В современной России не так уж много экспертов и журналистов, искренне любящих Кавказ, и кого сами кавказцы считают своими преданными друзьями и кунаками. Самая яркая фигура в этом ряду — Максим Шевченко, ведущий Первого канала и член Общественной палаты. Он не только всегда является желанным гостем на Кавказе, но и настоящим братом для многих кавказцев. Максим Шевченко согласился ответить на вопросы Руслана Курбанова о судьбах Кавказа и России, о проблемах развития отдельных кавказских народов, о слабых и сильных сторонах кавказских лидеров.

- Добрый день, Максим Леонардович…

— Ва-алейкум салам, Руслан. Если мы говорим о Кавказе, будем кавказцами. И не будем бояться прямого разговора. Но постараемся быть деликатными.

- Тогда мой первый вопрос касается произошедшей на прошлой неделе досрочной отставки Мурата Зязикова с поста президента Ингушетии и стремительного назначения на этот пост малоизвестного полковника ВДВ Юнус-бека Евкурова. Смещения Зязикова ждали давно, но мало кто верил, что Кремль пойдет на это под давлением оппозиции. Почему Москва решилась на это именно сейчас? И с чем было связано столь стремительное назначение Евкурова, когда весь цикл от его представления общественности, внесения его кандидатуры в республиканский парламент и голосования занял меньше суток?

- Кремль пошел на этот шаг не под давлением оппозиции, хотя, надо признать, что неприятие Зязикова в республике достигло такой степени, что даже номенклатурно-бюрократическая система российской власти не смогла не принять его во внимание.

Хотя не в традициях власти прислушиваться к общественному мнению, в первую очередь, потому, что власть, строящая свои отношения с обществом на основе политтехнологий, в естественное возникновение общественного мнения просто не верит.

Власть полагает, что всякое проявление общественного мнения инициировано не обществом, которого, с точки зрения власти, вроде бы, как и нет, а если есть, то оно не более, чем собрание шумных интеллигентов. Но инициировано каким-нибудь противоборствующим кланом, пытающимся решить свои проблемы и захватить сферы влияния.

Потому что и сама «власть» — не цельное понятие, а собирательное. Собирательное из нескольких кланов, групп, семей, которые делят сферы, территории, полномочия, ресурсы и т. д. Ни в какое общество представители власти не верят. Они верят в деньги, в силу и в связи.

Не надо идеализировать оппозицию. Бывшие прокуроры, представители знатнейших семей Ингушетии связаны с очень влиятельными силами в Москве и за границей. Конфликт между этими силами отражался и в Ингушетии. Все раскачивалось и трещало. Дело не в Зязикове, дело в том, что Кавказ — точка притяжения очень могучих сил, в первую очередь мировых. А Евкуров — очень компромиссное решение. Честный и храбрый военный, не принадлежащий к этим родовитым кланам. Мне кажется, что он будет точкой согласия ингушского общества.

- Многие эксперты утверждают, что дагестанская политическая система с ее национальными кланами и группировками во власти намного демократичнее, чем политическая система в соседних республиках. Утверждается, что невозможность доминирования одной национально-политической группировки в республике обеспечивает необходимый баланс политических сил и даже определенную свободу слова. Насколько эта версия верна на ваш взгляд?

- Это определение является метафорой. Данная система была создана в Дагестане Магомедали Магомедовым, и она привела к появлению полукриминальной верхушки. Но по сравнению с тем, насколько криминальной была вся Россия на тот момент, эти национальные группировки вообще не выглядят криминальными. Они были представлены просто очень влиятельными и авторитетными людьми.

На фоне криминальной российской элиты 90-х годов, в Дагестане было хотя бы понятно, кого эти национальные лидеры представляли. Они представляли свои народы. Я считаю, что эта система была правильной. Она смогла сохранить Дагестан и уберечь его от межнациональных столкновений. Ярким примером является предупреждение острого конфликта между лакцами и чеченцами-акинцами, благодаря мудрости их лидеров.

- Но такое впечатление, что сейчас эта уникальная дагестанская система национальных сдержек и противовесов начала давать сбои. В дагестанском публичном пространстве все чаще звучат взаимные обвинения в том, что национальные элиты покрывают боевиков своей национальности. К примеру, недавнего лидера дагестанского подполья Ильгара Малачилова, несмотря на то что он является выходцем из Азербайджана, упорно называют выходцем из Дербента, намекая на то, что его проглядели именно лидеры Юждага…

- Это связано не с той системой, которая была основана на лидерах. Сейчас лидеров-то нет уже. Сейчас даже Гаджи Махачев отошел в тень. А лезгинские лидеры-миллиардеры вообще проживают за пределами Дагестана. А поскольку лидеров нет, от имени народов разговаривает номенклатура. В этом серьезная проблема. И во всем этом очень активное участие принимают, конечно же, силовики.

