В Калуге тем временем, узнав о слу­чившемся, ударили в набат, чтобы собрать войско в погоню, но было поздно. Только немногие из татар¹⁷ остались в Калуге. Это были те, кого не посвятили в заговор по од­ной простой причине: им не доверяли. Не­счастных гоняли по улицам саблями и дуби­нами до тех пор, пока не перебили всех. Всё говорит о том, что они пострадали безвинно, ибо, знай о заговоре, поспешили бы ретиро­ваться с другими татарами.

Ураз-Мухаммед был похоронен в Касимо­ве на Старопосадском кладбище. В начале века памятник с его могилы ещё лежал по­среди кладбища. Эпитафия, вырезанная на нём, достойна того, чтобы быть приведен­ной полностью:

"Сказал Господь предблагословенный и всевышний: Пред Богом Иисус то же, что Адам; Адама Он создал из праха, потом ска­зал ему: Будь, — и тот был. Сказал Господь преславный и всевышний: Не ведает никто, в какой стране он умрет; всеведущ и всезна­ющ Бог. Сказал Пророк, да будет над ним мир: Жизнь человеческая скоропреходяща, употребляй её на дела, угодные Богу. Сказал Пророк, да будет над ним мир: Мир сей есть поле, на котором сеятся семена для будущей жизни. Сказал Пророк, да будет над ним мир: Мир сей — падаль, а ищущие его — собаки. Истину сказал Пророк Божий. В 1019 году месяца рамазана в 16 день (22 ноября 1610 года) скончался сын Ондана-султана Ураз-Мухаммед-хан. Господь всевышний да по­милует его"...

...Постоянно ведя речь о ханах и цареви­чах, мы совершенно упускали из вида, что не только ими было населено Касимовское царство, были ведь и другие сословия и раз­ряды населения...

Самым высшим сословием считались пред­ставители дворянских родов — бики и мур­зы. При описании воцарения в Касимове Ураз-Мухаммеда поименованы четыре бика из родов Аргын, Кипчак, Джалатр и Ман-гыт. Именно они держали кошму, на кото­рой восседал царь. Первые два бика во вре­мя торжественных заседаний садились по левую сторону престола, более почетную. Са­мые важные вельможи в Касимове называ­лись карачии; звание карачия принадлежало только бикам главнейших дворянских родов. При Шах-Али в Касимове Карачи был из рода Ширин (князья Ширинские впоследствии), в пользу которого шла даже специальная пошлина, закрепленная грамотой Ивана Грозного.

Высшие сановники, наблюдавшие за вос­питанием царских сыновей, именовались ата-лыки, дядьки. Приближенные сверстники царя и его сыновей звались имильдашами, молочными братьями (так оно, вероятно, и было). Потомки пророка Мухаммада, как и везде в мусульманском мире, назывались се­идами. До сих пор они повсюду пользуются особым почетом и особыми преимущества­ми. Глава духовенства в Касимове также на­зывался сеидом. Естественно, он избирался из числа потомков Пророка. История сохра­нила имена трёх Городецких сеидов: Ак-сеи-да — при царе Шах-Али, и Кашки-сеида из знатного рода Шакуловых (Шакуровых), о котором говорится в жалованной грамоте 1587 года. Сеид в Касимове имел свой двор (или полк), который считался ровней царскому. Во времена Ураз-Мухаммеда в Касимове был сеид Буляк, он провозглашал хотбу при вступ­лении на престол царя. При жизни он пользо­вался славой человека активного и весьма Умного. Могила его также находится на Старопосадском кладбище. Сеиду подчинялись духовные лица — муллы. Учителя и настав­ники в медресе назывались денишмендами. Особые лица духовного звания именовались хафизами. Простые служилые татары звались казаками. Они пользовались некоторыми привилегиями. Например, им представлялось право на ведение торгово-предприниматель-ской деятельности в любом районе России. Разумеется, были среди касимовских татар и купцы, и ремесленники, и простой рабочий люд. Особенно поднаторели касимовские ма­стера в ремеслах, связанных с обработкой кожи, шерсти, металлов и камня. В ХУ-ХУ1 веках они изготовляли царские одежды и оружие, которые и по сей день можно видеть в Оружейной палате...

Следующего царя в Касимов уже поста­вили Романовы. В 1614 году им стал си­бирский царевич Арслан, сын хана Алия, внук хана Кучума. Уже первый приезд царя Арслана в Москву в 1616 году показывает, сколь великими почетом и привилегиями он пользовался. Дворцовые записи того вре­мени беспристрастно зафиксировали спор между боярами Головиным и Вельямино­вым. Зачинщиком оказался Никита Велья­минов. Он подал царю Михаилу Федоровичу челобитную, в которой указывал: Го­ловину-де поручили встречать касимовского царя, а ему — английского посла Джона Мерика, а его — Вельяминова — род го­раздо знатнее и старше Головинского, и по­сему всем Вельяминовым нанесено бесчес­тье. (Государь отвечал, что "тут нет мест ни у одного дела", то есть, что скажут, то и делай.) Вывод напрашивается сам: по двор­цовому этикету, царь касимовский на го­лову был выше любого (даже английского) посланника.

Через год Арслан опять пожаловал в Мос­кву, где опять-таки был пожалован почетом. Во время приема послов шированского шаха Аббаса он сидел одесную царя, а князья и бояре — ошуюю¹⁸.

На войны сам Арслан не ходил ни разу во всё время своего правления. Зато касимовс­ким служилым татарам, наоборот, не случи­лось иметь хоть сколь-нибудь крупной пере­дышки: их постоянно наряжали на службу воевать с врагами России или сторожить её границы.

Однако вместе с признанием неоцени­мых заслуг касимовцев, Москва начинает постепенно приуменьшать власть касимов­ских царей. Уже Арслан имел лишь право вместе с воеводой разбирать взаимные иски князей, мурз и татар своего "царева двора". В 1621 году Посольским приказом у него было отнято и это право. С тех пор власть касимовских царей неуклонно слабеет, а царство всё более и более теряет элементы самоуправления в составе Российского го­сударства. Правительство очень строго на­блюдало, чтобы касимовские цари не име­ли никаких самостоятельных сношений с иноземными мусульманами (их как бы от­резали от остального мира). В 1621 году в Москву был доставлен касимовец Байбек Танчурин (по извету воеводы Лодыженс-кого). Ему учинили допрос, не имел ли ка­симовский царь переписки с ногайскими мурзами, и для чего он, Байбек, ездил в Астрахань¹⁹.

К этому, как на грех, добавились и раздо­ры между царем и рядовыми касимовцами (в основном посадскими торговыми людьми), которые опять-таки оказались лишь на руку Москве. Арслану бы самому разобраться, а он стал жаловаться царю, что де подданные его его же, Арслана, стараются перед Миха­илом Фёдоровичем оболгать и опозорить. По­садские не остались в долгу и тоже подали челобитную, что "царёв дядька Килей по егоцаря (Арслана) веленью, ездя по торгу, бьёт на коне плетью, наезжаючи, а неведома за что, и угрожает нам, сиротам твоим, Килей: не быть де вам, мужикам, всем живым". За че­лобитной посадских стоял воевода Лодыжен-ский, прибиравший власть в Касимове к сво­им рукам. В Москве это поняли, и воеводе было строго указано. Царь повелел: "Если староста и посадские царя (Арслана) не по­слушают, то бить кнутом и сажать в тюрь­му, делать обыск, расспрашивать порознь... А ты, воевода, делал оплошно". Кроме этого, Михаил разъяснял, что никаких указов жечь дворы тех касимовцев, которые пошли жа­ловаться на своего царя в Москву, он не писал. Потом он спрашивал, правда ли, что Арслан брал в лавках товары без денег и гра­бил себе коров и лошадей. Если правда — пусть больше не грабит и силой ничего не берёт, пусть и людей касимовских не обижа­ет и не бьёт, а посадским велено во всём царя слушаться. Как видно, ситуация, сло­жившаяся в это время в Касимове, словно сошла со страниц "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина (род которого татарс­кого происхождения).

Арслану наследовал сын Сеид-Бурган. Так как в трехлетнем возрасте исполнять все фун­кции царя довольно обременительно, то опе­кунами над ним стали царица Фатима (вдова Арслана)²⁰ и дед Ак-Мухаммед Сеид-Шаку-лов, отец Фатимы. В наследство Сеид-Бурга-ну достались обширные поместья Касимовс­кого и Елатомского уездов. Некоторые из них потом пришлось отдать в приданое за сестёр. Вот что представлял собой в то время Ка­симов. Город, обнесённый деревянной сте­ной с башнями и насыпью. В нём — цер­ковь соборная, деревянная, изба съезжая (гостиница), двор воеводский и пушкарский, амбар с пороховой казной и пушками, двор Сеид-Бургана, ранее принадлежавший Арс-лану. За крепостной стеной была слобода Татарская, в которой стояла "мизгить или мечеть каменная" — та самая, построение ко­торой приписывалось Касиму и от которой ещё сохранился минарет. Против мечети сто­ял двор "царевичевич" -~ "дом и врата ка­менные", возведённый, вероятно, также Ка-симом. В слободе был также двор царицы Салтан-Сеитовны²¹. Кроме того была Пуш­карская слобода, Старый посад и Ямская слобода, известная со времён Шах-Али. Строилась и Новая слобода, в которой посе­лилась инокиня Марфа Ивановна — мать царя Михаила Фёдоровича. Такое соседство также не пошло впрок касимовским владель­цам. Им, например, пришлось делиться с царской матерью доходами от рыбных про­мыслов.

Видимо, именно Марфе Ивановне принад­лежала и идея крестить во что бы то ни стало Сеид-Бургана. Поначалу опекуны отговари­вались тем, что Касимов — именно то место, где всегда мирно уживались православие и мусульманство, поэтому крещение просто ненужно. Но Москва усилило давление. Сеид-Бургану в награду за крещение была обещана в жёны царская дочь Ирина. В 1651 году касимовскому воеводе Литвинову было строго указано, чтобы он не допускал ника­ких контактов Сеид-Бургана с иноземными царевичами. Это требование было подкреп­лено совершенно глупой выдумкой, будто бы они собираются касимовского царя "скрасть". Запрещено было даже послам, плывущим по Оке в Москву, заходить в Ка­симов.

Русские историки, говоря о причинах, по­будивших креститься Сеид-Бургана, — пи-Цгут "неизвестны". Но они очевидны. Такова была общая политика Российского правительства — растворять внутри страны ино­родческий менталитет. В доказательство при­ведём современную крещению Сеид-Бурга-на (и упоминающую его) грамоту крымского визиря Сефер-газы-аги ко двору следующе­го царя — Алексея Михайловича.

"Если хотите знать, почему войска ваши понесли поражение, то вот почему. Уже сто лет как Казань и Астрахань находятся у вас в руках. До сих пор тамошние мусульмане не терпели никаких притеснений; нынешний же царь ваш (Алексей Михайлович) вообразил себя умнее прежних царей, отцов и дедов своих, и вы разорили мечети и медресе, и предали огню слово Господа всевышнего. Поэтому войска ваши и понесли поражение.

Затем: каждый год мы давали на окуп от шестидесяти до семидесяти пленных ваших; вы же, если попадёт к вам в руки пленный, не отдаёте его на окуп, а насильно делаете христианином. Через это христиан многим больше не будет. У нас у самих под властью христиан много, но мы их насильно мусуль­манами не делаем. Силой и против воли кре­стить или обращать в мусульманство не го­дится. Поэтому ваши пленные и были перебиты. Вообще у нас все жалеют, что вы задерживаете пленных и обращаете их в хри; в укор вам у нас ставят и то, что вы насильно окрестили султана Хан-кирман-ского (касимовского)".

Этот документ слишком явно показывает, зачем Москва столь настойчиво прибегало к крещению татар и других окрестных наро­дов: границы России в это время оказались несоизмеримо дальше того, что могли защи­тить русские собственными силами. Прогло­тив столь "жирный кус", России ничего не оставалось, как наращивать военные силы. Осуществить это Россия могла только за счёт инородцев. Но для этого требовалось асси­милировать их, растворить в местном насе­лении. Принятие православия и было одним из таких обязательных требований: один царь, одно отечество и единая вера.

После крещения Сеид-Бургана (в котором он был наречен Василием) царь повторил желание выдать за него свою сестру Ирину Михайловну. Но свадьба опять не состоя­лась, вероятно, из-за чьих-то дворцовых ин­триг. Возможно, и сам Василий Арсланович передумал. Он женился на дочери боярина Плещеева. Действия понятны и разумны: род Романовых перед древнейшим Плещеевых выглядел просто выскочкой.

В годы царствования Василия Арслановича касимовцы ходили воевать за Россию под Смоленск и несли пограничную службу. Сам он в войнах участвовал дважды: в 1656 году вместе с сибирскими царевичами ходил вое­вать против шведов под Ригу; другой раз — под Чигирин против турок.

Оставлял крещёного Василия владетелем Ка­симова, русское правительство видело в нём лишь новое орудие для своих целей — подго­товить край к окончательному слиянию с Рос­сией. Для этого, прежде всего, требовалось обратить население в православную веру. По­добные переходы и до Василия были извест­ны, совершались они по личной инициативе и всегда спокойно. Но при Василии начинается открытая борьба между православием и ино­верием — мусульманством татар и язычеством мордвы. По приказу Москвы народ начинает переходить в христианство целыми деревня­ми—то добровольно, то после долгого и упор­ного сопротивления.

Шаг по установлению единой религии на всём пространстве был очень важен. Он ре­шал дело окончательного слияния Касимова с Россией, который и мог произойти только при крещении большей части населения. Рус­ское правительство шло к этому любыми спо­собами, в основном, прощая бунтовщиков и задаривая добровольцев. Крестившихся ста­вили на денежное и продуктовое довольствие. От 10 июня 1647 года до нас, например, дошло дело о награждении касимовского татарина Степана Матырикова за принятие крещения. Даже когда население наотрез отказыва­лось принимать православие, Москве вся­кий раз удавалось добиться своего. Показа­телен случай с рязанским архиепископом Мисаилом, в епархию которого как раз вхо­дили Касимовское царство и некоторые уез­ды Тамбовской губернии. После крещения Василия Мисаил — фанатично преданный православию — яро бросился крестить всех подряд: мордву и татар. Если он встречал сопротивление, то посылал в Москву, откуда привозили специальную грамоту, касавшую­ся конкретной деревни и даже отдельных лиц. Это у него проходило не раз. В Шацком уез­де, например, после его "походов" осталось всего 6 тысяч некрещёных. Мисаил отписал царю с просьбой благословить его ехать в Касимов и крестить там татар и мордву (то есть требовал своего рода охранной грамо­ты). Но добраться до Касимова ему было не суждено. В ожидании царского благослове­ния он узнал, что среди татар и мордвы со­ставился заговор. Числом около 500 человек и с оружием в руках заговорщики собрались в деревне Янбиревая и поджидали проезда Мисаила. Архиепископ вышел навстречу им в святительной мантии, чтобы зачитать цар­скую грамоту, повелевавшую креститься. Его не стали слушать и сразу набросились. Ох­рана в страхе разбежалась, Мисаила защи­щал лишь верный конюший Акиндин Ба-холдин. Но и он не сумел спасти архиепископа от стрелы, которая, пробив руку, ударила в сердце. Скоро архиепископ умер и был причислен к святомученикам. Заговор­щики ждали для себя самого худшего. Но Москва поступила хитрее — она их прости­ла, и через год заговорщики крестились доб­ровольно.

Подобных приёмов самого иезуитского на­сильственно-добровольного крещения мож­но было бы привести множество²².

Год смерти Василия Арслановича 1679 от­мечен в истории Касимова тотальным пожа­ром и бунтом Степана Разина, который рас­считывал, что касимовцы встанут на его сторону. Однако до Касимова Разин не до­шёл.

В период царствования Василия Касимов стал не более как проезжим пунктом между Москвой и странами Каспийского бассейна.

Через Касимов же следовали и астраханские табуны в Москву. Собственно, это был ко­нец Касимовского царства. До Василия ка­симовские цари и царевичи так не жили. Они не проводили в Москве целые годы, остава­ясь без всякого дела. Даже между тем вне­шним почетом, которым был окружен Васи­лий в Кремле, и его предшественниками разница видна невооружённым глазом. До него касимовцев действительно принимали как царей. Василия же почти приравняли к простым невладетельным сибирским царе­вичам. Сам он ещё садился выше них, но грузинскому царевичу Василий постоянно уступал шаг на ступенях трона. А его сыно­вья, хоть и именовавшиеся в официальных бумагах, царевичами, предпочитали сами себя писать князьями. Подобного пренебре­жения до Василия среди касимовских вла­дельцев не встречалось ни разу. Получается, что Василий только числился действитель­ным владельцем, но, по сути, оставался но­минальным. Собственно, для этого он и был крещён. Русское правительство шло здесь проторенным для себя путём: лишая Васи­лия значения и власти, оно вознаграждало его всё новыми и новыми имениями, как бы компенсируя этим угрызения его совести.

По его смерти царству Касимовскому, ка­залось, предстоял быстрый конец. У прави­тельства уже всё было готово к его уничто­жению. Однако жива ещё оставалась мать Василия Фатима Салтан-Сеитовна. Царь ре­шил не обижать её на последних годах жиз­ни и отдал все права, которыми пользовался Василий. Но и она прожила только три года. В это время управление Касимова из По­сольского приказа было передано в ведом­ство приказа Казанского дворца. Про смерть царицы рассказывают прямо противополож­ные предания. По одному, она была задуше­на татарами за то, что в последние годы жиз­ни стала тайно исповедовать христианство. По другому же, она перед смертью сильно ожесточилась и приказьшала запрягать в свою коляску людей, как бы показывая Москве, что по-прежнему считает себя могуществен­ной правительницей. Люди взбунтовались. "Экие вы аляны!" — сказала она им (то есть лентяи). Отсюда будто бы пошёл род Алян-чиковых.

Погребена она была в текие рядом с му­жем Арсланом (следовательно, осталась му­сульманской).

И даже мимо этого мавзолея не смогла пройти мимо история. В семье Шакуловых  были бумаги об одном уголовном деле. Суть такова: какая-то женщина из Старого посада забралась под текию, где в подвалах на цепях висели гробы касимовских царей, и покрала саваны и другие вещи. За это Якуб-Сеид Шакулов повесил её. До сих пор ходят леген­ды о подземных ходах, соединяющих текие с дворцами и мечетью. Какая-то часть правды в этих легендах несомненно присутствует.

Касимовское царство существовало 225 лет и имело 1-4 владетельных царей, не считая царицы Фатимы. После её смерти в 1681 году город Касимов окончательно вошёл в состав Русского государства и был отписан на московского государя. Как ни парадок­сально, но больше всех потерял на этом Казанский девичий монастырь, расположен­ный вблизи Касимова. До этого он суще­ствовал от щедрот касимовских царей, мос­ковскому же царю заниматься пропитанием девиц было недосуг.

Из 6 наследников Василия двое умерли почти одновременно с ним. Один был чет­вертован Петром I при подавлении стрелец­кого бунта. Два других умерли бездетными. Наследника имел лишь Иван Васильевич, названного в честь деда Василием. Он был Женат на Салтыковой — сестре царицы Прасковьи Федоровны, супруги царя Ивана Алек­сеевича, брата Петра I. К нему же перешли и некоторые наследственные вотчины касимов­ских царей.

В 1702 году город Касимов посетил Петр I. Рассказывают, что, проезжая по городу, Петр встал в коляске перед мечетью, построенной Касимом, и перекрестился на неё. Когда ему указали на ошибку, он приказал расстрелять мечеть из пушек. Однако многочисленные просьбы татар убедили его оставить в этом крае хоть один молитвенный дом.

При Петре же был образован солдатский Касимовский полк. Неслужилых татар Петр приписал к Воронежским корабельным вер­фям. Факт сам по себе разительный: морс­кая мощь России создавалась плотницким²³ умением потомков Степи! Впрочем, касимов-цы (вместе с Нижним Новгородом) держав­шие под собой всю торговлю из Оки в Волгу, и в самом деле умели строить корабли.

Упразднения Касимовского царства име­ло отрицательные последствия прежде всего для татар. Постепенно они лишались былых привилегий, облегчавших их жизнь в этом крае. Ряд петровских указов был направлен на устранение инородческого служилого зем­левладения. Мусульманам, имевшим вотчи, предписывалось перейти в православие. В случае отказа их земли отходили либо к крещёным родственникам, либо к императо­ру. Такая судьба постигла многие именитые роды: Акчуриных, Бурнашевых, Костровых, Тургеневых, Ширинских. Одновременно Ц ущемляли права служилых татар: правитель­ство под разными предлогами урезало их леса, земли и луга. Затем множество служи­лых перевели в "однодворцы" — низшее податное сословие. Налоги им приходилось платить в двойном размере: Казанской ад­миралтейской конторе и губернатору и вое­воде.

До последней (1941 — 1945) войны ка­симовские татары ещё сохраняли некото­рые признаки самобытности. Выходили газеты на татарском языке, были и школы, где преподавали опять-таки на татарском языке. Однако утрата политически обособ­ленного статуса ни к чему хорошему при­вести не могла. И всё-таки из касимовцев вышло немало выдающихся людей. Пер­вая в истории татар женщина-математик, выпускница Сорбонны, Сара Шакулова; ин­структор Ю. Гагарина В. Акбулатов; соли­сты Ленинградского театра оперы и балета Симаковы; профессора 3. Байрушева и У. Бекбулатов. Сейчас у касимовцев появи­лась реальная возможность вновь заявить о своей самобытности...

Комментарии

¹           На Руси Касим носил прозвище Трегуб. Вероятно, переделанное татарское Тенгри-кул. От него пошел род Трегубовых.

²           Этот устоявшийся лексический оборот "царевич Городецкий", по всей видимости, стал причиной появ­ления многочисленных фамилий Городецких. Вероятно, все они были потомками незаконнорожденных де­тей касимовских ханов.

³           В мирное время она насчитывала 500 человек. Во время похода, вероятно, больше.

⁴           Простые (неродовитые) татары, приходившие на Русь вместе со своими царевичами, а равным образом и сами по себе, все — казанские, крымские, астраханские
и другие — обыкновенно назывались русскими казака­ми. Точнее, татары сами себя так называли.

⁵           С другой стороны, Иван III мог опасаться, что однажды Антон отравит и его самого.

⁶           Интересно отметить, что известный русский писа­тель Сергей Довлатов, всю жизнь считавший себя ев­реем, на самом деле имел совершенно четкое татарское
происхождение. Воистину, "Всё смешалось в доме Об­лонских" — по-другому не скажешь. Но это не уди­вительно. Например, в Новгороде в 1699 году жил Вильям Ибрагимов.

⁷ Ещё в 1815 году видели старинную книгу о про нахождении Касимова, но она или погибла в огне, или стала жертвой тлена.

⁸           В 1487 году Ильгам поднял восстание против рус­15       О Саин-Булате см. главу "Судьба чингизида"

¹⁶          Грамота эта ещё в конце прошлого века храни­лась у жителя Касимова Худай-дада Абукирова Шакулова.

¹⁷          С. Соловьёв называет "около двухсот".

¹⁸          В отличие от татар у русских наиболее почетной считалась правая сторона от трона царя.

¹⁹          Байбек стал жертвой собственного любопытства: путешествовал он с одной целью — посмотреть мир, поэтому его скоро отпустили, не обнаружив шпионс­
кого умысла.

²⁰          Её звали Салтан-Сеитовна.

²¹          Дворы (включавшие дворец, служебные построй­ки и собственно двор) влиятельных лиц в те времена были невелики. Например, двор царицы "имел в дли­ну 15 сажень, поперёк 19 сажень" (32 х 40,5 м).

²²          Справедливости ради стоит отметить, что и кре­щение самой Руси происходило при помощи "огня и меча". Не "брезговали" и водой: людей загоняли в реки и отказывавшихся креститься водой тут же топи­ли.

²³          И военная также: адмирал Ушаков происходил из татарского рода.

 

СУДЬБА ЧИНГИЗИДА

Национальность – здесь нечем гордиться и нечего стыдиться

 

Историк похож на шахматиста, который играет сам с собой, но при этом белыми фи­гурами за себя. Поскольку противника нет, он вынужден думать и за чёрных, но так, чтобы получилось "белые начинают и выиг­рывают". Вот только у шахматиста тридцать две фигуры, а у историка -- столько, сколь­ко фактов он сумеет откопать и сколько за­копать, или сделать вид, что их нет. И в за­висимости от политической ситуации или национальных амбиций игрока часто полу­чается, что за белых выступают сто фигур, а за чёрных — одна, да и та какой-нибудь без­защитный король. Именно с одной из таких коронованных особ историки поступили осо­бенно жестоко, хотя этот человек заслужил чёрной неблагодарности меньше любого другого царя. И единственный в русской ор-дынско-казанской истории никогда не рвал­ся на трон.

Даже не все историки сейчас помнят о рос­сийском самодержце по имени Симеон Бек-булатович, а если имя это где-то и проскаль­зывает, то только как странный эпизод тиранического правления Ивана Грозного, воз­ведшего татарского царевича на московский престол в очередном припадке умопомеша­тельства и в точно таком же припадке с этого престола убравшего. Однако, как это ни стран­но, современники чрезвычайно серьезно от­неслись к царскому достоинству Симеона. Все­го лишь одиннадцать месяцев он занимал тронное место в Кремле, но затем все остав­шиеся сорок лет до смерти титул не давал покоя московским преемникам забыть царя Симеона. Жизнь "одарила" его тяжкими испытаниями, но история "наградила" ещё суровее — забвением, словно человека этого звали Герострат или он был виновен в неис­числимых бедствиях. Но в истории России такое случается сплошь и рядом: князь Вла­димир Киевский, умудрившийся нарушить все заповеди Иисуса Христа, был объявлен свя­тым, а Симеона, за всю жизнь мухи не оби­девшего, церковь замолчала, хотя своим иноческим терпением он должен был по всем законам совести принять хотя бы венец муче­ника. За что же такая немилость даже в совет­ские времена, когда история с религией шли в разные стороны?

Некогда Пушкин сказал о Борисе Годуно­ве: "Лукавый раб, татарин, зять Малюты". Сказал, может быть, ради рифмы и размера строки, но Годунов навеки остался отрицатель­ным персонажем. Ну, что лукавый раб — ещё понятно: лебезил перед Грозным, чтобы вы­жить в лихую годину опричнины, и крутил интриги при дворе. С зятем Малюты Скурато­ва — тоже как будто всё ясно: Малюта — за­писной палач и истязатель, Годунов пошёл по стопам тестя и убил царевича Дмитрия. Но при чём тут татарин? Это же не преступление! Тем паче, что последний чистокровный тата­рин, от которого пошёл род Годуновых, умер лет за двести до рождения Бориса. Царь Симеон же Бекбулатович был настоящим татарином. Неужели этого ему не простили московские бояре? Точнее будет даже сказать: неужели московские бояре не простили ему того, что своим присутствием на троне он напоминал им об их же татарских корнях?

До крещения второго московского царя звали Саин-Булат. Его отец, Бек-Булат, был чингизидом — прямым потомком ханов Зо­лотой Орды, — внуком последнего золото-ордынского хана Ахмата. Того самого, что в 1480 году стоял на Угре против Ивана III и вынужден был отступить, когда московский князь послал дружину, чтобы разграбить ос­тавшуюся без защиты Орду Ахмата. В 1558 году Иван Грозный пригласил родителя Саин-Булата к себе на службу. Но отец про­служил московскому царю недолго: хан Бек-Булат вскоре "голову положил на государевой службе". После его смерти служить продол­жал сын. В официальных документах Саин-Булат именовался астраханским царевичем. В конце 60-х годов Иван Грозный сделал его* сначала ханом в Касимове, а затем и первым касимовским царём. Букет пожалований дополнило почетное звание слуги государева, которое давалось только приближенным к са­модержцу лицам и его родственникам, про­чие же скромно именовали себя холопами и людишками.

До Саин-Булата касимовские владетели, несмотря на столь внушительный титул, были скорее московскими служилыми людьми выс­шего государственного разряда, а ханство было их своеобразным поместным окладом. Правда, в память о ханском происхождении их всегда сажали перед троном на одну сту­пеньку выше бояр и удельных князей. В от­личие от своих предшественников, которых в официальных бумагах именовали лишь ца­ревичами, Саин-Булат получил титул царя Касимовского. Зачем Ивану Грозному пона­добился ещё один царь в собственном цар­стве? Дальнейшие поступки Ивана этот воп­рос прояснят...

И вот уже в качестве Касимовского царя Саин-Булат принимает участие в Ливонской войне, в походах 1571-1573 годов. Но как воевода победами он себя не обессмертил, скорее даже был неудачлив. Из первого по­хода Иван Саин-Булата вернул, пожалев мо­лодого и неопытного человека, но на следу­ющий год под его же неопытном руководством русское войско было наголову разбито при замке Лоде (Коловери). Царс­кой опалы, которой ждали конкуренты за ступеньку под троном, не последовало.

В июле 1573 года, по всей видимости, по личному настоянию Ивана Грозного, Саин-Булат крестился и стал именоваться Симео­ном Бекбулатовичем. Зачем ещё и это пона­добилось хозяину Кремля? До Саин-Булата он ничего не имел против того, чтобы каси-мовцы исповедовали ислам. Однако московский царь имел на касимовского царя дру­гие виды.

Тогда же Иван Грозный, доводя до конца только понятное ему дело, женил новообращенного. Суженой стала Анастасия Мстиславская, дочь влиятельнейшего боя­рина князя Ивана Федоровича Мстиславс­кого, бывшего главы земщины. Он тоже вёл свой род от чингизида, царевича Худайкула. Анастасии предстояло разделить странную и нелегкую участь своего мужа.

Осенью 1575 года произошло событие, ко­торое определило всю последующую судьбу Симеона Бекбулатовича. Иван Грозный от­рекся от Московского царства в пользу касимовского царя, а сам стал просто князем Иваном Московским, скромно покинул Кремль и переехал то ли на Арбат за Не­глинную, где поселился в бывшем опричном дворе, то ли на Петровку.

Современники растерянно разводили ру­ками, наблюдая столь странные поступки и перемещения. При этом большинство бояр считало, что вся эта "комедия" задумана ис­ключительно для новой войны с ними, кото­рую и поведёт царь Симеон, а Иван останет­ся как бы ни при чём. Царские игры в отречение были уже известны. Память еще хранила ужасные воспоминания, что оприч­нина началась с того же: царь притворно ре­шил отречься от престола. Многие историки считают, что Иван Грозный в порыве само­дурства хотел унизить родовитое боярство, поставив над ними татарского царя, однако, надо признать, что в "татарстве" Симеона ничего обидного для московской знати и быть не могло. Наоборот, она — эта знать — ря­дом с -ним была просто худородной. Саин-Булат вел свой род от Чингисхана, а значит, был "от честнаго царского корени". И, вплоть до Петра, официально считалось, что татар­ские царевичи "честию всех бояр выше". Только начиная с Петровских времён, места у трона и в правительстве стали занимать немецкие ремесленники, отставшиеся не у дел на родине. К тому же надо вспомнить, что ещё при деде Ивана единственным ца­рем на Руси назывался хан Золотой Орды, а московские государи получали ярлык' на ве­ликое княжение из его рук. Симеон же (Саин-Булат) был законным наследником Золотой Орды, как внук Ахмата. Иван Грозный, ко­нечно, мог и любил "божиими людишками играть", однако, с великокняжеским местом предков шутить бы не стал, посадив на него человека, который своим происхождением мог бы оскорбить царские регалии. Замысел Ивана был куда как хитрее: он хотел пока­зать всему миру, что столица Золотой Орды теперь Москва.

И московские люди не обижались на сво­его государя, а только со страхом следили за его лицедейством: ведь следующего хода ник­то предугадать не мог. Но Иван Грозный дей­ствовать не торопился: "ездил просто, что бояре, зимою возница в оглоблех; а бояр взял себе немного, а то все у Симеона; а то, как приедет к Симеону и сядет далеко, как и бояре, а Симеон сядет в царьском месте". Своему преемнику он подавал униженные челобитные. "Иванец Васильев с своими де­тишками, с Ыванцом, да с Федорцом, челом бьёт, просит пожаловать да милость свою по­казать". Грозный царь, сделав государствен­ный ход, занялся излюбленной игрой — са­моуничижением. Его нарочитое юродство вызывало ужас, поскольку обычно служило прелюдией к грядущим казням и падением в немилость. Несмотря на подчеркнуто подо­бострастное отношение Ивана к Симеону, все прекрасно понимали, что власть осталась в тех же руках. Под именем и гербом Симеона Бекбулатовича выходили государственные указы и пожалования, но на его грамоты дья^я предпочитали не отписываться, а отвеча­ли только князю Иванцу Московскому. Си­меону не доверили управление Казанским царством и не дали ему распоряжаться даже государственной казной.

Здесь стоит, наконец, сказать, что формаль­но Симеон не был царем, хотя все современ­ники и потомки именовали его именно так. Осторожный Грозный не стал передавать ему титул царя, ведь и сам Иван только лишь тридцать лет назад первым среди Рюрикови­чей получил этот титул. На царский престол Симеон сел с титулом "великого князя всея Руси", но с которым, кстати, занимали это место предки Ивана ГУ. А так как место это уже было царское, то на Симеона и перенес­ли соответствующий титул. И в то же время царя Симеона не желали показывать иност­ранным послам. Их принимал только князь Иван Московский. На недоуменные вопро­сы английских послов он отвечал, что "дело еще не окончательное, и мы не настолько отказались от царства, чтобы нам нельзя было, когда будет угодно, вновь принять сан", а Симеон Бекбулатович, объяснял Иван, "по­ставлен лишь по нашему соизволению". Фа­рисейский этот ответ даже трактовать не требуется: Грозный откровенно заявлял, что Зо­лотая Орда по-прежнему существует, только главный улус в ней теперь — Московский. Действительно, как Иван поставил Симе­она "по своему соизволению", так по тому же соизволению и свел его. В августе 1576 года Симеон Бекбулатович в одночасье пе­рестал занимать престол московских госуда­рей. Царь вновь на удивление милостиво обо­шелся со своим "протеже".  Ему был пожалован титул великого князя Тверского, опять же единственного, кроме Ивана Гроз­ного, великого князя в России (остальных великих князей к тому времени ликвидиро­вали). Хоть "великое княжество Тверское" и было совсем небольшим (оно состояло из разоренной Твери, Торжка и Микулинского уезда), но Симеон был в нём хозяином, имел свой великокняжеский двор, приказы, бояр, дворец, распоряжался землями, судил и жа­ловал "людишек своих". Но вместе с этим он вновь вернулся к роли служилого челове­ка, хотя его по-прежнему именовали царем. Казалось бы, так и жить Симеону Бекбу-латовичу и по мере сил служить московско­му государю, управлять в обширных владе­ниях, растить многочисленных детей, да вспоминать о перипетиях своей судьбы. Од­нако в 1584 году со смертью Ивана Грозного для Симеона наступили новые испытания.

На престол сел слабоумный Федор Иоан-нович (при чём слабоумным его считали за исключительную доброту и мягкость). Сразу же при дворе начались распри между настав­никами, которым вверил своего сына Иван (одним из них был И.Ф. Мстиславский, тесть Симеона.) Как известно, всё окончилось тем, что власть прибрал к рукам ловкий царский шурин Борис Годунов. С этого момента на­чалась черная полоса в жизни царя Симео­на. Сначала его тесть оказался в опале и был пострижен в Кирилло-Белозерский монас­тырь под именем Ионы, а Борис Годунов избавился от могущественного соперника. Вслед за этим и сам Симеон Бекбулатович, который вообще не собирался участвовать в придворных интригах, был лишен титулов и имений и сослан на житье в свое тверское село Кушалино. Жил он там небогато: "дво­ра же его людей в те поры не много было и живяше в скудости..."

После гибели в Угличе царевича Дмитрия всем стало понятно, что законная династия Доживает последние дни. Смерть бездетного Царя Федора поставила Россию перед не обходимостью выбирать нового самодержца. Естественно, первым кандидатом на осиро­тевший престол был Борис Годунов, однако таким однозначным положение вещей пред­ставлялось не всем. С новой силой разгоре­лись в Москве интриги. И тут всплыло имя царя Симеона, однажды уже законно сидев­шего на царском месте. Как оказалось, прочно укрепившийся за ним титул царя все ещё производил чарующее действие на современ­ников. Идея божественности царской власти не могла предполагать приставки экс- в от­ношении самодержца. Однажды посидев за­конно на троне, Симеон в представлении той эпохи навсегда оставался царем. И как ни относительно было его царствование, в гла­зах современников он все же обладал большими правами на престол, чем кто бы то ни был, в том числе и худородный (разу­меется, по меркам московских бояр) Борис Годунов. Хоть он и зять предпоследнего царя, но в государстве жили сотни представителей княжеских родов. Сами они своих прав на ] трон не вьщвигали, понимая невозможность благополучного исхода: ведь если бы их со­звали на собор и заставили голосовать, то каждый проголосовал бы сам за себя. В апреле-мае 1598 года в пользу ото­шедшего ото всех дел царя Симеона начали настойчиво высказываться Романовы и Бель-ские. Претендовавшие на власть знатные роды решили консолидироваться против могущественного Бориса вокруг фигуры царя Симеона. Расчёт был прост: если Симеон станет царём, то Россия на законном осно­вании будет требовать себе земли до Монго­лии и Китая. Однако Годунову удалось быс­тро пресечь эту интригу, и царем стал он. Присягая ему, подданные в обязательном по­рядке обещали не хотеть на царство Симео­на, не ссылаться с ним, не дружить и не род­ниться, а заодно и докладывать обо всех, кто собирался это делать. (Кстати, те же обеща­ния они вынуждены были давать на присяге и сыну Годунова Федору.) В это время царь Симеон ослеп. По убеждению современни­ков, его ослепили по тайному приказу Бори­са. Из воспоминаний французского телохра­нителя Годунова и ЛжеДмитрия, лично встречавшегося с Симеоном, известно, что Борис в день своего рождения послал Си­меону милостивое письмо и просил выпить за его здоровье, для чего отправил испанс­кого вина. Выпив этого редкого и дорогого тогда "лакомства", Симеон Бекбулатович ослеп.

Всеми избегаемый слепой царь Симеон уединенно жил в своем селе. Видимо, уже не надеясь на благополучие и "не искаша зем-наго ничего", он решил, что пришло время позаботиться о душе и предвосхитить весьма вероятную опалу в скором будущем. Свои накопления он стал расточать на строитель­ство храмов и на вклады в монастыри. Слов­но предвидя свою судьбу, особенно щедрые вклады отправил на Соловки.

Пока царь Симеон "душу строил", дела в государстве шли своим чередом. Страна  пережила страшный трехлетний голод и ус­пела возненавидеть "законного царя" Бори­са. Призрак убиенного царевича Дмитрия облекся в тело самозванца и даже не в одно­го, как потом выяснилось. Накануне его пер­вого вступления в Москву Борис умер; пого­варивали, что он отравился, мучимый страхом и совестью, что вполне возможно, если учесть, как тяжела для него оказалась шапка Моно­маха. В конце концов, на престоле воссел Лжедмитрий (Григорий Отрепьев). Новый царь, достоинство которого могло быть под­вергнуто сомнению, не мог не вспомнить о старом царе, мирно проживающем в своих деревнях. Симеон Бекбулатович был пригла­шен в Москву и обласкан. Но ласки самозванца оказались недолгими, потому что были притворными. В марте 1606 года Отре­пьев решил одним махом, но при этом бес­кровно, избавиться от возможного конкурен­та. (Хотя стоит сказать, что к этому времени у слепого и сломленного царя Симеона ни­каких самодержавных амбиций уже и быть не могло. Не водились они за ним и ранее.) Дмитрий решил постричь его в монастырь, откуда путь в государи уже был заказан. Си­меона постригли в тот же Кирилло-Белозер-ский монастырь, где за десять лет до этого окончил свои дни его тесть Мстиславский. 3 апреля царь Симеон стал старцем Стефаном. Но и Отрепьев недолго продержался на пре­столе. После пострижения Симеона Бекбула-товича прошло полтора месяца, и Лжедмит­рий I был убит. Однако свято место пусто не бывает, и в цари выкликнули боярина Васи­лия Шуйского. Популярностью в народе он не пользовался, прав на престол у него со­всем не было (современники говорили, что он "самочинно в цари нам поставился"), и потому он сразу вспомнил о несчастном царе Симеоне, теперь старце Стефане. Казалось бы, слепой монах не мог вызывать никаких тре­вог и опасений, но уже через девять дней после своего прихода к власти Шуйский послал в -Белозерский монастырь пристава с грамотой, в которой приказал перевезти стар­ца Стефана ещё дальше, на Соловки, под стро­гий надзор. При этом царь Василий проявил необычайную поспешность и строго потре­бовал, чтобы ему срочно отписали, "какого числа тот из монастыря выедет, что бы нам про то ведомо было вскоре".

На далеких Соловецких островах старец Стефан прожил шесть лет в нужде и под стро­гим надзором. Не облегчили его положения и прежние богатые вклады, их пересилила серьёзность царского указа. Все это время он посылал в столицу грамоты с просьбой вер­нуть его в Кирилло-Белозерский монастырь. И только 25 июля 1612 года, когда на рос­сийском престоле законного царя вообще не было, над старцем смилостивились. "По со­вету всея земли" его вернули в Кириллов. (Видимо, не малую роль сыграло в этой ми­лости и то, что далеко не последним челове­ком в этом "совете всея земли" был шурин старца Стефана Ф.И. Мстиславский.)

Новой династии Романовых, прочно ук­репившейся на царском месте, дряхлый слепой старец Стефан был не страшен, и потому его (наконец-то!) оставили в покое. Последние годы своей жизни он провел в Москве. Старец Стефан доживал свой век в забвении и одиночестве. Ему выпала тяж­кая участь — он пережил всех своих мно­гочисленных детей — Евдокию, Марию, Анастасию, Федора, Дмитрия и Ивана. Не дождалась его возвращения и жена Анас­тасия, которая вослед мужу приняла пост­риг и стала старицей Александрой. Она скончалась 7 июня 1607 года, когда старец Стефан находился на Соловках, и была похоронена в московском Симоновом мо­настыре. Сам же Стефан преставился 5 января 1616 года и был погребен рядом с супругой. Власти в последний раз доказа­ли, что они не забыли о родовом досто­инстве старца. Распорядившись похоронить его в Симоновой обители, они воздали ему тем самым последние княжеские почести. Бывшего "царя Симеона" новые "предер-жатели земли российской" не захотели хо­ронить в царской усыпальнице в кремлев­ском Успенском соборе. Симонов же монастырь одно время служил местом упо­коения великих русских князей и царей, там и решено было, соблюдя соответствую­щие приличия, устроить погребение старца Стефана. На его надгробном камне было написано:

"Лета 7124 году генваря в 5 день преста­вился раб Божий царь Симеон Бекбулатович во иноцех схимник Стефан".

Сейчас уже не найти этой могилы, на ме­сте Симонова монастыря возвышается дво­рец культуры ЗИЛа.

С погребением память о царе Симеоне ушла быстро.