Именно силовиками разыгрываются различные схемы, комбинации, игры. Но нельзя принимать игры спецслужб за какие-то реальные политические процессы, как это зачастую происходит. Народ страдает, а наживаются структуры с силовыми и коммерческими возможностями.

Ведь борьба ведется за представительство в органах власти, в силовых структурах, за доступ к системе кормления собственного клана. А поскольку в Дагестане принцип формирования кланов во власти в отличие от России абсолютно трайбалистский, именно это приводит к описанным выше противоборствам в публичном пространстве.

Система, которую выстраивал Магомедали Магомедов, разрушена. И сегодня мы имеем борьбу и конфликт озверевшей номенклатуры. Это уже не представительство народа в чистом виде, а система номенклатурно-племенного кормления. А в ситуации отсутствия общеполитической системы, мир достигается не вследствие достижения общеполитической цели, а иными двумя способами.

Первый — это силовое давление сверху со стороны ФСБ, МВД, которые представляют как бы федеральную власть. И второй — политический сговор, политическая стрелка властных элит, которые договариваются по понятиям, распределяют сферы влияния, кормления и т. д. Но сегодня это действительно не имеет никакого отношения к национальным движениям Дагестана. Это имеет отношение к номенклатурным сетям, которые возникли на основе этих национальных движений и представляют этносы и роды.

- Как вы объясните феномен Рамзана Кадырова? Ведь такой молодой политик, практически без всякого политического и управленческого опыта, придя к власти, смог консолидировать вокруг себя чеченское общество, привлечь на свою сторону прежних ичкерийских лидеров. Включая и такие знаковые фигуры, как Тимур Муцураев и Ахмед Закаев. В то же самое время это не удается его более старшим коллегам в соседних республиках…

- Прямо скажем, Рамзан Кадыров пришел к власти на военной волне при мощной силовой поддержке. И поэтому он имел возможность проводить те меры, которые, мягко говоря, выходили за правовые рамки. Чрезвычайная ситуация диктовала чрезвычайные полномочия. Это первое.

Второе, Рамзан добился беспрецедентных инвестиций со стороны Москвы в чеченскую экономику. При том, что какая-то часть денег не доходила до Чечни, все же значительная часть доходила. Я не знаю, как на самом деле отстроена инфраструктура в селах и городах республики, но мы видим, как преображаются некоторые районы Чечни.

И успехи Рамзана привели к снижению популярности вооруженной оппозиции на территории Чечни, хотя ее влияние там по-прежнему необычайно сильно. Люди-то на Кавказе, и в частности в Чечне, достаточно рациональные. И они вряд ли изменили свое отношение к Москве после двух чеченских кровопролитных войн. С другой же стороны, они одновременно понимают, что сейчас лучше поддерживать Рамзана. Потому что это прагматичнее.

Ведь люди устали от войны. А тут понятные и осязаемые выгоды нормальной человеческой жизни. Оттого, заметьте, на территории Чечни нет серьезных боестолкновений между боевиками и силами Рамзана Кадырова. За все отдуваются несчастные федералы. А вот на территории Ингушетии до недавнего времени насилие росло не по дням, а по часам.

Рамзан, при всех своих достижениях, достаточно жестокий политик. Его не надо идеализировать. Лично мне непонятен культ личности, который он создал. Это не свойственно чеченскому народу, чеченскому менталитету. У меня на этот счет две версии.

Или это ему посоветовали советники из Москвы, которые просто ломают чеченский народ, ломают дух чеченского народа. Потому что никогда чеченцы не восхваляли так живого человека, как восхваляют его. Возможно, он этого заслуживает, я не знаю. Но это настолько не в традициях чеченского народа! И вторая версия, может быть, он просто упустил ситуацию из-под контроля…

- Как война в Грузии и признание Россией Абхазии и Южной Осетии могут повлиять на ситуацию на Северном Кавказе? Ведь некоторые кавказские народы восприняли итоги этой войны неоднозначно. К примеру, многие чеченцы, которые до сих пор болезненно переживают крах попытки чеченского народа обрести независимость, с удивлением наблюдали, как Россия решительно признала независимость бывших грузинских автономий...

- Абхазия и Чечня — это, несомненно, разные вещи. Чечня была следствием общего распада и социальной деградации большой страны. И потом, как бы это горько ни звучало для чеченцев, в исторической перспективе, борясь с сепаратизмом в Чечне, русские защищали и свою жизнь. Потому что если бы распад страны продолжился, то, возможно, сегодня русского народа не было.

Да, чеченцы прямо не угрожали русским, но им и всему многонациональному населению страны угрожала кремлевская власть. Главным врагом и чеченского, и русского народов была власть 90-х. Иногда бывают такие страшные исторические моменты, когда народ должен определить свое отношение к власти. Это не случилось во внятной форме с русскими, главной слабостью и бедой которых является этот дурацкий миф о «государствообразующей нации», не имеющий к реальности ни малейшего отношения.

Свое отношение к власти определили чеченцы, и они имели на это полное право. Но, к сожалению, чеченцы тоже виноваты во многом из того, что случилось в середине 90-х. Они тогда встали на такие жесткие позиции этнической гордыни, что не захотели идти ни на какие политические компромиссы, ни на какие союзы с другими народами России, и, в первую очередь с русскими.

Они использовали остальной Кавказ и кавказские народы только политтехнологически, в своих целях. И, собственно, это была война именно чеченцев. Несмотря ни на какие призывы и лозунги, они не создали никакого широкого политического фронта. И стали не символом сопротивления против антинародного кремлевского режима, а еще одним фактором того же антинародного режима.

То есть они стали дополнительным источником гнета, который тогда упал на русский народ и на остальную Россию. Ведь именно тогда антирусские и античеченские власти начали гнать русских на непонятную, бессмысленную войну против бывших и нынешних своих же сограждан, где они должны были умирать непонятно за какие интересы непонятно кого.

- А что касается отношения к итогам грузинской войны со стороны ингушей? Ведь после однозначной поддержки Москвой осетинской стороны в осетино-ингушском конфликте, ингуши достаточно ревниво наблюдали за продолжением однобокой про-осетинской политики Москвы и ее решимостью защитить интересы осетин в противостоянии с Тбилиси…

- Проблема в том, что у Москвы нет никакой целостной кавказской политики. Я не хочу никого обижать, но при всем моем уважении к осетинам, такая однозначная про-осетинская позиция властей очень вредит и осетинам. Она вредит не столько позициям России на Кавказе и ее так называемым «союзникам», сколько позициям самого Кавказа. Кавказ ведь основан на балансе.

Во многом это показал Магомедали Магомедов, когда выстраивал баланс сил в Дагестане. При всей парадоксальности этого факта, политика Магомедова была наиболее успешной из всех кавказских лидеров на тот момент. Хотя Дагестан был самым сложным из всех кавказских регионов.

Что же на самом деле происходит в Ингушетии, мы не знаем, поскольку вынуждены пользоваться только информационными заготовками различных сторон. И мы не должны делать выводы о позициях ингушей по грузинской войне на основе одной или нескольких публикаций. Ведь каждое информационное издание преследует свои цели.

Поэтому я не думаю, что итоги грузинской войны приведут к каким-то страшным последствиям на Кавказе. Наоборот, я думаю, что они могут даже привести к замирению Кавказа. Потому что Россия в этих событиях показала решительность и волю. И в принципе она одержала победу. А кавказцы ценят победителей и уважают их.

- Если посмотреть на историю Кавказа в составе российского государства то можно четко выделить три периода — царский, советский и постсоветский. Какой период был для Кавказа наилучшим и почему? В чем ошибки современной федеральной и региональных властей в их политике на Кавказе?

- Нам мой взгляд, в истории взаимоотношений России с Северным Кавказом следует выделять не три периода, а, как минимум, семь. Первый — это период Кавказской войны, завершившейся последней битвой горцев с царскими войсками в урочище Кбаада (современная Красная Поляна недалеко от Сочи).

Второй период — это период пребывания Кавказа в составе Российской империи. Причем этот весь период был отмечен вялотекущим продолжением кавказской войны, поскольку Кавказ сотрясали непрерывные восстания против царской власти вплоть до 1917 года.

Третий период, который стоит особняком, охватывает годы революции, Гражданской войны, первые годы советской власти и период до начала 30-х годов. Я считаю, что это один из наилучших периодов для Кавказа, для его отношений с Россией. В этот период власть в Москве и, вообще, вся большевистская Россия относилась к Кавказу с уважением, считала его своим партнером. Новая власть понимала, что именно благодаря Кавказу Красная Армия разгромила Деникина.