Бывшему татарскому царевичу выпала причудливая и тяжкая судьба, полная пара­доксов и контрастов. Побыв ханом, царем и великим князем, он пережил шесть царей и закончил жизнь монахом. Будучи татарским царевичем, прямым наследником Золотой Орды, Саин-Булат стал русским царем. Из правоверного мусульманина его заставили превратиться в православного схимника. Трижды он менял имя. Не желая власти и не делая ничего, чтобы приблизиться к ней, был постоянно ею настигаем и преследуем. Имел большой почет, но знал, что за спи­ной многие посмеиваются над ним. Не был виновен, но страдал только за то, что ему выпало несчастье не по собственной воле посидеть какое-то время на московском престоле. Злополучный царский титул по­глотил жизнь человека, в жизни своей же­лавший людям только добра.

В глазах преемников вина Симеона Бек-булатовича была лишь в том, что он занимал московский престол и остался после этого жив. Сами недостаточно прочно восседая на троне, они не хотели мириться с еще одним законным царем в своей державе (двум мед­ведям, как известно, в одной берлоге тесно, даже если один из них уже "на пенсии"). Поскольку до других многочисленных "за­конных" искателей престола им было труд­но добраться, то свою суровость и непрек­лонность в вопросах государственного порядка они изливали на того, кто и не со­бирался сопротивляться, а именно на безро­потного царя Симеона, который, может быть, всю свою жизнь хотел лишь одного, — чтобы московская власть оставила его, наконец, в покое. Но власть, особенно в России, это дверь, которая открывается только в одну сто­рону, однажды поимев с ней дело, отделать­ся от нее почти невозможно. Она, в лице своих служителей, ничего не забывает и ни­кому не прощает. У нее нет снисходительно­сти, она всё воспринимает всерьез и буквально (уж если ненавидит, то и дышит негодованием вместо воздуха), и особенно суровой и серьезной она становится, когда речь вдет о ; местах под троном. И именно потому Симе­он Бекбулатович на всю свою жизнь так и остался несчастным заложником царского титула...

 

КОВРЫ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

 

По плану Кагановича в тридцатые годы в Москве решили убрать с Красной площади главное украшение — Покровский собор. Он мешал движению праздничных колонн де­монстрантов. Решение это "оспорил" архи­тектор и реставратор П. Барановский, кото­рый взобрался на самый высокий купол собора и пригрозил броситься вниз. Скан­дал Кремлю не требовался, он просто был нежелателен. Международный авторитет Ба­рановского, потомка древнего татарского рода Туган-Барановских, и его готовность к самопожертвованию сохранили нам не про­сто ансамбль Красной площади, а одну из консистенций её ансамбля.

Собственно, что доминирует в ансамбле Красной площади? — Покровский собор.

Откуда он взялся? — Его воздвиг Иван Грозный.

По какому поводу? — Отразить архитек­турным памятником¹ покорение Казанского ханства.

И всё!

Нет, известно, конечно, что его построили (потом достраивали) Барма и Посник Яков­лев, которых Иван приказал ослепить, чтобы нигде на земле подобной красоты не повто­рилось. Историки говорят, что был только один зодчий — Яков Посник, да и того ник­то зрения не лишал, потому что он (или уче­ники его школы) позже принимал участие в постройке Казанского Кремля.

Разумеется, легенду об ослеплении зодче­го придумал народ, чтобы лишний раз под­черкнуть "грозность" своего царя. Но вот как сумели ослепнуть все мы? — это серьёзный вопрос. Ведь любому видно, что собор изна­чально замыслен и построен в восточном стиле, которым русские мастера не владели, да и владеть не могли: для этого надо ро­диться среди определенного народа, вырас­ти там и обучиться архитектурным навыкам у соплеменников.

Но — может быть — Покровский собор построили казанские мастера под руковод ством Якова Посника? Ведь и до падения Казани в Москве жили тысячи татар, а уж после число их наверняка выросло за счет переселённых пленных. Доктор наук Н. Ха-литов резонно замечает, что архитектура со­бора "оказалась глубоко чуждой всем сло­жившимся канонам русского православного церковного зодчества и не нашла себе ника­кого развития как "тип храма"; так и оста­лась загадочным и уникальным феноменом русской культуры середины XVI века, вызы­вающим до сих пор бесконечные толки и гипотезы о происхождении своих форм. И не находись это здание в Москве, да ещё на самом виду, едва ли стало бы оно символом русской культуры и воспринималось здесь как своё"^2.

Попробуем разобраться.

В конце XV — начале XVI веков великие князья московские то по собственной воли, то по политической необходимости стали всё чаще и чаще вмешиваться в казанские дела. В этот период Казанское ханство раздирали внутренние междоусобицы, оставшиеся в на­следство от Золотой Орды. Как правило, все они имели один финал: проигравшие или недовольные новым режимом казанцы иска­ли защиты у Москвы или переселялись в Ка­симовское ханство. Другие ехали за помо­щью к крымским или ногайским ханам. При этом отовсюду недовольные везли назад или претендентов на Казанский престол, или прямо готовых ханов. Ничем хорошим такое длительное противостояние партий кончиться не могло. Требовалась одна сильная рука, способная привести всех к согласию, а руки такой не находилось. Точнее, подобных рук было, слишком много, потому что тянулись они сразу из четырёх мест.

Василий III, поддерживая своих ставлен­ников, несколько раз ходил походом на Ка­зань. В 1532 году он построил город Василь-сурск при впадении Суры в Волгу, как базу для будущих военных операций. Естествен­но, подобные походы простых казанцев не радовали, так как приводили к опустошению поволжских земель, и к началу великого кня­жения младенца Ивана IV влияние Москвы на казанские дела значительно ослабело. Од­новременно и крымские ханы опустошали русские границы и делали они это зачастую только для того, чтобы отвлечь Русь от Каза­ни. Старания их скоро принесли плоды: на казанском престоле оказался их ставленник Сафа-Гирей. Правда, не сразу: опять-таки из-за внутренних смут два раза он терял пре­стол. Но став ханом в третий раз, Сафа-Ги-рей решил навести порядок твердой рукой и Деятельно стал истреблять своих противни­ков. Многие при этом спаслись бегством в Москву, и не нужно быть семи пядей во лбу, Чтобы догадаться, что они нашёптывали мос­ковским боярам.

В это время и Ивану IV приходилось не­сладко на московском троне. Удельные кня­зья и бояре связывали его власть по рукам и ногам, да ещё и беспрерывно интриговали друг против друга. Верить никому было нельзя. А между тем Ивану предстояли впе­реди большие дела. Он давно видел себя не великим князем, а царём, воспреемником рас­павшейся Золотой Орды и всех её улусов, один из которых не так давно включал и русские земли. К этому его недвусмысленно призывала и татарская кровь, доставшаяся от матери Елены Глинской, которая была из рода темника Мамая. А сам Мамай вёл своё происхождение от Сэчэ-бики из племени кият-юркин, который ещё во времена Тэмуд-жина³ оспаривал власть у Борджигинов^4. Больше того, Тэмуджин впоследствии убил Сэчэ-бики, так как тот не понимал нового порядка Степи и жил дедовскими принци­пами. Именно этот факт и побудил (уже) Чин­гисхана принять на Великом курултае 1206 года новый закон — Ясу.

Что же теперь могло помешать Ивану вер­нуть отобранную Чингисханом у его предка власть?5

Но преемником Золотой Орды в это время считалось Казанское ханство. Оно стояло у Ивана, как кость в глотке, потому что меша­ло самого себя возвести из князей в цари-ханы. Следовательно, надо было объединить его с Московским княжеством, а после сло­мить сопротивление собственных князей и бояр, "регулировавших" его самодержавие. Но с чьей помощью это сделать? На своё окружение он справедливо не полагался, и именно поэтому всячески приближал бежав­ших или приходивших с востока, юго-восто­ка и юга татар, наделяя их службой и вотчи­нами, отдавая на откуп даже некоторые виды торговли или освобождая от налогов. Расчёт его политически был очень точен: во-пер­вых, он знал, что законы Великой степи не признают предательства; во-вторых, как мо­гут предать его люди, которые всем благопо­лучием своей жизни обязаны ему, которых -по воле судьбы ставших без роду, без племе­ни, "людей длинной воли", как называли их во времена Чингисхана, - - он принял в свой улус?

Иван IV6 совершил три похода на Казань, остававшейся всё это время прокрымской. Но много не доспел. Тем не менее и отсту­пать не собирался.

Когда умер Сафа-Гирей (1549 или 1550 Г°Д), его наследнику Утямиш-Гирею было всего два года, поэтому править Казанью стала его мать — Сююмбике, но реальная власть оказалась в руках знатного крымчанина ог-лана Кощака. При нём, разумеется, ни о каком добровольном союзе с Русью и речи быть не могло. Сменить власть в Казани Иван IV в тот момент тоже не мог. Однако обсто­ятельства сложились так, что сами казанцы поднялись против Кощака. Некоторые мур­зы демонстративно выехали из города со сво­ими дружинами. В распрю вступили арские чуваши и с оружием в руках потребовали, чтобы Кощак покинул Казань. Кощак их усмирил, но обстановка уже накалилась на­столько, что ему всё-таки пришлось бежать из города вверх по Каме с тремястами при­верженцев. В районе Вятки он был разбит русским отрядом, 43 человека во главе с Ко-щаком привезли в Москву и казнили^7. Вслед за этим из Казани прибыло посольство и било челом, чтобы на опустевший трон Иван IV отпустил касимовского хана Шиг-Али. Иван согласился при условии, что ему выдадут Сю­юмбике с сыном и возвратят всех пленных. Послам (среди них были только промосков-ски настроенные казанцы) ничего не остава­лось, как согласиться.

 

При отъезде Сююмбике из Казани были отпущены русские пленные. Но далеко да­леко не все8 (именно этот факт при завоева­нии Казани выставил Иван: казанцы не вы­полнили договор). Естественно, против русского князя поднялась волна озлобления. Ударила она и по новому хану Шиг-Али, хотя он и делал всё от него зависящее, чтобы не демонстрировать благодарность Москве. Впрочем, своих противников он не щадил и на одном пиру убил сразу 70 человек. Тогда казанцы стали жаловаться на Шиг-Али в Москву и просить себе русского наместни­ка. Фактически это был отказ от политичес­кой самостоятельности. И такой поворот дел устраивал Ивана IV больше всего, так как не требовал никаких войн, а, следовательно, трат и гибели какой-то части войска (которого ему всегда не хватало для защиты огромных границ). В Казань выехал наместник князь Симеон Микулинский, вперед он отправил двух мурз — Ислама и Кебяка. Неожиданно они стали склонять казанцев к бунту, гово­ря, что русские идут их убивать и уничто­жать мусульманскую веру.

Подобного плана действий у наместника просто быть не могло: слишком малочислен был его отряд, да и наполовину состоял из татар — но у страха глаза велики, казанцы поверили и восстали. Ворота заперли, наме­стник постоял-постоял и пошёл назад. Од­нако противники московской ориентации догнали его: часть русско-татарского отряда спаслась бегством, но многие погибли. Пос­ле этого горожане избрали себе нового хана — ногайца Едигера.

Тогда Иван IV решил завоевать Казань си­лой. Естественно, своим служилым татарам он так не сказал, а объяснил, что хочет лишь навести порядок. В середине июня 1552 года в поход выступили 150 000 ратных людей, которые везли 150 пушек. Войско раздели­лось на три колонны. Основную вел сам царь — через Муром и Свияжск. Вторую послали южнее Рязани: чтобы предотвратить предполагавшееся нападение ногайцев с тыла. Третья во главе с Шиг-Али и Петром Булгаковым шла с верховьев Волги. Крымс­кий хан Девлет-Гирей, узнав о походе, по­старался предотвратить его, для чего пред­принял рейд на Москву, но возле Тулы его остановили сторожевые отряды.

13 августа из Свияжска Шиг-Али послал грамоту Едигеру с предложением добровольно татарского удалиться из Казани. Но тот не подчинился: во-первых, он рассчитывал на помощь но­гайцев или крымчан; во-вторых, Казань была готова к осаде — 30 000 войска, большой запас провианта, проточная вода.

Дальнейшие события многократно описа­ны. Казанцы долго не сдавались и на все предложения отвечали: "Не бьём челом! На стенах Русь (уже пола Арская башня), на баш­нях Русь — ничего: мы другую стену поста­вим, и все помрём или отсидимся". Однако перебежчики выдали тайный ход, по кото­рому в город поступала вода. В нём устроили подкоп и взорвали стену.

Победа едва не ускользнула из рук побе­дителей: ворвавшиеся в город русские уви­дели столько добычи и роскоши, что, поза­быв об опасности, бросились грабить. Был момент, когда только московские служилые татары сражались с казанцами. Но скоро порядок был восстановлен, и сражение раз­горелось с новой силой на каждой улице. В битве при мечети пал главный мулла Кул-Шариф. Едигер защищал свой дворец. Уз­нав о гибели муллы, он бросился в город. Казанцы закричали: "Мы отдаём вам своего хана живым и здоровым!" А сами числом около шести тысяч выбежали в поле и всту­пили в открытый бой. Почти все они на этом поле и остались. В самой Казани тоже по­легла большая часть защитников. Победите­лям достался огромный город с ханским двор­цом, мечетями, мавзолеями, базарами — но это уже тема для отдельного разговора.

Русские сожгли в городе многие мечети (правда, не все). Часть побежденных увели в Москву, часть заставили креститься, отказав­шимся запретили приближаться к Казани на 30 км. Зачем это потребовалось Ивану? Ведь в его владениях жило множество татар, кото­рым никто не возбранял исповедовать ислам и строить мечети. Большинство из них слу­жило в его войске. Следовательно, эту акцию нельзя представить как месть православного шовинизма. Расчёт Ивана, скорее всего, ба­зировался на другом. Когда Батый включал Русь в свой улус, то большая часть его войска (татары и почти поголовно монголы) не ис­поведовала ислам, зато Русь уже была право­славная. На мусульманство Иван смотрел как на уход от обычаев и законов чингизидов. К тому же воссоздание Золотой Орды под но­вым именем Россия было возможно лишь при введении единой религии, каковой в тот момент могло быть только православие (иначе Ивана убили бы свои). При этом он понимал, что крестить всех мусульман в одночасье — это безумие, это означало бы религиозную войну подобную одной из тех, которые унич­тожили к тому времени половину Европы. Поэтому он и московское правительство не форсировали события и старались в меру воз­можности смягчить ситуацию. И даже в даль­нейшем политика Москвы сводилась к тому, чтобы облик и назначение церкви максималь­но приблизить к мечети, то есть как бы уров­нять их между собой. Скажем, до взятия Ка­зани никто на Руси и слыхом не слыхивал о колокольнях. При храмах стояли звонницы. А что такое объявившаяся как бы вдруг коло­кольня? Это тот же самый минарет. И даже функциональное назначение у них одно и то же^9. До взятия Казани никто не слышал о церковно-приходских школах. А что такое церковно-приходская школа? Это то же са­мое медресе, которое существовало при каж­дой мечети. И таких примеров можно было бы привести ещё.

Наконец, зачем понадобилось Ивану по­головно выселять мусульман из Казани и пе­рестраивать её на типично московский лад? И тут ответ может прозвучать парадоксаль­но: чтобы стать преемником Золотой Орды Иван думал о перенесении столицы из Мос­квы в Казань. К тому же в той конкретно-исторической ситуации расширять границы на восток и северо-восток ему было гораздо легче, чем на запад. Да и как законный хан Золотой Орды он имел на это полное право. Москва в то время уже считала себя Третьим Римом, но в первом Риме сидел лютый враг папа, а во втором надолго обжились турки. И только громадная Золотая Орда частично принадлежала ему. Можно не сомневаться, что в тот момент Иван простирал свои взгля­ды уже до Китая. Следовательно, и столицу надо было иметь где-то поближе.

Но здесь он перегнул палку, понял, что ближайшее окружение его не поддержит, и ему пришлось уступить.

Тем не менее дважды Иван IV сумел им отомстить. Оставаясь в Москве и уже назы­ваясь царем, Иван вдруг посадил вместо себя на трон Саин-Булата, названного в креще­нии Симеоном Бекбулатовичем. Этот факт также недвусмысленно указывает, что Иван собирался строить новую столицу в Казани: ведь старую Казань основал хан по имени Саин, следовательно, даже преемственность имён основателей соблюдалась. Затем Иван разделил всю страну на две части и одну — земщину — отдал Симеону, а другую — оп­ричнину — забрал себе. После этого страна „ фактически оказалась в руках татар, ибо чуть | ли не половину опричников составляли та­тары¹⁰ . Кремлёвские царедворцы расценили этот шаг царя как очередную придурь, блажь, психоз. И опять просчитались. Они забыли, что не позволили Ивану стать казанским ха­ном, следовательно, права его на законного наследника всей Золотой Орды в глазах та­тар (как покоренных, так и независимых) оставались спорными. А вот Саин-Булат был прямым правнуком последнего золотоордын-ского хана Ахмата, то есть был прямым по­томком Чингисхана. Кто же теперь из татар скажет, что Москва — не столица Золотой Орды? Кто откажется служить своему закон­ному повелителю? В прежние времена очень многие законные ханы Золотой Орды могли сесть на московский престол, не спрашивая на это согласия московского князя, однако им это или не приходило в голову, или они опасались, что Степь их не поймёт. Теперь Иван посадил золотоордынцев силой! И это, видимо, сильно тешило его больное само­любие. Кремль стал главной ставкой Золо­той Орды, а это не какой-то Третий Рим!

Надо признать, что по отношению лично к Симеону Бекбулатовичу Иван поступил до­вольно-таки подло. Ведь Симеон был царём номинальным, и все это видели. Тем не ме­нее Иван писал ему униженные челобитные: "Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом, да с Федорцом" просят пожало­вать и милость свою показать. Однако не будем забывать, что Симеон был Чингизи­дом, а Иван — потомком одного из тех, кто добровольно уступил Чингисхану титул хана. (Дело было так: собрались главы семи куре­ней: Тэмуджин, Алтай, Хучар, Сэчэ-бики (чьим потомком и был Иван IV), Ханум, Даритай и Тайчу. "Посоветовавшись между собой", они поставили Тэмуджина ханом.) Существует и такая версия, что Иван усту­пил трон, дабы не платить самому государ­ственные долги, а потом сослал "царствен­ного должника" в Тверь.

И вторая месть, с которой мы начали — Покровский собор. Все знают, Олег прибил свой щит на вратах Царьграда (хотя он этого и не делал), Александр, победив Наполеона, татарского поставил в Париже Триумфальную арку, в Берлине есть Трептов-парк... примеров не счесть. И вывод из них один: победитель все­гда ставил знак своей победы — трофей — на месте победы, а не тащил его домой¹¹. И только Иван поступил наоборот¹². Почему?

Иван предложил зодчим построить храм с семью приделами. Официальная версия это­го числа — во имя тех святых, память кото­рых отмечалась в дни основных завоеваний Казани, и тех, которые имели отношение к царствующей династии. Но вспомним, сколь­ко вождей участвовало в создании Золотой Орды. Однако строители нарушили приказа­ние царя и сделали ещё один придел, посвя­щенный въезду Христа в Иерусалим, кото­рый должен был вызывать ассоциации с торжественным вступлением русского войска в Москву после взятия Казани. Своё ослуша­ние они объяснили законами симметрии. Но царь почему-то пришёл в ярость (откуда и пошла, вероятно, легенда об ослеплении зод­чих). Казалось бы, было из-за чего расстраи­ваться!

Теперь посмотрим на сам собор. Внутри °н, что удивительно, декорирован предель­но сдержанно. Складывается мнение, что внутренность его никого не интересовала. Вся красота и отличие Покровского собора от других храмов Кремля — в его внешнем об­лике. Собственно, вид у него игрушечный и праздничный. Но если праздничность ещё можно объяснить радостью победы над ка­занцами, то как быть с "игрушечностыо" этой победы? Узорами и стихией декора собор расписан так, что "живого места нет". И глядя на него, всё время возникает ощущение, что где-то ты уже это видел. Где? На татарских коврах и сапогах. Татарские женщины испо­кон веков разукрашивали ковры цветами, орнаментами, волнообразными узорами и сложной геометрией округлых форм. На клас­сических татарских коврах вы обнаружите полный набор мозаичного орнамента из дву-и трилистников, пальметок, розеток, мотивы сердца, скобы, зигзаги, спирали. Из этих узоров складываются сложные рисунки — пирамиды, звезды, круги с точкой посереди­не и другие выразительные фигуры. Многие из них можно обнаружить на Покровском соборе. Полностью совпадает и расцветка.

И что удивительно, после появления По­кровского собора и переселения в Москву тысяч служилых татар, внешний вид города существенно преображается. Появляются разноцветные каменные терема с невидан­ными доселе узорами, совершенно по-дру­гому декорированные ставни. Москва при­нимает определенные черты восточного города, чего никогда за ней не наблюдалось. Ни в одной избе или тереме не висел на стене или не лежал на полу ковёр, который теперь встретишь в любой квартире. (Кстати говоря, узорные детали своего ковра, где бы он ни был выткан, вы тоже отыщете на По­кровском соборе.) И в то же время в Казани строится Кремль — почти точная копия Московского, архитектура города насыщает­ся "русскостью".

Так что приказал поставить Иван IV в са­мом центре Красной площади? Он просто застлал главную площадь мусульманскими коврами, семью приделами, символизирую­щими семь племен Золотой Орды, с восьмым приделом — русским народом. Покровский собор стал символом закончившегося через века единения двух самых многочисленных народов Евразии¹³.