Четвертый период — это период сталинской политики по отношению к Кавказу. Я отличаю его от периода становления советской власти 20—30-х годов. Это был достаточно жесткий период. Пятый период охватывает хрущевскую оттепель и период брежневской стабильности, который тоже был одним из лучших для Кавказа.

Шестой, страшный период начался с приходом к власти Ельцина и символизировал собой ожесточенную войну новой компрадорской элиты России против Кавказа, как против цельной и в какой-то мере наиболее государственнической (в смысле реального государства) силы. И наконец, седьмым является период отношений Кавказа и России, связанный с приходом к власти Владимира Путина и его команды. Этот период, по крайней мере, отличается прагматизмом и ясностью. Каждый из этих периодов уникален и каждому из них можно посвятить отдельную диссертацию и даже целые научные тома.

- А в контексте современных проблем, сотрясающих Кавказ, в чем основные ошибки и успехи перечисленных периодов? Какие уроки мы можем извлечь из них?

- Начнем с периода Кавказской войны. Это период, когда империя зашла на Кавказ через Грузию. Именно благодаря грузинам и их аристократии, которая хотела установить свой контроль над Южным Кавказом и над Абхазией, русские полки вошли на Кавказ. Грузия и ее так называемое вхождение в Россию были формальным политическим поводом.

Фактически со стороны грузинской княжеской аристократии империи были оказаны услуги по политическому менеджменту кавказского региона. Россия, в лице грузин, сразу получила в сердце Кавказа пророссийскую военно-политическую элиту. Напомним, грузины к этому времени плотно обосновались и в Дагестане, в районе Кизляра.

И мы заметим потом, что в тех местах, где грузинские аристократы свили свои гнезда, именно в тех местах потом и полыхала страшная Кавказская война. Это неслучайно. И не потому, что грузины плохие. А потому, что Россия увидела, что на Кавказе есть реальные военно-аристократические силы, соприродные правящему классу Империи, которые готовы быть проводниками политического влияния Империи. И стала делать на них ставку.

Так всегда бывает в политике. Это была прямая ставка на явного союзника по вере, по интересам, по статусу, по крови в какой-то мере… Ведь все аристократы полагают себя иными, и кровь у них голубая… И это обернулось для народов Кавказа впоследствии страшными страданиями. Но нужно помнить, что Кавказская война не была противостоянием ислама и христианства. Для Кавказа это было совсем не актуально.

На Кавказе мусульмане и христиане веками жили друг с другом, мирно сосуществовали. Были огромные христианские пространства. Здесь ставка империи, скорее всего, была на конкретные военно-аристократические силы внутри Кавказа, на изолирование от кавказцев сил, связанных с исламом, с воинскими общинами и вольными джамаатами кавказских народов.

Заметим, что и ханская аристократия горских народов тут играла своеобразную свою роль. Поскольку и аварский ханский дом, и другие князья, особенно Дагестана, очень плотно стали сотрудничать с русскими военно-аристократическими имперскими структурами. И первоначальные выступления имамов были направлены не против русских, а против местной ханской аристократии, в частности против аварского ханского дома, который был почти полностью уничтожен.

Русская армия играла на Кавказе роль катализатора внутреннего глубокого гражданского конфликта. Подобно урагану, неотвратимо надвигающемуся на город, в котором и без урагана идет гражданская война. И этот конфликт был неслучаен. Поскольку империя искала на Кавказе своих классовых союзников. А к вольным горским военным общинам, джамаатам, свободным горцам-воинам империя относилась или как к непримиримым врагам, или как к потенциальному объекту подчинения и порабощения. Но во многом с подачи своих кавказских политических союзников и менеджеров.

- Но как весь этот исторический расклад соотносится с сегодняшним днем?

- Между тем и современным периодом существует большая разница. Сегодня нет никакой военной аристократии ханов и князей. Сегодня есть буржуазия и номенклатура. И как бы кавказская номенклатура ни пыталась предстать шамхалами тарковскими, ханами аварскими или князьями грузинскими, — это далеко не так. Потому что сегодняшняя финансовая буржуазия — это не военная аристократия. Хотя у них стволов, пушек и бойцов не меньше, чем у имама Шамиля в сумме.