К слову сказать, мысль о "казанском про­исхождении" храма Василия Блаженного впервые была высказана в 1923 году казанским историком М. Худяковым, а в насто­ящее время развивается докторами наук и историками архитектуры С. Айдаровым и Н. Халитовым. Последний отозвался о М. Худякове так: "Ему нельзя отказать в по­трясающей интуиции, позволявшей выдви­гать яркие и оригинальные гипотезы, зна­чение которых далеко не исчерпано и по сегодняшний день. Одной из них и явля­ется мысль о взаимосвязи архитектурных идей храма-памятника на Красной площа­ди и главной мечети покорённой Казани". Речь здесь идёт о мечети Кул-Шариф, сто­явшей внутри Казанского кремля, имевшей восемь минаретов и разрушенной после взятия Казани в 1552 году. Н. Халитов даже считает, что "могли же на фасады Василия Блаженного перекочевать какие-то "тро­феи" из Казани: кроме архитектурных форм и идей, это могли быть камни и изразцы мечети Кул-Шариф". В самом деле: при постройке церкви Покрова-на-Нерли были употреблены "собираемые и двоелетъем из Болгара вывозимые камни ". И далее Н. Ха­литов пишет: "Символический "перенос" главной мечети Казани в Москву мог со­провождаться столь же символичным её разрушением на месте, и поэтому на гра­вюре Дженкинсона, подробно запечатлев­шей постройки казанского Кремля в 1558 году, её уже нет".

Как видим, всё не так просто даже при беглом взгляде.

Но ещё непонятней роль в ней святого Василия. Почему именно его (и никого дру­гого, и никого больше) похоронили именно в этом соборе? Про него известно, что ро­дился он и жил в районе современной стан­ции метро Бауманская. Бороду имел редкую, но главное: в юности он был сапожником. А эту профессию на Москве испокон века "дер­жали" татары.

Кстати, рисунки на татарских коврах и са­погах не делались абы как, а всегда несли в себе конкретный смысл и много могли рассказать о хозяине. Может быть, кому-то Удастся прочесть и каменную "летопись" Покровского собора?

 

Комментарии

¹              В Санкт-Петербурге тоже есть Казанский собор, но построен он совершенно по другому поводу. В честь победы в Отечественной войне 1812 года.

²              Н. Халитов посвятил этой теме специальную ста­тью "На каком языке говорит собор Василия Бла­женного". — "Татарстан", 1994, № 5-6.

³           Достоин такой факт: мать Тэмуджина Оэлун вос­питала татарского сироту-найдёныша Шикикан-Ху-туху. Он стал первым татарином, выучившимся гра­моте.

⁴           Об этом пишет Рашид-ад-Дин. См. также Л. Н. Гумилёв. Древняя Русь и Великая Степь, М., 1989, стр. 433.

⁵           Надо думать первой эта идея созрела в голове всё-таки Мамая, когда он затевал свои многочисленные бунты.

⁶           Мы умышленно не называем этого царя Грозным, потому что при жизни его так никто не называл и тако­вым не считал. На самом деле Грозным был прозван
его дед — Иван III.

⁷           Такую необычную для молодого Ивана ГУ жесто­кость можно объяснить только тем, что если права самого Ивана на Казань были весьма умозрительны, то уж Кощак не имел совсем никаких. По другой версии, передаваемой автором "Казанской истории", Кощак был казнён за отказ креститься.

⁸           Некоторые не пожелали выезжать сами, другим было некуда, третьи (женщины) уже прижили детей и имели мужей.

⁹           Минарет появился при строительстве мечети Омей-ядов в Дамаске. С тех пор мечеть просто не мыслима хотя бы без одного минарета. Наиболее наглядным симбиозом церкви и мечети может считаться храм святой Софии в Стамбуле.

¹⁰         Это вполне понятно, ибо кому ещё Иван мог довериться при устранении местничества и установле­нии централизации государства? Ведь всё русское ок­ружение считало себя ровней царю по происхождению и древности рода.

¹¹         Памятник воинам, погибшим при взятии Казани был поставлен по проекту архитектора Н. Алфёрова только в 1823 году. Он представляет собой усеченную
пирамиду, с четырёх сторон которой врезаны белока­менные портики.

¹²         Если уж быть до конца честным, то в октябре "52 года Иван заложил в Казани деревянную цер­ковь. Потом Иван Ширяй и Посник Яковлев пере-
Строили её в Благовещенский собор, так же исполь зуя детали, характерные только для мусульманского зодчества. Интересно, что рядом с собором находи­лась тюрьма, в которой в разное время сидели Еме-льян Пугачёв и Владимир Ульянов.

¹³         Китайцы и индийцы, разумеется, народы чисто азиатские.

 

МИНАРЕТ ИВАНА ВЕЛИКОГО

 

Едва Борис Годунов, победив боярского ставленника Симеона Бекбулатовича (кото­рый, впрочем, не сопротивлялся), был из­бран Земским собором и в 1598 году воца­рился на московском престоле, на Руси начались неурожаи и голод, продолжавшие­ся три года (в одной Москве от голода умер­ли около полумиллиона человек). В небе видны были огненные столбы, которые стал­кивались между собой. Иногда всходили две, а то и три луны сразу. Бури низвергали хра­мы; рождалось множество уродов. Явилась масса волков, в саму Москву стали забегать чернобурые лисицы, чего прежде не было, а под Москвой поймали огромного орла. На­конец, как символ конца света, на горизонте появилась комета с длинным хвостом. На­род решил, что Борис "сидит не по праву". Зрела смута. Чтобы отвлечь от неё народ, Борис развернул грандиозное для тех времён строительство по всей территории России. Апофеозом его стал столп на кремлёвской Ивановской площади, известный ныне как колокольня Ивана Великого. Зачем вдруг понадобился этот столп — самое высокое со­оружение Европы того времени? Никогда на Руси прежде подобных столпов не бывало...

Богоявленский монастырь служил усы­пальницей московских тысяцких Вельями­новых. Свой род вместе с родом Годуновых они вели от татарского мурзы Чета, который в 1329 году выехал из Орды на Русь. Путь в Москву проходил через костромскую сторо­ну. Здесь мурзе было явление Богородицы, после чего он крестился под именем Заха-рия и заложил Ипатьевский монастырь¹, который впоследствии стал усыпальницей Го­дуновых. Логично предположить, что и к строительству Богоявленского монастыря — усыпальнице Вельяминовых — Чет тоже при­ложил руку^2.

Выезд Чета из Орды в Москву никак не объяснён. Однако именно в это время Иван Калита повёл татарское войско на усмире­ние Твери, а сын или внук Чета стал москов­ским тысяцким. И тут же в Кремле был зало­жен каменный звонница-столп (нижний этаж татарского «арооа его представлял собой церковь Иоанна Ле-ствичника). Через 250 лет Борис Годунов достроил этот столп до башни-колокольни Ивана Великого. Она представляла (да и сей­час представляет) пятиярусную башню, в ар­хитектурном плане называемую "восьмерик на четверике"^3.

Во времена Годунова на месте Ханского двора, где жили послы и баскаки, уже нахо­дился Чудов монастырь, в котором крестили только наследников престола. Чудов стал усыпальницей Юлиании — матери первой жены Ивана Грозного Анастасии Захарьи­ной. Род Захарьиных (и роды, идущие от него) также пошёл от Чета, крестившегося под именем Захария. Все его представители имели места в царских усыпальницах.

Сам Борис Годунов с детства находился при дворе Ивана Грозного. Сначала он со­стоял при царском саадаке — луке со стре­лами, то есть служил оруженосцем. Потом стал шурином наследника престола Федора, женив его на своей сестре. По смерти царя Ивана IV он оказался ближайшим родствен­ником царя Федора, а после его воцарения получил должность наместника Казанского и Астраханского.

Фамилия Годуновых впервые появляется в Разрядных книгах 1515 года — воевода Василий Григорьевич Годунов. Потом в роду Годуновых были два царя, бояре, дворецкие, конюшие, окольничие, думные дьяки и крав­чие. После воцарения Романовых Годуновы служили стольниками и московскими дво­рянами. Среди них было много деятельных людей. Например, Семен Николаевич Году­нов в 1600 году помогал Борису в борьбе с Романовыми. Позже он ездил в Астрахань и заключил союз о службе на Руси ногайского хана Иштерека. После низвержения Годуно­вых он был задушен в Переяславле.

Воевода Иван Иванович Годунов в 1610 году попал в плен к самозванцу, присягать отказался и был сброшен в Калуге с башни, но остался жив. Тогда его бросили в реку. Он ухватился за край лодки, и Михаил Бу­турлин отсёк ему пальцы на глазах у жены.

Воевода Матвей Михайлович ходил с Бо­рисом под Серпухов против крымских татар. Потом он стал воеводой в Тобольске. Этот город был особенно любим Годуновыми. В Тобольск царь сослал опальный колокол из Углича, где погиб последний Рюрикович Дмитрий. Именно Борис велел доставить в Москву семью хана Кучума. И вообще, как свидетельствуют историки, "он издавна по­нимал толк в делах сибирских". В окруже­нии самого Годунова было пять царевичей.

В облике Московского и Казанского кремля много общего киргизский, шамахинский, сибирский, хи­винский и сын Кабулипа.

Ещё при Иване Грозном Годунов развер­нул широкое строительство по всей террито­рии Российского царства. Он строил крепос­ти и храмы в Самаре, Саратове, Царицыне, Астрахани. Возобновил Курск, возвёл Ливны, Кромы, Воронеж, Белгород, Оскол. Поста­вил каменные стены Смоленска. Но на века прославила Бориса только колокольня Ивана Великого, надстроенная по его приказу Бо­ном Фрязиным из двухъярусного столпа цер­кви Иоанна Лествичника. Высота её 81 метр, она стала главной дозорной башней Кремля, с которой обозревались окрестности в радиусе 30 километров. Никакой необходимости в столь высоком сооружении тогда не было. Ме­стность вокруг Москвы была густо заселена, и высматривать с башни крадущегося врага просто не требовалось. Тогда зачем же она понадобилась? Народ объяснил себе это про­сто: был голод, царь не хотел, чтобы люди получали хлеб даром, и заставил их работать^4. И всё бы хорошо в этом объяснении, если бы не форма Ивана Великого, никогда прежде в исконно русских городах не встречавшаяся... В это же время (начало XVII века) в Казани было 20 церквей и 5 монастырей. Все — ка­менные и большей частью перестроенные из мечетей. В 1555 году по приказу Ивана IV в Казань прибыли 200 псковских каменщиков, возглавляемые Яковом Посником⁵ и Иваном Ширяем (о национальности последнего фа­милия говорит сама за себя). Под руковод­ством этих мастеров и были отстроены Казан­ский кремль, башни, соборы и церкви. Работы было много, а средств и людей мало. Поэтому-то при строительстве и воспользовались фун­даментами мечетей или перестроили сохранив­шиеся. В результате христианские храмы Казани и другие сооружения сохранили не­повторимый "мусульманский окрас". Но ещё "удачнее" оказалась судьба минаретов. Теперь уже не узнаешь, кому первому пришло в голову не ставить рядом с каждой казанской цер­ковью звонницу, а приспособить под неё ми­нареты. Тем более функциональное содержа­ние минаретов и звонниц было одинаковое: созывать на молитву верующих. Но идея эта прижилась не только в Казани, и с XVI века — сначала в Москве, а потом и по всей России — колокольни-минареты вытесняют звонницы. А век спустя церковь без колокольни уже и не мыслится. Больше того, даже некоторые цер­кви приобретают явные черты минаретов. На­пример, устремившаяся в небо, стройная Ко­ломенская церковь, вошедшая в первую десятку мировых памятников ЮНЕСКО. Даже русский не отыщет в ней следов приземистого русско­го храма. Аналогичным образом "вдруг" вытя­гиваются и становятся круглыми многие баш­ни и самого Московского кремля, а одна из них получает название Беклемишевская, од­нозначно указывая на своё татарское проис­хождение.

До IX века колоколов в христианских хра­мах Византии не было. Родина колоколов — Тибет, происхождение — языческое (чтобы отпугивать злых духов), в Европу их принес­ли тюрки во времена великого переселения Народов (III — VI вв.). Первый Кёльнский поместный собор установил, что колоколь­ный звон, призывающий христиан к молитве, распугивает бесов и побеждает силы воз­духа и духов грозы, а первый колокол зазву­чал в Европе в VIII веке.

Сами христианские храмы в привычном нам виде тоже появились не сразу. Первый христианский храм — Сионская "вечеря" — находился в обычном доме. Таким же был дом и евангелиста Марка. После соверше­ния обряда дом становился храмом, где зап­рещались бытовые работы. Местами молит­венных собраний были также усыпальницы мучеников. Только со второй половины III века стали строить отдельные здания храмов, ещё не отличающиеся целевой архитектурой. Типичный храм тех времён — каменная ог­рада, внутри бассейн-фонтан для омовений и церковь. Нередко в храмы превращались языческие капища и бывшие царские двор­цы — базилики. Разнообразной была и фор­ма зданий: продолговатая в виде корабля, восьмиугольная, круглая, в виде звезды или креста.

Много похожего можно сказать и о пер­вых мечетях. Для зданий использовались ти­пичные арабские жилища, в которых цент­ральную роль играл открытый (или крытый куполом) двор. Первые мусульмане молились и на кладбищах, впоследствии превративших­ся в религиозно-архитектурные комплексы-ансамбли. Мечетями становились базилики и языческие капища. Самый яркий пример — святилище Кааба в Мекке. Формы первых мечетей также разнообразны — килевидные, подковообразные, прямоугольные, кубовые.

До X века церкви и мечети имели не толь­ко купола (символ неба), но и дву- четырех­скатные крыши. Ни колоколен, ни минаре­тов ещё не было.

Интересно происхождение минарета. Впер­вые он появился при строительстве мечети Омейядов в Дамаске. Она была построена на фундаменте римского храма, который уже был использован для постройки византийской церкви^6. Римский храм имел на каждом углу башню и, вероятно, больше напоминал кре­пость, нежели культовое здание. Архитекто­ру эта идея понравилась, он решил и для мечети построить четыре башни на римском фундаменте. Постепенно вошло в обычай созывать верующих с башни. С тех пор ме­четь стала немыслима хотя бы без одного минарета.

Колокольни появились гораздо позднее. ^ Византии и на Руси прихожан созывали Ударом в било или клепало. Затем появи­лись звонницы — сначала в виде козел, к °торым привязывали колокола, потом — в виде невысокой кирпичной стены с арочными проёмами для подвешивания на балках колоколов.

Ко времени принятия ислама в Поволжье (922 год) относилась главная мечеть алъ-Джа-ми-аль-Кабир города Биляр — самый север­ный пример исламской архитектуры дворо­вого типа. Это бревенчатое сооружение с массивными башнями по углам и пирами­дальной крышей, увенчанной большим све­товым фонарём. Посреди колонного зала рас­полагался водосборный бассейн для ритуальных омовений.

Спустя некоторое время к мечети пристро­или здание из белого камня, а на расстоянии 1,5 м — приземистый срубный минарет с шат­ровой вышкой. Рядом с мечетью возвышал­ся двухэтажный кирпичный дом, в котором, скорее всего, жил имам-хатип со своей семь­ей. Этот дом отапливался горячим воздухом, который нагонялся под пол и в стены. Об­щая площадь Соборной мечети составляла 2300 м. — крупнейшее здание в Восточной Европе того времени, вполне сопоставимое с самыми крупными мечетями Передней Азии. Возможно, её строили под руководством ара­бов, приехавшим в Булгарский эмират дать образцы мусульманского храмового зодчества. По своему духу эта мечеть наиболее близка Дербентской VIII — X веков, выстроенной в сирийском стиле. Формой же своей мечеть напоминала базилику с многоскатной кры­шей. (В Киевской Руси такая форма называ­лась "закомарной".) Подобно первому хра­му Киевской Руси — Святой Софии — образ огромной столичной мечети, которую освя­тили посланцы халифа всех правоверных, от­разился на всех древних мечетях в Булгарии, но с учетом местных традиций.

Что касается минарета при каменном зда­нии, то он заметно отличался от арабских и турецких. Башня минарета была массивная, без открытой галереи на площадке для муэд­зина (азанчи). В отличие от турецких, она на полтора метра отстояла от здания мечети. Нижняя часть этого минарета (сохранивша­яся до наших дней) представляла собой куб со срезанными верхними углами, стрельча­тая арка на западной стороне была богато украшена. Сам вход, расположенный на се­верной грани, был приподнят на два метра от земли, чтобы избежать зимних заносов и весенних распутиц.

Несохранившийся минарет деревянного здания мечети представлял собой надстрой­ку над крышей. Подобный ему можно уви-Деть на мечети, построенной в начале XX Века, села Верхние Берези Арского района. -Здесь минарет также расположен на крыше строения и увенчан восьмигранным шат­ром.

Ранние деревянные минареты Волжско-Камского бассейна состояли из одно-двухъярусного стержня, закрытой площад­ки провозглашения азана и высокого вен­чающего шатра с полумесяцем. Вытягива­ние их вверх произошло в Поволжье уже в османский период, но у крымских татар раньше. Таков, например, минарет мечети-медресе Узбека в Старом Крыму, построен­ный по приказу золотоордынского хана Уз­бека в 1314 году. Другие золотоордынские минареты XIV века строились аналогично булгарским и декорировались имитацией куфических надписей на середине высоты. Среди них часто встречались минареты ци­линдрической формы на кубическом осно­вании кирпично-каменной кладки.

В основании практически всех минаре­тов — в том числе и круглых, и утончаю­щихся в высоту, и построенных в несколь­ко ярусов с балкончиками — неизменно положен куб. И верх минаретов повторяет­ся: восьмерик на четверике, затем барабан-цилиндр и шатровый восьмигранный ку­пол.

Восьмигранник — одна из основных форм тюркской архитектуры, так как наи более близка к кругу. Подобным образом строились курени — семейно-родовые жи­лища тюрков: максимальный объём площа­ди при минимальном периметре. Почему восьмигранник опирается на куб? — сим­волических объяснений этому пока нет. Может быть, восьмигранник (символ рода) покоится на основании веры, символом ко­торого стало святилище Кааба? В архитек­турном строительстве восьмерик на четве­рике необходим, прежде всего, как основа для мощного купола или шатра. Но вот спо­соб перехода от куба к восьмерику — через выдвинутые тромпы⁷ — это ещё древний булгарский прием, использованный в Чер­ной Палате Биляра.

В конце XII и в первой половине XIII веков булгарские зодчие строили (или по­могали строить) многие русские храмы в расположенных по соседству Владимиро-Суздальском и Новгородском княжествах. В результате на Руси появились две новые формы церквей — соборная и башенная^8. Белокаменные и плинфовые башни с ис­пользованием булгарских кирпичей весом °коло шести килограммов появились во всех крупных городах Северо-Восточной Руси, аковы, например, сохранившиеся два со-°Ра во Владимире и Георгиевский собор⁹ в Юрьеве-Польском (в первоначальном виде, а не в нынешнем). Все они имели кубовидную форму и были увенчаны един­ственной луковицей. За ответом, откуда она взялась — далеко ходить не надо. Точно такая же световая башня находилась по цен­тру первой деревянной мечети Биляра, по­строенной, по анализу археологов, до 922 года. Выбеленные или белокаменные сте­ны этих храмов с внешней стороны укра­шает богатая пластика: ковровый орнамент со скульптурами святых в наружных нишах. Изображения людей не сразу были запре­щены в исламе, так что вполне возможно и сами соборы и скульптуры делали одни и те же мастера. К тому же скульптуры эти изображают ветхозаветных пророков, при­знаваемых исламом.

Но вместе с тем стали появляться церкви башенного типа, внешним видом своим как бы устремившиеся в небо. Таков, например, знаменитый храм Покрова-на-Нерли (опять-таки в первоначальном виде). Только слепой не увидит здесь практически все признаки раннего минарета. В послемонгольский пе­риод плинфу на Руси сменил брусковый кир­пич, но башенная форма при постройке цер­кви сохранилась до наших дней.

Поэтому можно с большой долей уверенности предполагать^10, что русские соборы имели своим прообразом мечеть, а русские башенные церкви — минарет.

В средние века мусульманское строитель­ство существенных изменений не претер­пело. В Поволжских улусах Золотой Орды мечети и минареты хранили свой местный стиль, лишь несколько подправляемый ар­хитектурной модой, шедшей из исламских центров. Пример тому — Гостинодворская церковь в Казани, переделанная из мече­ти. Она имеет вид куба со стоящим на ней восьмериком, покрыта мощным восьмискат-ным шатром из ярко-зеленой глазури. Опора восьмерика на четверик опять-таки решена за счёт тромпов.

Колокольни при православных храмах, как уже говорилось, появились после завоевания Казанского ханства, в котором минареты были переделаны под колокольни. Подобную прак­тику можно наблюдать не только в России, но, например, и в Испании: колокольня Севильского собора — бывший минарет.

После присоединения Казани к Москве мусульманское население выселялось в глу­хие места или само бежало в леса, спасаясь от насильственного крещения. Там тоже строились мечети — деревянные, замаскированные под жилые дома. Подобную мечеть описал путешественник Георги: "Молебные хра­мины в деревнях походят на самые худые хижины, у которых вместо башен сделаны перила и с сего места скликают мирян на молитву". А рядом с ними или в соседних селах вставали колокольни. Произошёл как бы процесс возвращения: выйдя из Казани, минарет дошёл до Москвы и вернулся об­ратно.

Вот такими неисповедимыми путями че­рез внешние проявления шло проникнове­ние булгаро-татарско-исламской культуры на Московскую Русь. И впоследствии это ещё не раз отразилось на всей культуре Российс­кой империи.

Насильственное крещение татар в XVI — XVII веках вызвало множество восстаний и военных столкновений. В походы на мусуль­манское Поволжье ходили многочисленные войска, в которых было немало татарских рат­ников. Воеводами этих походов нередко бы­вали потомки татарской знати или татарские царевичи, ставшие русской знатью. Было сре­ди татар и духовенство. Знаменитый патри­арх Гермоген, пожертвовавший жизнью за спасение России в Смутное время, тоже был татарского происхождения. Татарское окру­жение Ивана IV, потомка Мамаева рода, я Бориса Годунова, потомка мурзы Чета, — верхушка царской власти — участвовало во всех процессах государственной жизни. Татары основывали русские монастыри, выходцы из татарских родов становились воеводами, на­местниками, священнослужителями в быв­ших Казанском и Астраханском ханствах, а позднее — и во всех губерниях Российской империи. Что же удивляться, что и культуры обеих наций сливались в одну?

Отдельный разговор о различиях вер. Служилым татарам-мусульманам приходи­лось участвовать в военных походах против единоплеменников в Крыму и в Сибири, хотя большинство из них защищали и отстаивали Россию на Западе в бесконечной череде Ли­вонских войн. За преданность и добросовес­тную службу их награждали землями-вотчи­нами. К примеру, в Костромском княжестве среди вотчинников было не менее половины татар — крещёных и мусульман; из последних таковы приближённые к Ивану Грозному Адашевы. Однако розданные земли стали ве­сомым аргументом в борьбе за выбор веры, вотчинники-мусульмане владели русскими и барскими сёлами, большинство населения которых состояло из крещёных земледельцев. Подобное положение долго длиться не могло и грозило непредсказуемыми последствиями помещик-мусульманин не мог быть терпим как господин христиан не столько самими крестьянами, сколько попом ближай­шей церкви. Поэтому в 1628 году появился царский указ об изъятии русских и крестив­шихся нерусских крестьян у помещиков-му­сульман. Многим татарским помещикам тог­да пришлось вынужденно креститься, а за ними последовали и их некрещёные крепос­тные. Но и этого оказалось недостаточно, ибо существовали помещики, у которых вся че­лядь поголовно исповедовала мусульманство. Тогда в 1681 году был принят указ об изъятии самих вотчинных поместий у не крестивших­ся татар. В результате этих мер татарское дво­рянство вынужденно приняло новую веру и слилось с русским, а впоследствии, через мно­гочисленные браки, сильно обрусело, сохра­нив зачастую лишь фамильную память осно­вателя рода. Правда, если судить по высшей знати (а других данных нет), и в этой ситуа­ции потомки татар предпочитали родниться между собой.

Но основная масса татарских мусульман це­ной огромного сопротивления осталась верна исламу, и уже в конце XVI века мусульмане стали получать разрешения на строительство мечетей. Через сорок лет после падения Ка­зани в Татарской слободе, "близко посаду на лучном выстреле", на глазах митрополита Гермогена начали ставить мечети. По сведе­ниям Олеария (1647 год), "татарам было по­зволено... сохранять свою религию".

Результатом такого многовекового сожи­тельства православия и мусульманства стала взаимная веротерпимость, уважение друг друга и отказ от национализма¹¹. Примером может послужить мечеть в Санкт-Петербурге, пост­роенная в 1910-1914 годах, действующая и ныне. Её архитектура сохранила особенности булгаро-татарского стиля: прямоугольное зда­ние, купол, две башни-минарета. Изменились только строительные материалы: купол воз­веден из железобетона, стены мечети облицо­ваны гранитом серого цвета. Сегодня служи­тель этой мечети, широко посещаемой не только татарами, но, как крупный культур­ный центр, и людьми разных национально­стей, говорит: "Не стоит удивляться, что люди избирают веру, отличную от той, которая тра-диционна для их национальности. Все рели­гии слишком связаны между собой. В Коране можно найти не одно высказывание Иисуса Христа. Все ветхозаветные пророки — Авра­ам, Моисей — строили здание духовной чи­стоты. Пророк Мухаммед сказал: "Я есть тот самый, который положит последний камень.

факт, что мусульмане России, в конце концов, обрели абсолютную свободу вероис­поведания, свидетельствует, что желаемое свершилось не только благодаря сопротив­лению с оружием в руках или политико-эко­номическим соображениям, но и благодаря сильнейшему влиянию исламской (и прежде всего татарской) культуры.

Мечети изначально были центрами про­свещения, образования и напутствия к пра­ведной жизни. При мечетях существовали высшие мусульманские училища. Для тех, кто не мог позволить себе получить выс­шее образование, существовали школы на­чального образования. Среди оседлых му­сульман практически не было неграмотных. У самых бедных мусульман хранились и пе­речитывались Коран, Эфтиек (седьмая часть Корана), толкования Корана, редкие кни­ги и рукописи по естествознанию, истории, языкознанию. В период насильственного крещения Коран или выписки из него по просьбе владельца клали в могилу¹². В са­мых бедных деревнях мулла ходил по до­мам и учил детей.

Эта практика духовного образования по за­ветам Корана (обязанность каждого мусульма­нина достигать знания) в русских храмах проявилась в виде церковно-приходских школ, а на более высоком уровне — в виде семина­рий. Они появились в процессе тесного со­прикосновения с татарской культурой, кото­рая во многом шла из исламских центров, окрашиваясь в местный северный колорит¹³. Нет никаких сомнений, что и будущая ду­ховная культура России достигнет расцвета под звон и пение, несущиеся с высот коло­колен-минаретов. Этот процесс логичен и ес­тественен. Ненормально будет, если он ока­жется другим.

Комментарии

¹           Факт сам по себе очень показательный. Мурза отправ­ляется на службу, но по пути закладывает монастырь. Сле­довательно, он располагал очень большими средствами и ехал в Москву не с пустыми руками и не один.

²           На это наталкивает не только факт имеющейся там усыпальницы, но само название Богоявленский.

³              То есть четыре грани в основании и затем переход к восьми граням.

⁴          Доля истины в этом рассуждении была. Поначалу Борис стал раздавать неимущим хлеб даром, но это привлекло в Москву десятки тысяч голодных. Улицы заполнились непогребёнными трупами. Чтобы прекра­Тит.

⁵           Одновременно Посник строил и храм Покроваво-Рву, названный позднее собор Василия Блаженного.

⁶           Удивительный факт преемственности религий!

⁷           Угловые напуски кирпичной кладки внутри объёма.

⁸           До этого известные на Руси соборы — Софии Киевская и Новгородская — копировали византийс­кие многокупольные соборы.

⁹           Попутно отметим, что Георгий — единственный святой, общий для христиан и мусульман.

¹⁰         Доказать, как аксиому, это невозможно, как и родину колеса.

¹¹         Вообще, национализм существует только на уров­не наций. Когда сталкиваются два конкретных челове­ка разных (даже враждебных) национальностей, они
практически всегда находят для себя общий язык, а зачастую и дружбу. Примеры этому есть в литературе любого народа, да и жизнь не раз убеждала каждого из нас.

¹²         И этот обычай был перенят православными. Те­перь в каждый гроб кладется бумажный текст молитвы.

¹³         В определенном смысле, все заимствования из ислама приняты православием "от противного", ибо принимать что-нибудь от католичества или протестан­тизма русская церковь никогда бы не стала. Она как раз сделала бы наоборот.

 

ИЗ ИСТОРИИ ТЮМЕНСКИХ И СИБИРСКИХ ТАТАР

 

В легендарной версии об основании Каза­ни, изложенной в рукописи Феринг-Наме, говорится, что сыновья хана Абдуллы, пос­леднего булгарского правителя, погибшего якобы от руки Тамерлана, спаслись и потом выросли в глухом лесу. После ухода Тамер­лана братья вернулись в столицу Великий Булгар. Но отстроить заново разоренный го­род им было не по плечу. Тогда старший брат Алтун-бек основал поблизости (тогда ещё) городок Казань. Младшему брату Алим-беку пришлось там не по душе, и он ушел к рекам Тобол и Иртыш, где основал город Искер, который еще называли Каншлык, или Сибирь, в 16 км от выстроенного позднее Тобольска. От него и пошло название Си­бирское ханство.

Само же имя "Сибирь" появилось в дав­ние времена. История сохранила двух тюрк­ских ханов VII века с таким именем.

О первом — Кюлуг-Сибир-хане ("Про­славленный сибирский хан"), он же Бога-тырь-хаган — историк Л.Н. Гумилев писал: "Степи современного западного Казахстана, древняя страна сабиров, входили в Запад­ный каганат. Удельным правителем там был дядя Тунджабу-хана, носивший прозвище Бо­гатырь и имевший достоинство малого хага-на. Эта страна уже в УН веке называлась Сибирью, так как впоследствии Богатырь принял имя Кюйлуг-Сибир-хан". В 631 году Кюйлуг-Сибир-хан, потеряв свои земли, бе­жал к алтайским горам, где был настигнут врагами и убит. Второй — Шибир-хан ("хан Сибири") правил тюркским каганатом в 608 — 619 годах и был женат на китайской царевне.

Но татарские племена уже задолго до У11 века кочевали в Западно-сибирской низмен­ности, в верхнем и среднем течении Енисея.

Процесс расселения татар по Сибири по­родил немало теорий. Одна из них - татары в древности жили на территории Монголии; позднее вошли в состав империи Чингисха­на и расселились по ходу движения его ар­мии.

Средневековый историк Рашид-ад-Дин считал, что татарские племена жили в низо­вьях рек, впадающих в Ангару, на берегах озера Буир-Нур в северной Монголии.

По версии ученого прошлого века А.Су­харева, слово "татары" образовано путем прибавления окончания "тар" к слову "тау", по-тюркски — гора. То есть татары — жи­тели гор. Это совпадает с саяно-алтайской версией происхождения татар. Они — по­томки алтайских племен телеутов. Но Гу­милев писал: "12 телеутских родов жили между собой дружно, в согласии. Они ко­чевали в степи на телегах с высокими ко­лесами. Независимые, вольнолюбивые, храбрые и миролюбивые телеуты считают­ся предками енисейских татар". В 485 — 492 году телеуты восстали против государ­ства Жужань, которому платили дань. Их старейшина Афучжило откочевал на запад, в долину Иртыша. Там он принял титул Великий сын Неба. Телеуты создали свое государство, по-китайски оно называлось Гаогэй, то есть "Высокая телега". В 494 — 496 годах Гаогэй был разбит кочевым пле­менем эфталитов, до того покоривших Иран. Телеутские ханы были убиты. Победители отдали власть своему ставленнику из телеутов хану Мивоте, который стал союзни­ком Китая. За это он получил в подарок 60 кусков шелковой ткани. Телеуты стали по­средниками на торговом пути — Великом шелковом пути, который кончался в Ви­зантии. За шелк телеуты платили кровью. Платой же за одну из побед, например, Мивоты стал полный набор музыкальных инструментов из Китая, 80 музыкантов, 10 кусков пунцовой и 60 кусков шелковых разноцветных тканей. Но враги отомстили Мивоте: ему связали ноги под животом ло­шади и гоняли ее по степи до тех пор, пока Мивота не умер от тряски. Государство "Вы­сокая телега" прекратило свое существова­ние. Телеуты оказались разрознены, их пле­мена вошли в состав разных ханств. В 521 году младший брат Мивоты восстановил Га-огэй, но не надолго.

По мнению Л.Гумилева, телеуты и тюр­ки — разные народы, хотя и близкородствен­ные. В легендах о своем происхождении тюр­ки считали предками их рода сына хана гуннов и волчицу, а телеуты — дочь хана гуннов и волка. Из тюркских племен выдвинулся род Ашина, состоявший из 70 братьев. В 433 году они пришли на Алтай. Здесь и родилась сле­дующая легенда.

Держава Аттилы и все его племя были ис­треблены соседями. Остался один мальчик, которому отрубили руки и ноги и бросили в болото. Там его нашла волчица и понесла от него сыновей. Род размножился. Наконец некто Асянь-ше со всем аймаком вышел из пещеры.

Существует и другой вариант легенды.

Жил на Алтае род Со. Весь он погиб. Уце­лели только 4 внука волчицы. Первый пре­вратился в лебедя, второй поселился между реками Абу и Тянь, третий и четвертый на реке Чуе на Южном Алтае.

По объяснению известного востоковеда XIX века Н. Аристова, род Со — это алтай­ский род на реке Бии. Первый внук — родоначальник племени лебедя — ку-кижи, второй — киргизов, живших между Абака­ном и Енисеем. Внук старшего сына — Асянь-ше.

В то время на Алтае и по берегам Енисея жило много тюркских племен. В 555 году образовалось огромное тюркское государ­ство, охватывавшее все азиатские степи. К Волге тюрки вышли в 558 году, сломив со­противление местных племен под общим именем аварыКу-кижи, курыканы, отуз-татары и мно­гие другие тюркские племена — тоже древ­ние татары. Составитель тюркского словаря Махмуд Кашгарский (XI век) считал, что у татарских племен был свой язык.

Однако знаменитый ученый Рашид-ад-Дин, живший в XIII веке, был другого мне­ния:

"Многие роды видели величие своё и досто­инство в том, что относили себя к татарам и стали известны под их именем, подобно тому как найманы, джалаиры, онгуты, кераиты и другие племена, которые имели каждое своё определенное имя, называли себя монголами из желания перенести на себя славу последних; потомки же этих родов возомнили себя из­древле носящими это имя, чего в действитель­ности не было¹ ".

Разговорный и литературный татарский язык относят к кипчакской (или булгаро-кип-чакской) группе. Именно на этом языке про­читываются наскальные Енисейские письме­на — руны; их так и называют "татарские руны". На том же языке сделаны надписи на Селенгинском камне середины XIII века; в них встречается имя "кипчак". Надписи в орхонских захоронениях тюркских правите­лей Кюль-тегина, Бильге-хана, Тоньюкука звучат так же. На надгробном камне героя Кюль-тегина его брат Бильге-хан произно­сит речь о себе и своем народе:

"Небоподобньй, неборощенный... тюркс­кий каган, я ныне сел на царство. Речь мою полностью выслушайте идущие за мной, мои младшие родичи и молодежь, союзные мои племена и народы.

Когда было сотворено вверху голубое небо, внизу темная земля, между ними обоими были сотворены сыны человеческие. Над сынами человеческими восседали мои предки Бумын-каган и Истеми-каган. Сев на царство, они устроили племенной союз, так появился тюр­кский народ. Четыре угла света были им вра­гами. Выступая с войсками, они покорили все народы, жившие по четырем углам, и прину­дили их всех к миру. Имеющих головы они заставили склонить головы, имеющих колени они заставили преклонить колени".

По различным теориям, народ кипчаков и татар то представляет собой одно целое, то это разные народы. В наши дни появилась версия исторического писателя Мурада Аджи. По этой версии, был всего один многочис­ленный тюркский народ — кипчаки. Впос­ледствии он разбился на множество разно­шенных народов. Кипчаки подарили свою письменность — руны   — Азии и Европе. Это случилось при великом переселении народов во времена Аттилы (У век). Мурад Аджи пишет:

"Тюркский — кипчакский — язык вы­полнял роль языка межнационального об­щения в Центральной Европе. Все делопро­изводство — составление купчих, планов земли, счетов — велось на нем. Вот откуда удивительное сходство древнетюркских и древнегерманских рун. Когда бакалавр Ганс Дерншвам из Лейпцигского университете приехал к народу секели в Венгрии, в районе города Семиградье, чтобы познакомитьс⁵ с древними документами тех, кто называл себя потомками Аттилы, то обнаружил, что документы совершенно иные, чем древневенгерские тексты... документы оказались состав­ленными на чистейшем древнетюркском языке. На языке Аттилы!

С научной точки зрения уже не вызывало ни малейших сомнений, что предки жителей Центральной Европы   — а именно там, по крайней мере до ХУ — ХУ1 веков было прослежено бытование тюркского языка   — и есть кипчаки по крови. Те самые кипчаки, которые произвели великое переселение народов и которые считались исчезнувшими».

Что такое руны? Эта письменность про­изошла из родовых знаков, которыми тюрки клеймили скот. Родовой знак — тамга — по­метил путь сибирских татар. Есть тамги ени­сейских татар, есть якутские... (По одной из научных версий, татары — предки якутов, упоминавшиеся курыканы). В 1820 году ис­следователь Спасский первым указал на сход­ство письмен Енисея и Алтая с тамгами и таврами. Из родовых знаков и составился ал­фавит, который называют тюрко-орхонским, татарскими рунами и т.д.

Ход татарских племен в Сибири можно про­следить и по "уранам" — боевым кличам, где вместо тюркского слова "ура!", с кото­рым до сих пор идут в бой русские воины, кричали имена родоначальников, вождей: Бахтияр, Айрилма, Байтерек.

С веками имена племен менялись: так, на мировой арене появились киргиз—кайсаки, "казачьи орды". Ученый прошлого века Н. Аристов считал, что "процессы образования новых родовых единиц и групп, исчезнове­ния их и созидания новых родовых союзов Длятся все время существования тюркских кочевников, то есть тысячелетия, и следо-эло бы ожидать, что киргиз-казаки, при сво-е*Д сборном составе из разных племен и на-°Дов, представляют собой в настоящее время необъяснимый конгломерат родовых союзов и что роды у них утратили всякую исторически-кровную связь и соотношения. Однако оказывается, роды и их подразделе­ния находятся у тюрков между собой час­тью в фиктивных, частью в истинных кровно-родовых отношениях. Это следствие! могучего влияния родового быта и культа родоначальников".

Киргиз-кайсаков сами тюрки называли просто казаками. Племена сибирских казаков впоследствии послужили образцом для русских казачьих войск и большей частью состояли из их потомков. Они были образ­цом и для Тамерлана, о чем он сообщал в своих "Записках": "Усвоив манеру сражать­ся по-казачьи, он снарядил свои войска так, чтобы я мог, как казак, проникнуть в распо­ложение моих врагов".

Именам татарских племен несть числа. В работах современного татарского ученого Ф.; Ванеева появляется имя тюркского народа кимаков. По Ф. Валееву, кипчаки — осо­бый народ. Они лишь участвовали в форми­ровании татарского народа. Другие имена кипчаков — половцы, куманы. Их предки - динлины, автохтонные (коренные) жители Южной Сибири. Они были зависимы от хуннов. В конце VII   — начале VIII века ос­новная масса кипчаков переселилась на Иртыш и в бассейны рек Ишим и Тобол. В IX — X веках западнее енисейских киргизов сло­жилось Кимакское ханство — племенной союз, где главными были племена кимаков, ими, байандуров, татар и кипчаков. Грани­цы Кимакского ханства в IX — X веках про­стирались на востоке до земли киргизов, на юге и юго-востоке — до склонов Тарбата-гатайского хребта и берегов озера Балхаш, на западе — до склонов Уральского хребта, на севере — до берегов Иртыша. Главная ставка хана кимаков была на Иртыше (все та же укрепленная столица с неизвестным именем; возможно, уже тогда она называлась Искер). Многовековые кимакские владения по среднему течению Иртыша, в бассейнах Тобола и Ишима были коренными местами обитания сибирских татар. Они стали носи­телями кимакской культуры, частично вос­принявшей и кипчакские традиции. Так, ос­троконечные шалаши сибирских татар напоминали "ульевидную" остроконечную, передвижную юрту на повозке кипчака. Ка­захский ученый XIX века Чокан Валиханов отметил еще одну общность: "Команы на­зывали шамана "кам", так называют его те­перь сибирские татары". Общими у них были и загадки: "Поест, попьет, в нору зайдет". Кипчакский племенной дом назывался "ку-рен", у западносибирских татар "кура" на­зывалось помещение для скота; "кора-ку­тан" у татар — двор с постройками. Можно вспомнить и казачий "курень".

В XIII веке вся территория Кимакского ханства оказалась под властью Чингисхана. Сторонник теории пантюркизма немец Хен-тиг писал: "Тюркские племена к востоку от Волги, от Урала и до центра Монголии были завещаны Чингисханом своему второму сыну Чагатаю. А территории от Волги до Великой Китайской Стены следовало бы, как на ста­рых картах, именовать Татарией. Туран - это страна из мечты. Туркестан — географическая территория, но такой страны и языка нет, татары же — реальный тюркский народ, об­ладающий особыми духовными силами".

Но история пошла по другому пути. Тата­ры сыграли огромную роль в создании Рос­сийского государства, чему помогли и те осо­бые духовные силы, о которых писал Хентиг: например, умение находить общий язык с другими народами. Восточный писатель Фах-раддин в своей "Истории" высказал такое наблюдение:

"Пока тюрки находятся среди своих соро­дичей и в своей стране, они представляют только племя среди других тюркских пле­мен. Когда же они из своей страны попада­ют к мусульманам — чем дальше они нахо­дятся от своих жилищ, родных и страны, тем больше растет их сила, и они более высоко расцениваются, они становятся эмирами... Тюрк подобен жемчужине в морской рако­вине, которая не имеет ценности, пока жи­вет в своем жилище, но когда она выходит наружу из морской раковины, она обретает Ценность, служа украшением царских корон, шеи и ушей невесты".

Отметим, что вплоть до XX века сибирс­кие татары называли сами себя мусульмана­ми. Мусульманами оставались в душе и крещеные татары, тем более, когда этот обряд производили над ними насильно. Или же та­тары крестились, чтобы попасть в разряд служивых людей, на государственную воен­ную или чиновничью службу. Так, например, татары записывались в Тобольский казачий полк. Такова же история татар-нагайбаков. Документ, хранившийся у них (жалованная грамота), гласил: "Казань взята Иваном Гроз­ным 1 октября 1552 года. Тогда и ногаи ок­рестились, записались в подушный оклад и переселились на свободные земли в Уфимс­кой губернии в Белебеевский и Мензелинс-кий уезды. А так как новокрещеные показа­ли себя во время башкирского бунта 1735 — 1740 годов и при многих других битвах рев­ностными воинами, то по именному указу Анны Иоановны из ясака исключены и слу­живыми определены и пожалованы землей, построив две церкви". В числе воинов были и татарские мурзы. От этих татар ведут свой род Альметевы (Альметьевы) и Бектеевы. В 1842 году для усиления линии крепостей в Оренбургском крае они были переселены в составе 3—5 казачьих куреней на оренбур­гские земли, где в старину жили ногаи, а затем кочевал башкир Нагайбак. В результа­те возникла народность — нагайбаки, отправлявшие казачью службу в станицах На-гайбакская и Бакалинская. В тех местах фоль­клористами записано много самобытных пе­сен, которые своеобразно выражают душу татарского народа:

Когда зайдешь в лес, свисти, чтоб осиновые

листья тряслись,

Там, где ходишь, ходи хорошо, чтоб народ

любовался.