И потом, во второй период, после подавления сопротивления Шамиля, империя продолжала укреплять военно-аристократическую систему на Кавказе. Наличие военной аристократии приводило тогда к возможности захватнической войны. Конечно, Кавказ тогда был, да и сейчас является ареной для политических столкновений между Россией и Турцией, Россией и Англией, Россией и Персией. Великие державы всегда полагали, что Кавказ является шахматной доской, на которой кровью народов можно разыгрывать свои партии…

Но уже в Гражданскую войну советская власть, безусловно, встала на сторону кавказцев. И для огромных масс кавказцев, в первую очередь, дагестанцев и чеченцев, новая власть оказалась более близкой, нежели прежняя. Оттого многие горцы всей душой приняли советскую власть и революцию. Безусловно, благодаря поддержке Кавказа, Северного Кавказа, в первую очередь, Красная армия смогла одолеть меньшей кровью такую сильную группировку, какой была группировка Деникина и казаки.

- А как вы оцениваете такой противоречивый и неоднозначный период, как советский? Особенно интересна ваша оценка сталинского периода в связи с новым всплеском общественного интереса к личности Сталина после передачи, посвященной ему в рамках проекта «Имя Россия» на канале «Россия»…

- Эти отношения блистательно описаны в недавно вышедшем академическом труде Алексея Безугольного «Народы Кавказа и Красная армия. 1918 — 1945 годы». Период, начиная, примерно с 18-го по 30-е годы — это наилучший период отношений власти с кавказцами. Конечно, первым делом потому, что советская власть начинает выполнять все свои обязательства по отношению к земле. А земельный вопрос был всегда достаточно важным для кавказцев. Довольно-таки бедный народ получает земли, возможности.

С 30-х годов для Кавказа заканчивается короткое золотое десятилетие. Начинаются массовые аресты духовенства, избиение красных лидеров, выдвинувшихся в революционные годы. Начинаются репрессии, уничтожение интеллигенции. Сталин стал пасти железным посохом кавказские народы, потому что он сам, будучи кавказцем, полагал, что политика кнута и пряника является единственно правильной. Но он был слеп из-за гордыни, присущей, к сожалению, многим кавказцам при принятии политических решений.

Правление сталинской бюрократии в 30-е годы болезненно воспринималось народами Кавказа. Было несколько восстаний в тридцатые годы, которые были очень жестоко подавлены. Политика Сталина — это была реакция Термидорианской империи, одержавшей победу на неповиновении и неподчинении революционных горцев новым имперским властям. Это было роковой ошибкой и чудовищной жестокостью Сталина. Но он, очевидно, полагал, что он, как кавказец, лучше знает менталитет кавказских народов и как с ними управляться.

А в годы «оттепели» начинается период социального развития Кавказа, который продолжает инерцию первых лет советской власти. Особенно после возвращения депортированных народов на Кавказ начинается процесс полноценного включения Кавказа в большую систему. Кавказцы обретают возможность получать образование, учиться в престижных вузах центральных городов России.

В горных районах появляется инфраструктура, проводится свет, газ, появляются собственные кадры врачей, учителей, большое количество студентов. Люди начинают себя чувствовать частью большого единого целого, не теряя при этом своих национальных особенностей. Несмотря на некоторые проблемы, кавказцы искренне понимали, что их пребывание в Советском Союзе дает им возможность на дальнейшее развитие.

Все это длилось вплоть до восьмидесятых годов. А ведь к тому времени кавказцы работали по всему Союзу. Фактически вся страна была их. Дагестанцев, чеченцев, ингушей можно было встретить везде — в Сибири, на Урале, на Дальнем Востоке. И они были лучшими специалистами во многих отраслях, к которым предпочитали обращаться многие. Таким образом, наилучшими периодами отношений России и Кавказа являются период первых лет советской власти и период от «оттепели» до перестройки.

- А почему вы из постсоветского периода отдельно выделяете ельцинский период?

- В 90-е годы против Кавказа фактически была объявлена война. Жестокая, чудовищная война на истребление кавказских мужчин. Я лично считаю, что эта война сознательно велась врагами России, потому что кавказцы в России были конкурентами того финансово-номенклатурного клана, который был связан с сионистскими и западными кругами.

Эти круги хотели растащить богатства страны и вкладывать их в израильские и американские банки. Я считаю, что это была их война за вытеснение кавказцев из социальной, политической, военной, экономической сфер российского общества. И Кавказ, будем откровенны, проиграл эту войну.