Татарские фамилии из тех мест — Аптуга-новы, Акмаметовы, Айдагуловы, Альметевы, Бектемировы, Дюскины, Ишимовы... Креще­ные потомки мусульман, став нагайбаками, вновь начали возвращаться к мусульманской вере. В конце концов правительство вынуж­денно разрешило свободу вероисповеданий для людей, находящихся на государственной службе. Татары-земледельцы, приравненные к государственным крестьянам, сохраняли свою веру и все свои звания.

Сибирские татары приняли ислам в эпоху Золотой Орды. Существуют версии и преда­ния о более позднем принятии мусульманс­кой веры. По преданиям тюменских татар, называемых заболотными, "хан Кучум позвал из Казани мулл распространять ислам". Казанские муллы действительно ездили в Сибирь при Кучуме; прибывали к хану и ка­занские мурзы с воинами. Однако ислам рас­пространялся среди сибирских татар с XIV века, со времен образования Тюменского хан­ства. Известна старинная рукопись, в кото­рой рассказывается, как в конце XIV века на берега Иртыша пришли шейхи Багаутдина и сражались с язычниками и татарами за ут­верждение ислама. В 1394 году 356 шейхов и хан Шейбани во главе 1700 воинов спусти­лись к Иртышу и учинили великое сражение за ислам. До сих пор живет село Шейхи-Шыклар в тех местах.

Земли Тюменского ханства входили в со­став улуса Джучи. Ханство сложилось на сред­нем течении Тобола и в междуречье его при­токов Тавды и Туры. Правили им местные ханы из знатного рода Тайбугинов. Столи­цей ханства была крепость на Туре — Чим-ги-Тура. О Чимги-Туре некоторые историки отзываются как о городе полулегендарном. Время его основания (вблизи Тюмени) неиз­вестно. Но, во всяком случае, в XIV веке он уже стоял. Очередная легенда приписывает его основание времени золотоордынского хана Узбека. Он выступил против неподвла­стной ему Белой Орды — улуса потомков Чагатая и его сына Шейбани, простирав­шегося от Оби до Яика. Хан Узбек разбил войско шейбанидов хана Мурабека, захватил столицу Белой Орды город Сыгнак и отдал его сыну Танибеку. Изгнанный Мура-бек ушел на север со своими ордами и осно­вал при слиянии Туры и Тобола город Чан-га; то есть, вероятно, занял крепость Чимги-Туру.

Но род Тайбугинов не сдавался. За власть над Тюменским ханством велась упорная борьба. В начале XVI века ее захватил хан Ибак, внук кочевавшего по Ишиму Хаджи Мухаммеда. Его поддержали некоторые но­гайские мурзы.

Тюменским ханам издавна платили дань северные племенные объединения — княже­ства вогулов и остяков — ханты и манси.

При Ибаке территория ханства выросла за счет присоединения степных районов по течению Тобола. Татарские улусы на Ниж­нем Тоболе и Среднем Иртыше не входили в состав Тюменского ханства. Власть там по-прежнему принадлежала потомкам рода Тай-бугина.

К этому времени по берегам Тавды, Туры, Иртыша и Тобола, как и во всех коренных татарских районах Западной Сибири и Ура­ла, существовали оседлые татарские поселе­ния - - юрты. В них мастера выделывали кожи, шили ичиги, скорняжничали, пряли ткани; были в селениях свои гончары, куз-НеЦы и плавщики металла. Археологи на шли в раскопках около Искера древние та­тарские орудия земледелия: железные сер­пы, ручную зернотерку с жерновами, татарс­кий железный сошник, имевший листообразный вид с загнутыми зубьями. Но основным занятием тюменских татар остава­лись скотоводство и рыболовство. Рядом с юртами впоследствии появились русские поселения; все города Западной Сибири строились стрельцами и казаками вблизи та­тарских укреплений по Иртышу и Енисею с притоками. То же происходило и с металлургическими заводами Западной Си­бири и Урала XVII — начала XVIII веков, которые построены вблизи старых татарских рудных разработок. Татарские шахтерские династии берут начало с тех же далеких вре­мен.

Во второй половине XV века острая борь­ба за власть в Тюменском ханстве и на юге Западной Сибири продолжалась. Шейбанид хан Ибак выдал дочь за одного из Тайбуги-нов — Мара (Умара). Но вскоре он умерт­вил зятя и захватил значительную часть его улуса. Сыновья Мара — Абдер и Абалак — бежали на Тобол. По другому варианту, Ибак убил зятя, а двух его сыновей увез в Казань, где они и умерли. И еще рассказывают: Мар убил тестя Ибака и владел Казанью. Видимо, каждый передавал по наследству ту вер­сию, которая более прославляла его род.

Это предание, но есть исторический факт: в 1496 году ханский престол в Казани захватил сибирский хан Мамук, но народ его изгнал.

Казанские ханы поддерживали контакты с родом Тайбугинов. Тому свидетельство еще одна легенда: Мар женился на дочери ка­занского хана Ибака. Возможно, Ибак был одним из казанских вельмож.

Исторический Ибак погиб в сражении с Тайбугинами в 1495 году (предположитель­но). Опять-таки по преданиям татар, его убил родственник Мара Мамет (Мухаммед).

Мамет объединил татарские улусы по То­болу и Среднему Иртышу и перенес ставку из Чимти-Туры в город Искер-Кашлык-Си-бирь. Политический союз улусов стал назы­ваться Сибирским ханством.

Шейбаниды некоторое время держали власть в бассейне реки Туры. Наследником Ибака стал брат Мамук; в борьбе с Маметом он потерял значительную часть Тюмени. После Мамука правителем Чимги-Туры стал Кулук-Салтан — последний шейбанид в Тюменском ханстве. В первые десятилетия XVI века оно перестало существовать; его земли вошли в Сибирское ханство. Свою роль в этом сыг-Рал и военный поход Ивана III в Сибирь в 1483 году.

В следующем, 1484 году, вогульские кня­зья Юшман и Калпак, югорский князь Пыт-кей и татарский мурза Летик прибыли в Мос­кву с челобитной принять их в подданство Московского князя. Иван III взял с них сло­во служить верно. Тогда же в XV и XVI веках в Западной Сибири появились первые рус­ские поселения, слободы и остроги.

В 1555 году сибирский хан Едигей из рода Тайбугина принял русское подданство. В 1563 году его и хана Бекбулата убил хан Кучум и захватил власть в Искере. Хан Кучум — пос­ледний шейбанид, сын узбекского правителя Муртазы, потомок Менгу-хана. Он взошел на Сибирский престол с помощью ногайских са­бель, перед этим женившись на дочери ногай­ского хана. В 1571 году хан Кучум направил посла к Ивану IV и обещал платить дань за мир. Но когда в Искер прибыл московский посол, Кучум сначала задержал его, а затем, под влиянием слухов, что русский царь соби­рается истребить мусульман, убил. Всем под­данным Сибирского ханства он запретил пла­тить дань Москве. Запрет Кучума был обязателен. Н.Аристов даже в XIX веке писал: "Несмотря на то, что остяки около 270 лет находятся под русской державой, русское вли­яние на них менее заметно, чем татарское".

К середине XVI века данниками сибирско­го хана были покоренные остяцкие и вогульские племена. Они платили дань мехами и поставляли хану вооруженных людей наравне с улусными людьми. При Кучум-хане Сибир­ское ханство стало мусульманским государ­ством. В это время территория Сибирского ханства протянулась от бассейна Туры до Барабы на востоке, включая башкирские пле­мена на восточных склонах Урала, и до При­иртышья.

Сибирских татар называли "барабинские", "калмаки", "чулымцы", "терененцы", "ир­тышские", "ишимские", "заболотные", "тарские" и другими именами. Они делились на еще более конкретные племена и роды.

—   Тобольские племена: курдак (отсюда фа­милия известного современного поэта и ис­следователя Е. Курдакова), тугус, яскалбы, нанча.

—   Тарские: аялы, тургалы, курдак, сарт (из бухарцев).

—   Барабинские: терена, тара, барама, келебе, локча, ловей, карганы.

Кстати, племенное имя барабинских татар "карганы" — это искаженное татарское сло­во "каргалы", от древнетюркского "карга" — ворона. У сибирских татар есть весенний праз­дник Каргатуй — "вороний праздник" или "воронья свадьба". Отсюда фамилия русского историка Каргалова, автора книги о Кули­ковской битве.

Также есть татары-хатан, ногай, селькупы-тын. Бытуют у татар самоназвания по месту проживания: тубыллык (заболотные), тары-лык (тарские), бараба, теменлен (тюменские). У тарских татар ещё и самоназвания: гурлан, курджак, аялы, сарт.

Имена татарских родов неисчислимы. Они входят в названия старинных сел, деревень, районов. Такова старинная волость Токус в Тюменской области. После падения Сибир­ского ханства она вошла в Тобольский уезд. Было там всего три двора: люди из рода То-куз. В XVII веке Токус - - одна из крупней­ших татарских деревень. В 1858 году там жили 745 человека, к которым присоединились та­тары с Алтая — племена, спасавшиеся от джунгарских ханов. Это древние токуз-огузы Орхонских надписей.

Алгайцы-телеуты пришли в Тарский уезд, спасаясь от калмыкских правителей. Они приняли ислам и стали теленкут-кутумами. Деревня Кугытау — татарская; так же назы­вался телеутскии улус, по имени героя ска­заний телеутов. По данным русских ясачных книг, Кугутей в XVII веке владел одноимен­ным улусом. Еще с Алтая пришли органы, тертассы (туртассы).

Есть и казанские селения — деревня Ка­занка в Тюменской области, деревня Чура-Бураш в Нижнетавдинском районе.

Особо живут тюменские бухарцы-сарты, пе­реселившиеся из Средней Азии в Западную Сибирь в XVI — XVII веках. Тогда они были иностранцами, но люди с профессиями: куп­цы, земледельцы, ткачи, кожевенники, строи­тели. С бухарцами смешались татарские пле­мена аялы и туралы ("тарские"). Иногда пришельцы именовали себя "доброжелатель­ный бухарец" — добровольный переселенец в Сибирь.

Вот типичный пример. Казах Кудайберды в 1740 году молодым человеком оказался в плену у калмыков. Был выкуплен духовным лицом — татарским бухарцем — и поселен в деревне татар Себелэк. Его сын Амир пере­селился в деревню Аубаткан в 80 верстах от Тары. Дальше казахи смешались с татарами и стали называть себя татарами. Род Амиро-вых продолжается до сих пор.

В XVI веке сибирские татары вступили в тесное соприкосновение с русскими. Нача­лось оно с военных походов, о чем рассказы­вают летописи:

"В лето 7081 (1572) года, до Ермакова при­ходу в Сибирь за осмь лет, от царя и великого князя Ивана Васильевича всея России, при­слан был в Сибирь полковой воевода князь Афанасий Лыченицын с ратными людьми Проведать царство Сибирское и воевать царя Кучума. Но те ратные люди побиты от царя Кучума в Сибири, а иные в полон взяты; не­многие от них того приходу утекоша через Камень к Русе; а снаряд весь, и пушку, и ядра пушечные, и зелье, порох, и свинец царь Ку-чум поймал (забрал) себе; а оную пушку, в пришествие Ермакове в Сибирь, царь Кучум велел спихнуть с Чувашевых гор под гору в реку Иртыш, где и потонула".

В те времена люди бежали из Москвы на Урал, спасаясь от крепостного права. Стро­гановы принимали беглых на службу, обхо­дя царские указы. В 1579 году на Урал при­шли волжские казаки с атаманом Ермаком.

Происхождение Ермака точно не установ­лено. Его называли и волжским, и донским казаком. В конце XVI - - начале XVII веков казаки уже состояли на пограничных служ­бах, цари наделяли их землей. Но присяги они не принимали.

В русском государстве казаки считались ино­странцами, хотя фамилия Ермака Оленин. Пра­вили ими атаманы. Со времен Василия III в казачестве состояла сильная татарская прослой­ка. В армии Ивана IV было 6 000 городских казаков, 15 000 донских и яицких. И еще 10 000 разноплеменной конницы. В этих частях и Ермак участвовал в Ливонских войнах.

При Иване Г/ граница с Ногайской Ор­дой была открыта. Ногайцы торговали в Москве, а, возвращаясь, грабили земли Мос­ковского государства. Но Иван Грозный не шел на ссору с Ногайской Ордой, а "дру­жил" с ней, то есть вынужденно терпел до поры до времени.

В 1577 году Ермак и атаман Янов верну­лись с Ливонской войны на Дон. Ермак воз­главил заставу Донскую на переволоке Дон — Волга, включился в казачьи набеги на но­гайцев. Ногайский Урмачмет-мурза потребо­вал от российского царя выдать ему Ермака с головой за угон лошадей. В 1578 году Ер­мак нанёс упреждающий удар по ногайско­му хану Урусу. Рассказывают также, что Ер­мак, соединившись с волжской "вольницей" Ивана Кольцо, напал и ограбил персидского и бухарского послов, возвращавшихся вниз по Волге из Москвы. Царь велел сыскать Ер­мака. Донскую заставу велено было снять. Получив приказ Донского Круга, казаки ра­зошлись по своим юртам. Опальный Ермак с товарищами бежал на Каму. С ним был и Иван Кольцо (Колычев).

Строгановы приняли Ермака на службу и Финансировали его поход в Сибирь. Битва Ермака с Кучумом произошла после того, Как казаки, выйдя 1 сентября 1581 года из Нижнего Чусового городка по реке Чусовой к притоку Туры Тагилу, весной 1582 года сразились с тюменским ханом Япанчой и за­няли крепость Чимги-Тура. В 16 км от устья Тобола на полуострове с озером Тара нахо­дился юрт хана Карачи — на подступах к Искеру. В этом юрте ковали панцири и ору­жие для Кучум-хана. Ермак сразился с Ка­рачи, но тот ушел к Кучуму. На Иртыше Ермак захватил юрт Узбек-Атика и хотел в нем зазимовать. Но Кучум-хан вызвал Ерма­ка на бой, который длился с 23 по 25 октяб­ря 1582 года. Защиту местности хан Кучум доверил своему наследнику Маметкулу. 25 октября Ермак разбил войско Кучум-хана. Пушка на городской стене, некогда захва­ченная Кучумом у Афанасия Лыченицына (рассказывают, что пушек на стенах Искерг было несколько), не выстрелила ни разу. Она I оказалась "заговоренной". Кучум бежал из  столицы со всеми богатствами и верными людьми²

При отъезде Ермака в Москву его снаря­жали татарский князь Суклеш и некоторые мурзы. Они привезли пушнину и запас про­довольствия. Жители Яскалбинских юртов доставили казакам оленьи упряжки и прово­дили "волчьей тропой" через горные пере­валы до Прикамья. При известии о победе Ермака в Москве звонили колокола и люди кричали: "Еще одно царство нам Бог послал!"

Союзником Ермака оказался хан Сейдяк, сын убитого Кучум-ханом Едигея, из чего можно заключить, что и на этот раз победа досталась русским исключительно из-за внут­ренних междоусобиц среди татар. Сейдяк поднялся против Кучум-хана со стороны Бу­хары. Кучум покинул Сибирь и скрывался, кочуя в степи по Ишиму.

Сейдяк оживил торговлю с районами, за­нятыми Ермаком, восстановил старые пути. К Ермаку, новому правителю Сибири, потя­нулись караваны купцов из Бухары и Белой Орды. Потом к Ермаку ушел от Кучума Ка­рачи, вернувшись в свои владения на озере. Некий татарин указал Ермаку место, где пря­тался, выслеживая его, Маметкул. 60 каза­ков ночью напали на стоянку Маметкула и захватили его в плен. 21 ноября 1583 года Маметкула отправили в Москву.

Затем в Сибирь из Московии прибыл от­ряд добровольцев из вотяков, пермяков и прикамских татар под русским командованием. В поход этот отряд был практически не сна­ряжен. У добровольцев не было ни лыж, ни оружия, ни одежды, ни продовольствия. Ре­шительного наступления не произошло. Ку-чум продолжал кочевать по Ишиму, надеясь вернуть Сибирское ханство. Но серьёзной поддержки ему никто не оказывал. Местные Ханы даже нападали на него.

Особую позицию занял хан Карачи. Вы­ражая на словах дружбу, он не служил Ер­маку и ждал случая напасть на него. "В тре­тье лето к Ермаку прибыл посол от Карачи с просьбой о помощи у против казахской орды. Ермак поверил и послал 40 казаков во главе с Кольцом. Карачи убил их у себя во владениях". Карательный отряд Ермака тоже погиб.

В такой обстановке Кучум решил поднять восстание против Ермака. Во главе войска встал Карачи. Город Искер и все ближние юрты были окружены татарским войском. Среди казаков начался голод. В 1584 году ка­заки прорвали осаду и убили двух сыновей Карачи. Ермак, преследуя противника, оказал­ся в кочевье Кучума, который применил хит­рость. Ермаку донесли, что якобы по реке Вагай к нему движутся бухарские купцы, а Кучум их задерживает. Ермак поспешил туда, потом вернулся к устью Вагая при слиянии с Иртышом. Казаки заснули в Караульном яре. Кучум подобрался оврагами с противополож­ного берега Иртыша. Он послал одного тата­рина, вооруженного двумя пищалями, посмот­реть на лагерь. "Спят", — доложил лазутчик. Тогда Кучум-хан переправился через Иртыш и напал на казаков. Уцелевшие казаки побе­жали к реке, чтобы сесть на струг, Ермак бе­жал с ними, но взойти на борт не сумел. Тяжелые царские позолоченные доспехи потя­нули на дно, и он утонул. Вместе с Ермаком погибли 300 казаков. Остальные ушли из Си­бири.

Тем не менее в Сибири начали появляться русские города: в 1586 году была основана Тюмень, в 1587 году — Тобольск и Сургут, в 1593 году — Березов.

После ухода русских из Сибири Кучум по­слал сына Али в Искер. Но вскоре из Юрд-жекента (Ярджекента) пришёл хан Сейдяк из рода Тайбугинов и объявил себя ханом Сибирским.

В 1587 году ханы Сейдяк и Карачи поеха­ли на соколиную охоту и очутились на лугу в виду города Тобольска. Воевода Чулков по­звал их в острог на пир. Ханы въехали в во­рота Тобольска со 100 воинами. В тереме Сейдяка и Карачи связали и пленили. 100 татар были перебиты в городе. Оставшиеся за городской стеной люди Сейдяка и Карачи разбежались. Искер оказался покинутым навсегда, запустел и забылся. Сейдяка и Ка­рачи в 1588 году отправили в Москву.

В 1591 году отряд тобольских служилых людей (в том числе и крещеных татар) и ме­стных татар-мусульман, принявших россий­ское подданство, разбил войско Кучум-хана У озера Чиликула. Через год казаки выступи­ли против союзного Кучуму Пелымского ханства. Тогда же был основан город Пелым. В 1594 году был построен город Тара на Ирты­ше, и оттуда пошло наступление на "кучумлян". В 1595 году к России присоединилась территория Пегой Орды и был построен На-рымский острог.

В августе 1596 года объединенный русско-татарский отряд вышел из Тары и после дол­гих поисков в Барабинской степи обнару­жил на Оби недалеко от устья реки Ирмени главные силы Кучума в 500 человек, приго­товившихся к набегу. После долгого сраже­ния войско Кучум-хана было разбито, его семья попала в плен, сам он бежал. Конец жизни хана теряется в неизвестности. Либо он утонул в Оби, либо "бухарцы, заманив его в Колмаки, обманом убили": может быть, хана убили в ногайской земле после сраже­ния с калмыками на Иртыше.

О потомках Кучума кое-что известно. В августе 1614 года царь Михаил Федорович поставил правителем Касимова наследника сибирских ханов Арслана Алиевича, внука Кучума. После него в Касимове правил сын Сеид-Бурган, затем его мать, вдова Арслана, Фатима—султан Сеитовна, последняя каси­мовская ханша. Жили в Касимове сыновья и внуки Алтаная младшего сына Кучума.

После падения Сибирского ханства мурзы разных тюркских родов попали под руку "белого царя". Глава эуштинских (тарских) татар Тоян предложил построить на своей зем­ле русский город, "чтоб от киргизских лю­дей оборонить". В 1604 году отряд из Сургута Ц служилых людей, хантов и сибирских татар основал в низовьях реки Томи город Томск. Для защиты от "киргизских орд" был пост­роен Кузнецкий острог. В Сибири сложи­лось казачье войско.

На всех землях Тюменского и Сибирского ханств появились русские селения среди та­тарских — "чересполосицей". Царская власть запретила распределять "татар пашни" меж­ду русскими, опасаясь ненужных ей бунтов. Служилые сибирские татары наделялись зем­лями, на которых работали "захребетники", тоже из татар. В числе служилых зафиксиро­ваны и казанские татары.

Телеутские племена оказались между Ру­сью и Джунгарией. Джунгарские ханы, бо­ясь потерять телеутов, заставили их организо­вать перекочевку с левобережья Оби на юг, в район Джунгарских кочевий. Русскому по­слу Унковскому джунгарский Контайша го­ворил, что увел к себе енисейских киргизов и телеутов, чтобы они русским не достались. Однако часть телеутов вернулась и приняла Русское подданство.

Все татарские аулы в Российской импе­рии до введения "Устава об управлении инородцев", разработанного М. Сперанским (1822 год), управлялись местными аксакала­ми. В 1824 году татары—земледельцы были приравнены к государственным крестьянам. Для татар это стало тяжким бременем, пото­му что как ясачные они платили в казну по 1 рублю 50 копеек, а наравне с русскими кре­стьянами им пришлось платить уже по 11 рублей (а вместе с недоимками за прошлые годы — по 20 рублей). Многие татары-зем­ледельцы стали проситься в кочевые.

Татарскими волостями управляли старши­ны из татар. Формально должность волост­ного старшины была выборной на год. На самом же деле старшины занимали ее мно­гие годы и даже передавали детям. В 1789 году ясачные татары Тюменского уезда до­носили в Тобольск, что их старшина Мулла-бек Кучаков находится в должности с 1782 года и они просят оставить его волостным старшиной вновь. Волостные суды из тех же старшин судили по адату и шариату. Для до­казательства вины истец должен был пред­ставить двух свидетелей не моложе 16 лет; в свидетели допускались и женщины, но по две за одного мужчину.

Жалованные должности становились родо­выми. Такова история головы тобольских та­тар, родоначальника семьи Кульмаметевых. Незнатный татарин Авазбек Кульмаметев в 1700 году был назначен на должность головы тобольским боярином и воеводой Салтыковым "в вознаграждение его службы и сообщение всяких известий". Обязанностью головы было содержать служилых татар в нужном числе и в полной боевой готовности, а также заниматься сбором ясака. В течение XVIII века Кульмаме-тевы получали жалованные царские грамоты, дорогую одежду, ценное личное оружие, зе­мельные угодья. По указу Петра I, они владе­ли "в Тобольском уезде вверх по рекам Тоболу и Иртышу пашенными землями, сенными по­косами, рыбными ловлями и прочими угодья­ми". Грамотой Екатерины II 25 апреля 1797 года им было пожаловано дворянство. Саба-нак Кульмаметев даже не знал точно размеров своих земель. Позднее имения Кульмамете­вых появились в ряде волостей Тобольского и Тюменского уездов. Жившие на этих землях — в Вагайском районе Тюменской области — та­тары платили им оброк с 60—х годов XVIII века по 1811 год. Разоренные Кульмаметевы-ми татары начали с ними земельную тяжбу. Она тянулась сто лет. И ничем не решилась. В 1811 году майор мурза Кульмаметев попал под суд за сокрытие от казны ясака в сумме 3 714 Рублей, что не уменьшило доходов знатного семейства.

Были среди сибирских татар купцы с международным оборотом капитала, заводчики. Особенно славились тюменские кожевенные заводы. Тюменские кожи получали золотые медали на всемирных ярмарках, шли в Лон­дон на переплеты ценных изданий и руко­писей. В 1860—е годы в юртах Тюменского округа имели заводы Измаил Матьяров, Ха-мидулла Юсупов, Мухамед—Вали Муслимов. Вместе они в 1865 году изготовили 20 100 штук разных кож. Кожевенный завод в 1852 году принадлежал в городе Таре купцу Аб-дул—Фаттаху Айтикину. Простые татары тор­говали на городских базарах и сибирских яр­марках плодами собственного производства. За столетия татарские семьи переселялись из района в район, из одной западно-сибир­ской местности в соседнюю, как частным по­рядком, так и в силу государственных указов. Любопытен с экономической и этнографи­ческой точки зрения документ о пла­нировавшемся переселении заболотных тю­менских татар в заботе об улучшении их быта.

 

Донесение податного инспектора 13 участка То­больской губернии в Тобольскую казенную пала­ту о хозяйстве и быте заболотных татар и нецеле­сообразности переселения их в Тарский округ. 19 июня 1899 г.

 

Возвращая при сем дело бывшего хозяйствен­ного отделения и дело второго отделения ка­зенной палаты 1898 года о заболотных инородцах упраздненной Эскалбинской волости, имею честь донести казенной палате, что юрты за­болотных инородцев расположены среди сплош­ной низменности, покрытой многочисленными  озерами, болотами и обширными лесами (ур­манами) по направлению речек Наски, Лаймы, $ Щемета, Ачирки и Алымки, которые, впадая в '1: р. Иртыш, представляют собой удобное сооб­щение для сношений инородцев с соседними рус­скими селениями. Между собою инородцы обык­новенно сносятся на особо приспособленных, тележках-двуколесках, верхом, на лодках, а по менее удобным местам и пешком. Таким обра­зом, признававшаяся раньше полная недоступ­ность со стороны администрации к названным инородцам, вследствие отсутствия путей сообщения, ошибочна и преувеличена.

Болотистая почва, подверженная частым весенним наводнениям и дождям, хотя и не дает возможности населению заняться зем­леделием в обширных размерах, тем не менее на отдельных возвышенных гривах, где распо­ложены юрты, солонцеватый чернозем давал бы при известной интенсивной обработке уро­жай хлебов вполне достаточный для годового пропитания. Но у инородцев [...] большее тя­готение замечается к промыслам менее устойчивым и более легким, как, например, рыболовству, охоте на зверя и дичь, а потому и занятие земледелием у них является как бы побочным, вследствие чего своего хлеба недо­стает и на полгода.

Сенокосными угодьями и выгонами для ско­та инородцы обеспечены вполне, а в юртах, расположенных по Кандинскому зимнему трак­ту, излишек сена продается ямщикам, каковая продажа и составляет для тех инородцев одну из доходных статей.

Из промыслов у инородцев прежде всего следу­ет отметить, как по размерам, так и доходно­сти, рыболовный, который за удовлетворением их насущных потребностей, дает и значительный заработок от продажи излишка от улова и от сдачи озер в аренду. Второе место по доходнос­ти занимает зимний звериный промысел и охо­та весной и летом на дичь. Мясо убитых оленей и лосей употребляется в пищу, шкуры же пред­ставляют ценный материал для продажи. Еще большую ценность имеют шкуры соболей, мед­ведей, россомах, куниц и лисиц.

В погоне за упомянутым зверем, охотники из инородцев уходят очень далеко по лесам в Кандинский и Пелымский края. Дичь исклю­чительно идет на пропитание и служит не­заменимым пищевым продуктом летом, а ряб­чик хорошо сбывается на рынке порода. Помимо того, инородцы имеют значитель­ные выгоды от урманов, где они рубят брев­на, пилят плахи, приготовляют мочала, лыко и собирают кедровые орехи и ягоды.

Все добытое на промыслах населением сбы­вается заезжим скупщикам, преимуществен­но на обмен: на хлеб, чай, сахар, порох, дробь. Несмотря на сравнительное довольствие, пре­доставляемое природой, на одинаковую цен­ность пахотных и сенокосных угодий, с тако­выми же соседних русских селений Кугаевской волости и Карачинской, и преимущество в рыб­ных и звериных промыслах, несмотря на мень­шую обременительность казенных платежей, заболотные инородцы в культурном своем раз­витии далеко отстали от тех русских селе­ний. Земледелие стоит на точке первобытной культуры... Не выработав в себе способности сопротивляться, побеждать окружающую сре­ду и извлекать наибольшие выгоды из принад­лежащих угодий, инородцы легко поддаются эксплуатации как со стороны скупщиков, так и своих более сильных сородичей; так, напри­мер, семена для посева берутся инородцами под половину будущего урожай; хлеб, чай, сахар, порох, дробь — под улов рыбы, дичи и зверя, причем, кредиторами за ожидание начисля­ются невероятные проценты. Капканы для ловли зверя, стоимость которых в городе 1 р. 20 к.— 2 рубля, берутся на подержание из половины улова. При недостатке рыболовных снарядов озера отдаются в кортом промыш­ленникам за ничтожную цену, причем сами же инородцы и нанимаются в рабочие к арен-дателям за третью часть улова мелкой рыбы. Вопрос о переселении заболотных инородцев в Тарский округ для улучшения их быта был воз­бужден в 1861 году, ввиду недостатка якобы на местах их настоящего жительства удобных для хлебопашества земель и полного оскудения зве­риного и рыбного промыслов, единственных ис­точников для существования и уплаты пода­тей, а равно и ввиду невозможности со стороны 1 администрации озаботиться улучшением их быта на месте за отсутствием удобных дорог. Но уже в 1872 году чиновник особ[ых] пор[уче-ний] Тоб[ольского] общ[его] губернского управ­ления г. Покровской, исследовав экономический быт тех инородцев, доказал, что главными при­чинами бедственного положения инородцев были неурожаи в продолжение нескольких лет, по­влекшие за собою сокращение запашки за неиме­нием средств на покупку семян и плохое разви­тие рыбного, звериного и кедрового промыслов. Первого — за неимением в достаточном количестве рыболовных снастей, а вторых -от бывших в конце 50—х годов опустошитель­ных лесных пожаров, истребивших кедровник и , угнавших зверя и птицу в дальние урманы.

В настоящее же время рыбный, звериный и кедровый промыслы развились настолько, что могут обеспечивать население [...]

При переселении же инородцев в Тарский округ, помимо непроизводительных и крупных расходов казны на то переселение, можно пред­видеть полное разорение их, так как, ли­шившись здесь прочных и ценных хозяйствен­ных построек, продав за бесценок скот и рыболовные принадлежности, они придут на новые места оседлости без всяких наличных

средств [...]

А потому я полагал бы ныне же возбудить ходатайство об отмене высочайше утверж­денного 5 апреля 1864 года положения Сибир­ского комитета о переселении заболотных ино­родцев в Тарский округ [...]3

В XX веке сибирские татары по-прежнему живут в деревнях и городах на землях своего коренного обитания: в сельских районах Тю­менской, Омской, Новосибирской областей, в городах Томске, Тюмени, Тобольске, Омске, Новосибирске, Барабинске, Таре и других...

 

Комментарии

¹           Нечто подобное произошло и с русским народом, вобравшим в себя племена весь, мерю, мещеру и так

далее.

²           В последнее время ходит много слухов, что спря­танные сокровища Кучума (среди которых золотые доспехи Ермака и знаменитая Золотая Баба) вот—вот бу-найдены. Указывают даже конкретное место — подземный ход между деревнями Чеплярово и Инциз Новосибирской области. Действительно, в районе это единственные две деревни, где до сих пор компактно проживают татары.

³ Государственный Архив Тюменской области, ф. 154, оп. 5, д. 2298, л. 3 - 8.

 

ТАТАРСКИЕ РАТИ Б   ЕВРОПЕЙСКИХ БИТВАХ XIV— XIX ВЕКОВ

(ПОЛЬСКИЕ И ЛИТОВСКИЕ ТАТАРЫ)

 

Пока ты не умер, ты должен думать, зачем ты жил

 

Со времён хана Батыя татарская конница составляла неотъемлемую и зачастую глав­ную силу войск Северной и Восточной Руси и Московского царства. "Низовые полки", татары-казаки, казанские и астраханские пол­ки, конницы Мещерского (родоначальником князей Мещерских был мурза Беклемиш) и Касимовского ханства, казачьи донские, яиц-кие, сибирские, драгунские, уланские, егер­ские полки Российской империи из поколе­ния в поколение и из рода в род участвовали на стороне России в исторических событиях и судьбах Европы.

Не меньшее участие приняли татары и в создании Литовского и Польского государств. Когда при князе Гедымине Литва неожиданно для всех соседей стала Великим княжеством, то это произошло благодаря татарской военной силе. Поначалу Литву воевал Александр Невский, командуя своей дружиной и неко­торыми войсками хана Батыя. Татары из этих войск оседали в завоёванной земле и спо­собствовали расширению княжества "от моря до моря". Сын Гедымина Ольгерд разбил южнее Клева войско Тамерлана с помощью военной силы врага Тамерлана — хана Тох­тамыша — и завладел Таврией. Правителем образовавшего на Черноморском побережье Крымского ханства стал выходец из Литвы чингизид Девлет-Гирей.

При Гедымине усилился приток татар в Литву из Золотой Орды (многие мурзы бе­жали от хана Узбека) и из заволжской Белой Орды, не подвластной Узбеку. Зачастую это происходило от желания сохранить мусуль­манскую веру, так как литовцы в основной своей массе оставались язычниками, то есть признавали любых богов. Иван Калита вое­вал с Литвой, опираясь на "низовых каза­ков" хана Узбека. Гедымин вернул на пре­стол Золотой Орды хана Тохтамыша. До этого Тохтамыш, свергнутый сыном Узбека ханом Джанибеком, бежал в Литву и передал ей свои права на Русь. Ольгерд решил восполь­зоваться удобным случаем, чтобы поглотить Московское княжество. В 1382 году Тохта­мыш с 40 000 татар-казаков, служивших ему и Ольгерду, совершил набег на Москву и сжёг её. Воспреемник Ольгерда Витовт уже всерьёз именовал себя "великим князем Лит­вы и Москвы".

Попадать под пяту Литвы московскому князю совсем не хотелось, поэтому он стал склонять к союзу хана Джанибека. По со­хранившемуся преданию, хан Джанибек по­кровительствовал русским, находясь под вли­янием любимой жены Тай Абдулы: её вылечил от неминуемой слепоты митропо­лит Алексей. Но это, разумеется, не более чем предание, причины же для такого союза были куда серьезней. За вступление в союз с Москвой Джанибек потребовал денег (но так и не получил их, хотя услуга была не из де­шёвых).

В 1399 году Темир-Кутлуг¹ и полководец Едигей — в будущем хан Ногайской Орды — на реке Ворскле нанесли литовскому князю Витовту и Тохтамышу одно из самых сокру­шительных поражений в мировой истории. Побоище было жутким. Татары рубили рас­терявшихся литовцев, поляков, немцев, татар Тохтамыша и русских, а потом гнали 500 верст До Киева и даже до Луцка. "Рыцарский За­пад, оснащённый самой новой военной тех­никой, вторично пал перед Востоком", — пи­шет об этой битве Л. Гумилёв. Первым, как ни странно, бежал с поля пан Щурковский, громче всех требовавший татарской крови, а Витовта вывел в глухой лес казак Мамай, один из потомков знаменитого темника. По лесу они блуждали три дня, наконец, Витовт обе­щал своему проводнику княжеский титул и урочище Глину. Отсюда пошёл род Глинс­ких, к которому принадлежал и Иван IV. По­зднее, в 1514 году, потомок этого Мамая Ми­хаил Глинский отвоевал у Литвы Смоленск, он был дядей матери Грозного.

В последнем противостоянии Орды и Мос­квы в 1480 году хан Ахмат также опирался на союз с Литвой, несмотря на то что Иван III был правнуком литовской княжны Софьи Витовны. После "Великого стояния на Угре" (где сами татары даже не знали, на каком бе­регу их больше) хан Ахмат бежал в Литву. Туда же отправились его родственники и спод­вижники. Но в том же году на Литву напал крымчанин Менгли-Гирей, Ахмат вынужден был отступать, потом его разбил ногайский полководец Ямгурчи и с помощью сибирско­го (тюменского) хана Ибака — союзника Мос­квы — убил Ахмата на берегу Азовского моря.

Москва, Литва и Польша надолго стала ареной соперничества трёх ветвей чингизи­дов — Саранской, Казанской и Крымской. Соперничество было жестоким. Начиная с 1357 года — смерти хана Джанибека, — на! престоле Золотой Орды за 18 лет сменилось 25 ханов. На династические дрязги, ведшие к общей гибели, значительно повлияли за­воевания Тимура (Тамерлана), умершего в 1405 году. В результате ханы-чингизиды, сами того не желая, в первую очередь служили интересам государств Московского, Литовс­кого и Польского. Татарские ханы и мурзы на территориях этих государств вынужденно решали и свои и чужие государственные ин­тересы. Итогом этого стали многочисленные родственные союзы на уровне ханов, вели­ких князей и королей. Значительно изме­нился национальный состав и высшей пра­вящей верхушки. Московские цари, литовские князья и польские короли сражались с тата­рами и в то же время сами приглашали их на службу. Татары были необходимы всем. Из­вестен эпизод правления литовского князя Свидригайло. Значительная часть татарско­го служилого казачества Литвы захотела вер­нуться в степи, так как поместная оседлость пришлась им не по душе. Свидригайло отка­зал. Произошла кровавая стычка, в результа­те татары были насильно удержаны в своих селениях, где, правда, они уже построили каменные мечети с минаретами.

На стороне Литвы татары участвовали в войнах с тевтонами. В битве 1319 года татар­ский авангард сыграл решающую роль: всад­ники арканами стаскивали с коней закован­ных в броню рыцарей.

В 1363 году Ольгерд предпринял поход к Черному морю и победил татар на берегах Южного Буга. После этого Литве подчини­лись Киевские земли и Подолия, а соответ­ственно и проживавшие здесь татары. Неко­торые из них пошли служить Литве, другие бежали в Польшу.

В 1410 году татары участвовали в Грюн-вальдской битве на стороне Литвы и Польши против Тевтонского ордена. Это была одна из самых серьёзных битв того времени. В общей сложности в ней принимало участие около 250 тысяч человек (по С. Соловьёву). Официально татар было от одной до двух тысяч, однако исход и этой битвы решила конница² (татарская по преимуществу) и смоленские полки (Смоленск тогда принад­лежал Литве). Дело в том, что множество служилых татар находилось в полках пинс­ком, киевском, полоцком и особенно смо­ленских. Есть сведения, что отрядом татар в этой битве командовал Джелал-ад-Дин, сын Тохтамыша.

Польский король Владислав II Ягайло (дво­юродный брат Витовта) выезжал только в со­провождении свиты татарской знати, кото­рая, по-видимому, выполняла и роль телохранителей. Видимо, от них и повелось, что династию Ягеллонов стали называть "бе­лые ханы". Сподвижники и потомки Тохта­мыша и Ахмата стали польской и литовской знатью. Уже сын Ахмата Мазовша (шах Ма-зов) водил литовцев походом на Москву.

В 1502 году крымский хан Менгли-Гирей окончательно разгромил Золотую Орду, убил хана Шеин-Ахмата и разрушил столицу Са­рай. После этого ещё большее число татар обрели себе вторую родину в Москве, Польше и Литве.

От татарских ханов и мурз произошли польские князья Ассанчуковичи (прямые по­томки Джучи), Барчынские, Юшыньские, Кадышевичи, Корыцкие, Крычиньские, Ло-стайские, Левчицкие, Смольские, Ширине-кие (одна из ветвей), Кальковские, Тараш-виские, Уланы и Завицкие. Два татарских рода в Литве и Польше сохранили султанс­кие титулы: Острыньские (от Азубек-Солта-на) и Пуньские. Их потомков называли ца­ревичами. Они участвовали в Грюнвальдской битве. Знатных татар называли в Польше ма­гометанской шляхтой — Фурсов-Белицких, Карачевичей, Рудницких и других.

В 1508 году в предместье Минска, тогда принадлежавшего Литве, осела большая груп­па пленных татар после победы князя Миха­ила Глинского (Мамаевича) над Крымской Ордой. Потом к ним прибавились татары из взятого Глинским же в 1514 году Смоленска.

Магометанская польская шляхта воевала с Москвой в Смутное время, с Лжедмитрием I входила в Москву, потом ходила на Дон с казачьим атаманом Заруцким — последним мужем Марины Мнишек. С московской же стороны татары сражались в ополчении Ми­нина и Пожарского, а затем возводили на трон Михаила Романова.

Вообще, роль татар, начиная со времён Ба­тыя, в защите Северной Руси от Тевтонского ордена и ордена" Меченосцев до сих пор дол­жным образом не оценена. И вопрос здесь, скорее всего, не только политический, но и чисто обывательский. ("Кто мог защищать русские границы? — Разумеется, русские.") Точно также не оценена роль татар в превра­щении Литвы в самое большое государство Европы того времени и в создании самосто­ятельного Польского государства.

После Смутного времени польские и литов­ские татары сражались на военных театрах всей Европы. В 1733 году в армии Речи Посполитой был сформирован полк татарской легкой кава­лерии под командованием Александра Муста-фы Корыцкого, а затем — полковника Чымбая Мужи Рудницкого. Этот полк стал называться уланским. После него название "уланский" перешло и на другие татарские полки.

Слово "улан" (оглан) толкуется по-разно­му. С татарского его переводят как "молодец". Но есть трактовка и в историческом ключе: первоначально огланами называли только татарского потомков Чингисхана, и в чужих землях они носили княжеский титул. В Польше это были князья Ассанчуки. Именно по князю Ассан-чуку (время жизни — 1-я половина XV века) все воины-кавалеристы на Западе стали на­зываться уланами.

Впервые уланские полки показали себя в Европе. В 1756 году в Семилетней войне меж­ду Пруссией, Саксонией, Австрией, Россией и Швецией татары-уланы воевали в Саксо­нии и Чехии в составе австрийских войск. За те действия молодой хорунжий Юзеф Беляк получил награду из рук Марии-Терезии. Впоследствии он стал командиром уланско­го полка. В 1764 году полки Беляка и Ко­рыцкого исполняли обязанности передней стражи Великого княжества Литовского.

В XVIII веке уланские полки распростра­нились по всей Западной Европе. Потомок Александра Улана писал:

"Уланы за королей светлой памяти Авгус­та II и Августа III воевали с полками за гра­ницей. Наш доблестный пример заставил и Европу завести улан".

Памятниками на полях сражений стали уланские могилы, разбросанные по европей­ским воинским полям. Надпись на одном из них — а это небольшой курган, увенчанный обелиском со стрелой, звездой и полумесяцем, гласит:

«Мустафа Сулькевич, татарин, поручик Шибельского полка, улан Польского коро­левства и Саксонского княжества, был убит 1 июля 1762 года в местечке Рейхсштадт и здесь похоронен».

После раздела Польши полковник царской армии Януш Мужа Туган-Барановский ока­зался за границей. Он переселился в Прус­сию и там сформировал пятиэскадронный татарский полк в 500 человек. Все должности в полку Туган-Барановский заполнил своими родственниками и знакомыми. Затем полк уве­личился до десяти эскадронов, а в 1800 году прибавили ещё один татарский батальон. Ря­довых в этом полку называли товарищами. Полк вступил в войну с Наполеоном на сто­роне Пруссии. В 1806 году он участвовал в сражении под Бежуном, а в следующем — под Илавой — разбил французскую кавалерию и взял знамя французской пехоты.

В российской части поделённой Польши и присоединившегося к России Великого Кня­жества Литовского татары остались в своём звании магометанской шляхты. Вскоре Екате­рина II даровала татарам особые привилегии перед польской шляхтой и включила их в чис­ло фаворитов империи (наравне с немцами).

В 1795 году, вдохновившись примером Польши, офицеры татарского происхожде­ния начали переговоры с наместником Литовского княжества Барановским и с пол­ковником Юзефом Уланом о создании та­тарского полка в российской армии. Но толь­ко в 1797 году императором Павлом I было дано повеление создать два уланских полка из татар, бывших подданных Речи Посполи-той. Командующим первым конным татарс­ким полком, размещённым в Пинске, стал генерал-майор Барановский.

Однако самый первый российский Уланс­кий полк был сформирован в Одессе в 1803 году. Полк переформировался из одесских гусар. По преданию, в тот год польский улан­ский офицер прибыл с миссией в Санкт-Пе­тербург. Военная форма пришлась по вкусу Александру I, и решено было ввести её в русской армии. Понятно, что это лишь двор­цовый анекдот, высмеивающий пристрастие императора к "красивым тряпкам", но после этого в России появились уланские полки, надобность в которых была очевидна.

Сформированный полк получил название Лейб-уланского Его Высочества цесаревича Константина Павловича^3. Для этого полка атаман Платов прислал с Дона табун лоша­дей. Но первым командиром этого полка стал не потомок Чингисхана, а барон Меллер-За-комельский, первая же битва полка произош­ла под Аустерлицем, после которой полку присвоили права старой гвардии.

Теперь уже Лейб-гвардии Уланский полк был заново сформирован накануне Отече­ственной войны вместе с Лейб-гвардии Дра­гунским полком, которым командовал князь Енгалычев. Драгунский полк участвовал в Бо­родинской битве, а Уланский прикрывал до­рогу на Санкт-Петербург. Уланы проявили себя в бою под Красным: захватили маршаль­ский жезл Даву, который с тех пор хранится в Казанском соборе Санкт-Петербурга. 5 нояб­ря Наполеон, продолжая спешное отступле­ние, покинул Красное, следом ворвались в село уланы и отбили 300 пленных, 6 орудий­ных обозов, экипажи маршала Даву и казну в 31 000 рублей. "Краснинский капитал" стал собственностью полка, и с тех пор каждому идущему в отставку улану выдавалось из него 50 рублей.

На следующий день полк настиг колонну маршала Нея. Это был день рождения гене­рала Милорадовича, подъехав к усталым, обо­рванным и полуголодным уланам, Милора-дович крикнул: "Ребята! Дарю вам эту колонну в свой день рождения!". В этом сра­жении корнет Корочаров завладел импера­торским орлом, зарубив знаменосца. Против­ник был истреблён на месте.

Участвовали уланы и в бою под Фершанпе-нуа при взятии Парижа. В это время ими ко­мандовал польский татарин граф Ожаровский. С начала эпохи наполеоновских войн на европейских полях сражений татарские вои­ны встречались по обе стороны противни­ков. Так в 1812 году на территории Польши в Подлясье был сформирован татарский полк, поступивший на службу во французскую ар­мию⁴ . Его командирами стали представите­ли древней татарской знати Мацей Азулевич, Мустафа Ахматович, Иоахим Мужа Корыцкий и Самуэль Улан. Но уже в 1813 году всего один эскадрон самых отчаянных бонапартистов остался на стороне францу­зов. В конце августа эскадрон бился под Дрезденом против русской армии и в том числе против Казанского ополчения. Под Липском эскадрон бился с австрийцами. 5 марта он нанес удар русским войскам под командованием князя Гагарина. После вой­ны уланы вернулись в Польшу. Наместник Польши великий князь Константин Павло­вич простил их — израненных кавалеров ордена Почетного легиона — и включил в полки улан. Среди них был и кавалер ордена Самуэль Улан. В Отечественную войну эс­кадрон Самуэля Улана находился в составе конницы Мюрата и участвовал в Бородинс­кой битве. Предки самого Мюрата также вышли из Великой Степи. Вместе с Мюра-том поручик Самуэль Улан, капитан III улан­ского полка, первым вошёл в Москву. Конница же Мюрата первой Москву и покину­ла.

Хотя Самуэль Улан и вернулся на службу в российскую армию, однако боевой дух его ничуть не угомонился: он погиб в 1831 году во время польского восстания, сражаясь на стороне повстанцев против царских войск.

Польские татары сражались и в несколь­ких полках французской пехоты.

В Отечественную войну российская армия насчитывала чуть более 200 000 человек (втрое меньше наполеоновской). В битвах участво­вали все военные силы Российской импе­рии, включая кадровых военных, иррегуляр­ное казачество, ополченцев и партизан. Вычислить количественную долю татар сре­ди них — невозможно. Но доля эта, вне вся­кого сомнения, была значительна. Татарс­кие воины из польских и литовских земель приняли на себя первый удар неприятеля.

В то время костяк российской армии со­ставляла лейб-гвардия: полки Преображен­ский, Семеновский, Измайловский, Кавалер­гардский, Драгунский и Уланский. Но были ещё Литовский, Тенгинский и многие дру­гие полки — гусарские, драгунские, егерс­кие, пехотные мушкетерские, кирасирские — с Волги, Кавказа, из Сибири. При входе рус­ской армии в Париж генерал-губернатор мар­киз Лондондерри записал:

"Когда подумаешь о трудах, перенесённых этими людьми, из коих многие, прибыв от границ Китая, прошли ещё и путь от Моск­вы до Парижа, то невольно проникаешься к ним уважением".

В Париж вошёл и Ногайский кавалерийс­кий полк под командованием Абубекира, и отряд сибирских татар-добровольцев. Пара­дная форма их включала саблю, походный лук и колчан со стрелами. Завидев их, мно­гие парижанки не вьщержали и дружно прыс­нули в кулачок: "Смотрите! Смотрите! Амур­чики с севера прилетели".

Многие армейские полки формировались уже по ходу наполеоновской агрессии. Мос­ковский гусарский полк создавал в Казани фельдмаршал Салтыков. Там же был собран Казанский драгунский полк.

Но особенностью войны 1812 года стал необыкновенный размах добровольческого ополчения. Высшего пика формирование ополчений достигло при известии о взятии Москвы.

Императорский манифест о вторжении На­полеона дошел до Казани только 25 июня 1812 года. Его перевели на татарский язык. Губернатор Мансуров впоследствии писал, что татары горячо откликнулись на известие о войне, вспоминая предков, воевавших в ополчении Минина. Некая Нигабидуллина (к сожалению, больше ничем не известная) просила записать в ополчение её двух сыно­вей по их неуступному желанию. Казанцы выставили 3 280 добровольцев, из которых 280 составили конный батальон. Пехотой ко­мандовал потомок мурзы подполковник Чи­чагов. Ополченцы Казани были хорошо эки­пированы и легко отличались по внешнему виду — кафтанами и шароварами из местно­го сукна. С вооружением было хуже: только пики и ни одной пушки. Татарское обще-, ство внесло 10 миллионов рублей из 346, собранных со всей империи. Много собствен-1 ных серебряных украшений пожертвовали! татарские женщины. Жители губернии при­нимали на постой эвакуированных москви­чей и раненых.

Соединившись с Вятским, Казанское опол­чение в ноябре пошло через Муром, Рязань и Орёл к Киеву в 30-градусный мороз. В де­кабре ополчение прибыло в Новоград-Во-лынский, где формировались местные му­сульманские воинские подразделения. Казанское ополчение влилось в Нижегород­ское вместе с Тульским и Башкирским. Ко­мандирами Нижегородского ополчения ста­ли полковники Ерлыков и Саламыков.

После решающих боев на Березине казан­цы-ополченцы получили приказ двигаться на Данциг. Затем казанское ополчение проелавилось в боях под Дрезденом, где их против­ником оказался татарский эскадрон Самуэля Улана. (И опять, уже который раз в истории, татары сражались против татар!) Силами же, Казанского ополчения была проведена блокада Гамбурга.

Помимо Казанского, татарские ополченцы находились и среди добровольцев других городов — Рязани, Костромы, Владимира, Тамбова. Формировал эти ополчения пото­мок татарских ханов и султанов князь Уру­сов. Эти воины сразу вступили в сражения с покинувшей Москву армией Наполеона. Командиром 1-го егерского полка, участвовавшего в сражениях под Тарутином и Мало­ярославцем, был полковник Арчалыков. Но поднявшееся в России ополчение выявило ещё одну особенность. В добровольцы записывалось множество обрусевших татар — потомков дворян-вотчинников, которые осе­дали в Московской Руси, начиная с XIV века, времени прихода на Русь. Притом далеко не всегда знать упоминала своих реальных пред­ков. Так Беклемишевы, родоначальники кня­зей Мещерских, числились выехавшими "из Прус". Но очевидно, что Беклемиши служи­ли в Литве или Польше, не утрачивая своих татарских корней. К тому же это была только одна из ветвей Беклемишевых. Историчес­кие хроники свидетельствуют о массовом расселении татарских родов на дарованных за службу московскими князьями и царями зем­лях. Это земли Подмосковья, Орла, Рязани, Смоленска (где поселились потомки Мамая), Нижнего Новгорода, Новгорода и Твери. Когда поднялось Тульское ополчение, то именно эти потомки татарских родов высту­пили наиболее заметно и многочисленно.

Тульское ополчение выставило 7 полков и 1 роту, то есть под видом ополчения собра­лось целое войско. Начальниками Тульского ополчения были генерал-майоры Щербатов, Рахманов, а после него Колюбакин (все они татарских кровей). Начальником штаба был генерал-майор Вельяминов (из рода татарс­кого мурзы Чета). 1-ый конный казачий полк сформировал князь А. Щербатов. Полк счи­тался отборным регулярным войском. Одет полк был в серые кафтаны и хорошо воору­жен. Потом этот полк первым ступил на фран­цузскую землю. Служившие в нем получили привилегию носить свой мундир в отставке.

Полковым начальником 2-го конного каза­чьего полка стал подполковник П. Беклеми­шев. Среди офицеров Тульского ополчения можно встретить Пургусовых, Барчковых, Булга­ковых, Хитровых, Аксаковых, Салтыковых, Юматовых, Юсуповых, Албычевых, Батыше-вых, Тулушевых, Саламыковых и князей Ме­щерских — тех же Беклемешивых. Формировал Тульское ополчение уездный предводи­тель С. Мансуров (не казанский губернатор).

Пожертвования, собранные в Туле, вне­сли Алымов, Алтуфьев, Арапетовы, Арсеньевы, Баркашовы, Бабашевы, Басмановы, Бул­гаковы, Бутурлины, Вельяминовы, Дашковы, Карачаровы, Баратаевы, Киреевские, Куда-шевы, Лопухины, Мамаевы, Мансуровы, Пур-гусовы, Хитрово, Корсаковы. Если бы при­вести списки тульских ополченцев и жертвователей целиком, то окажется, что больше половины фамилий татарского про­исхождения. Некоторые туляки сумели са­мостоятельно принять участие в Бородинс­ком сражении, например, князь Юсупов.

Первый бой конно-казачьего полка Бек­лемишева случился, когда командиру дали знать, что из Москвы в Каширу идёт фран­цузский отряд на поиски продовольствия, так как французы в Москве голодают. Отряд уже переправился через Пахру и сжёг казённые конюшни. Беклемишев отправил против не­приятеля 45 казаков. 5 октября казаки стол­кнулись с вражеским отрядом в селе Шебанцево (!). Французы в это время грабили мельницу, отбирая муку у населения. Ни один Француз не вернулся.

Дальнейшие вехи Беклемишевского полка — это битвы при Тарутине, Малоярославце, Вязь­ме, Красном, Ковно, Вильно, Данциге, Бауцене, Кульме, Лейпциге, Шадлице, Рирамонте, Арме, Эпинале, Волумере и Бриен-Лешато. За­тем полк перевели в конвойные части Главной армии. Беклемшпевцы сопровождали пленных, госпитали, артиллерийские парки и обозы. Сам же командир полка стал одним из многих ге­роев той войны. И ему было за что мстить французам: ведь Наполеон собирался взорвать восточную угловую башню Московского крем­ля, до сих пор называющуюся в честь его предка Беклемишевской. В представлении П. Бекле­мишева в 1813 году к награде ему дана такая характеристика:

"Сформировал и командует Вторым каза­чьем полком, который трудами своими до­вёл до отличного состояния во всех частях, сверх того, при недостаточном своём состоя­нии устроил лазарет, снабдив всем потреб­ным, и нанял лекаря и сим примерным по­печением сохранил много людей".

В другом, очередном, представлении о нём говорится ещё лучше:

"С начала прибытия Тульского ополчения под Данциг был с вверенным ему полком в отряде генерал-майора Траскина, содержал самые важные передовые позиции и, несмотря на многократное неприятельское покушение, отличным распоряжением удержал оные по­сты, не дав чем-либо воспользоваться непри­ятелю, а 17 августа при занятии Ямскиталь-ского леса, когда неприятель хотел обойти татарского наших на левом фланге стрелков и отрезать их, бросился с тремя эскадронами в атаку, опрокинул неприятеля, многое число пору­бил, заставил ретироваться, коих преследо­вал до укреплений. Храбрый и искусный по его отличным заслугам штаб-офицер.

Представил герцог А. Виртембергский.".

Татарские имена составляют немалую долю в летописях той войны. Среди особо отли­чившихся — ополченские прапорщики Ту-лушев и Барыков, подпоручик Кафтырёв, ка­питан Чиримов, майор Галяменский. Храбро шел вперед штаб-капитан Мамышев, пода­вая войску пример и "сбивая неприятеля с места". Впереди стрелков-охотников находи­лись адъютант Манзырев, прапорщики Шав-купов и Култашев, защищавшие батареи.

В Бородинской битве в составе 8-го казачь­его полка участвовали прапорщики Шакуров, Сабуров, Изъядинов и Юсупов. Сразу три генерал-майора Талызины командовали пол­ками или батальонами.

Татары-мусульмане и обрусевшие потомки татарских родов служили в войну рядовыми и офицерами, входили в высшее командование. Но и события, разворачивавшиеся на ещё бо­лее высоких этажах власти, происходившие на глазах всего мира и оставшиеся в памяти по­томков, тоже непосредственно связаны с та­тарской темой в русской истории.

Ещё до начала Отечественной войны в Рос­сии звучали жалобы на засилье немецкого командования, достаточно вспомнить пись­ма Багратиона против Барклая де Толли. Речь шла о том, что руководить подобной Отече­ственной войной должен представитель рус­ского или татарского народов — двух самых многочисленных в стране. Естественно, наи­более желателен был русский с татарскими корнями. По ходу отступления русской ар­мии требования замены главнокомандующе­го стали более настойчивы. Дворцовые угод­ники предложили эту должность самому императору, но тот нашел в себе мужество отказать: он ещё помнил, как при Аустерли­це именно из-за его бестолковых приказов русские были разбиты. Тогда для замены главнокомандующего был создан специаль­ный комитет, который и выдвинул кандида­туру М.И. Кутузова и даже утвердил её про­тив воли Александра I. Членами этого комитета были Салтыков, Аракчеев, Вязьми-тинов, Лопухин и Кочубей. То ли по иронии судьбы, то ли по провидению Божьему, но ответственейшее для страны решение было принято потомками тех, кого привёл за со­бой Батый. Их "протеже" Кутузов также про­исходил из татарских родов, а из рода Бекле­мишевых у него было сразу несколько предков^5. Приняв командование, М.И. Кутузов по­требовал, чтобы никто из царствующего дома Романовых не находился при действующей армии. Александр I на это сильно обиделся (и после войны припомнил). Интересно, что взаимная неприязнь Кутузовых и Романовых уходит корнями в XVI — XVII века, когда один из Беклемишевых, состоя в кружке Максима Грека, участвовал в боярском заго­воре против царя и попал в опалу.

Имя Кутузова связано с приказом оставить Москву. Для полководца главным оказалось сохранить не территорию и город, а армию. И здесь без труда узнаются стратегия и тактика Чингисхана, которому тоже приходилось те­рять улус отца и потом возвращать. В геопо­литическом смысле Отечественную войну 1812 года можно назвать татарской войной, конеч­но, не имея в виду, что её выиграли исключи­тельно татары, а имея в виду, что она была выиграна при помощи татарской тактики ве­дения боя и войны. Именно такой, кстати, она виделась европейцам-современникам и европейским историкам.

Участник Бородинской битвы Барклай де Толли писал следующее:

"Началась кавалерийская битва, из числа Упорнейших и когда-либо случавшихся. Не­приятельская конница и наша попеременно ДРУГ друга опрокидывали, потом опять строились под покровительством артиллерии и пехоты. Наконец наша успела с помощью артиллерии конной в обращении неприятель­ской кавалерии в бегство. Она совершенно отступила с поля сражения".

Традиции конной кавалерии также уходят корнями в глубь времён, когда татары мета­ли сплошной лес стрел на полном скаку.

По многим свидетельствам, на Бородинс­ком поле не было единого плана сражения. Личная инициатива полководцев и простых офицеров, отдававших приказы по обстоя­тельствам, сыграла главную роль в битве. Также отмечено, что Кутузов практически не отдавал стратегических и тактических при­казов, а полагался именно на эту инициати­ву действий по обстоятельствам, которая на Руси носила название "бой по-татарски" или "по-казачки". Великие ханы тоже никогда не вмешивались в ход битвы, так как каждый прекрасно знал, что и когда ему делать.

Кстати, сам выбор Бородинского поля под место сражения произошёл так: сюда Куту­зовым был послан полковник Кудашев с 200 казаками, которые и подтвердили необходи­мость дать генеральное сражение именно здесь. Опять пригодился древний татарский воинский опыт великих сражений^6.

Войска Наполеона вошли в Москву, остав­ленную жителями по приказу градоначальника графа Ростопчина. Он своевременно и чётко произвёл эвакуацию всех московских учреждений и далее нёс ответственность за Москву^7. Ростопчин сам себя называл тата­рином во французских стихах, которые впи­сывал в альбомы московских дам и девиц.

Когда Наполеон отступил на Калужскую дорогу, русские войска бросились ему на­перерез, заставляя свернуть на разорённую Старую Смоленскую. Битва под Малоярос­лавцем продолжалась 18 часов. 1-ым егер­ским полком в ней командовал полковник Арчалыков, казаки же Платова обошли вой­ско Наполеона с тыла. После этого армия французов побежала.

История партизанской войны 1812 года связана с именем Дениса Давыдова (которо­му, кстати, принадлежало село Бородино). Давыдовы также потомки татарского рода. Партизанская армия состояла в основном из казачьих эскадронов, а не из мужиков в на­гольных тулупах и с рогатинами в руках, как их любят изображать в фильмах^8.

После наполеоновских войн польские та­тары перешли на службу в российскую ар­мию. Потомки Беляков и Крычиньских были известны как капитаны царской армии. На территории Польши появился кадровый та­тарский полк, которым командовал уже упо­минавшийся Самуэль Улан.

Польские татары участвовали в восстании не только 1831 года, но и в восстании 1863-го. Особенно активно боролась против Рос­сии семья Туган- Барановских: Адам соби­рал деньги, оружие и снаряжение в Пруссии; Юзеф сражался и погиб под Жыгиморами; Самуэль — в прошлом капитан царских войск — командовал повстанцами на Ново-грудчине; Мацей сгинул в Сибири. Многие татарские офицеры из русской армии со­чувствовали своим восставшим родичам. Из­вестен случай, когда повстанец-татарин пе­редал офицеру-татарину русской армии списки восставших. Офицер эти списки уничтожил. Причиной такого "польского патриотизма" среди татар было то, что на территориях Литвы и Польши был сохра­нён ислам.

16 июля 1891 года впервые в Российской империи был сформирован Татарский полк из эскадронов, отделенных от разных драгунских полков. Перед Первой мировой войной в рус­ской армии было 20 генералов-татар, выход­цев из Польши и Литвы. Среди них Халиль Базаревский, Тамерлан Беляк, Юзеф Якубо­вич, Якуб Юзефович, Александр Романович, Мацей Сулькевич, Александр Тальковский.

После 1917 года польские татары, сохра­няя свою веру и свои обычаи (правда, с по­нятной долей ассимиляции) продолжали оставаться защитниками Польши. Наиболее показательно, что в 1939 году при оккупа­ции Польши Гитлером Татарский полк сдался последним. Уцелевшие или бежавшие из пле­на татарские воины потом сражались с Гит­лером в различных европейских армиях со­противления.

 

Комментарии

¹           Он был ставленником Тимура.

²           В польском городе Сокулка до наших дней суще­ствует древнее мусульманское кладбище и мечеть, а в самом городе живут несколько тысяч польских татар. Многие из них потомки "грюнвальдских" татар.

³           Так как сей цесаревич безвылазно жил в Польше, то более вероятно, что и сама идея с введением уланс­ких полков исходила от него.

⁴           Наполеон обещал Польше независимость в случае победы над Россией.

⁵           По-видимому, основную роль в назначении Ку­тузова сыграла вера в "добрые приметы". В 1612 году Россию освободил от поляков Дмитрий Пожарский, а
Кутузовы были его родственниками. Но и отец Пожарского Михаил Федорович происходил из рода Бек­лемишевых.

⁶           Точно так же татарская конница Александра Не­вского указала ему на Чудское озеро, а отряды, при­сланные Тохтамышем, — Дмитрию Донскому на Ку­
ликово поле.

⁷           В советское время и его умудрились оболгать и обвинить во всех смертных грехах.

⁸           Примечательно, что и сам фильм про Дениса Да­выдова называется "Эскадрон гусар летучих". Мужики же выходили на большую дорогу только для того, чтобьг пограбить. Их понять можно: ведь при наступлении на Москву они были обобраны французами до нитки.