Кавказцы оказались на второстепенных ролях по отношению к тем группам, которые возглавили политические посты и финансовые потоки в стране. Но они были слишком большими патриотами своей страны — Советского Союза, потому что понимали, что сильное государство является источником социальных возможностей для Кавказа. И Кавказ боролся с коррумпированной и сионизированной Москвой с кровавой пеной у рта и чуть весь не погиб в этой войне.

Сегодня многие последыши той эпохи клянутся в любви к Кавказу и якобы борются за его права. Все это ложь — они просто хотят разменять кавказцев в своей грязной борьбе за кремлевские кресла и нефтяные вышки. А Кавказ вся эта публика ненавидит органически, потому что его природа прямо противоположна и враждебна их природе.

Они проводят всякие школы «либерализации» Кавказа, пытаясь изменить его гордую воинскую природу под себя, лишить его веры, мужской природы, сделать его зависящим не от мужества его сыновей и кристальной верности его дочерей, а от денег и каких-то мутных «общечеловеческих» ценностей.

Я верю, что кавказские ценности более нужны и Кавказу, и России, нежели непонятные и мутные общечеловеческие. Для меня очевиден конфликт между Кавказом и той Москвой, которая в 90-е годы ни в коей мере не была Россией. Та Москва была чем-то враждебным не только Кавказу, но и всей остальной России. Но эта остальная часть России не могла взяться за оружие, а Кавказ взялся.

То, что сейчас делается Москвой в отношении Кавказа, вообще трудно назвать политикой. Все проблемы находятся в каком-то подвешенном состоянии. Потому что у власти нет никакой политики в отношении Кавказа. Есть только бюрократические и номенклатурные клановые связи, которые решают ситуацию в интересах элиты, но никак не народа. Оттого происходит социальная и политическая деградация Кавказа.

- Почему сегодня властью не востребован военный потенциал Кавказа, потенциал кавказских воинских подразделений по примеру кавказских полков в царской армии? Ведь, как утверждают, чеченский батальон «Восток» в Грузии показал себя наиболее боеспособным подразделением российской армии?

- Что касается кавказских полков — это миф. Была только одна Дикая дивизия, которая практически не принимала участия в боях. Потому что при всем личном мужестве кавказцев, она, как кадровая часть, была достаточно недисциплинированной. Оттого она и называлась «Дикой». Все ее применения известны по дням. И в серьезных боях она не принимала участия. Скорее ее применяли для подавления настроений в тылу и тому подобных вещей.

Я бы говорил не о царских временах, поскольку это была чудовищная политика по отношению к кавказцам — какие-то туземцы на службе императора. В то же время политика молодого советского государства и послесталинского периода не была политикой просвещенного центра по отношению к туземным окраинам. В советское время кавказцы командовали полками авиации стратегического назначения, артиллерийскими дивизиями и т. д.

Это мне кажется гораздо более внятной политикой. Просто к кавказцам надо относиться также, как к остальным гражданам страны. В равной мере. И кавказцам должны быть представлены, может быть даже более приоритетные условия социального лифта, которые сейчас очень сильно сокращены в стране. На общем фоне разрушения высшего и среднего образования, системы здравоохранения, деградация общества, особенно применительно к Кавказу, является очень опасной.

Она является поводом для радикализма самого серьезного уровня. Поэтому не надо создавать никаких диких дивизий. Избави бог. Надо проводить внятную политику социальной модернизации и развития Кавказа. Но именно модернизации, а не реформ.

А ведь Кавказ именно потому так охотно воспринял советскую власть, что она там не реформировала ничего, она его модернизировала. Это разные вещи. Все реформы губительны. И только модернизация развивает каждого человека и общество в целом. Напомню, что реформы царской власти привели к чудовищному абхазскому восстанию. И именно поэтому огромная часть абхазов-христиан стала мухаджирами.

- Как вы оцениваете правление Муху Алиева? В чем сила и слабость его политики?

- Мне трудно что-то говорить по политике Муху Алиева. Он пытается дистанцироваться от серьезных решений. Муху Гимбатович является серьезным человеком, опытным политиком. Понятно, что ему очень тяжело в этой ситуации. Потому что очень серьезен контроль со стороны силовых структур и Центра. Очень вырос за это время дагестанский бизнес и даже шагнул на мировую арену.

Ему приходится иметь дело с пространством, серьезно отличающимся от того пространства, которое досталось в наследство Магомедали Магомедову. Муху Алиев скорее играет роль не правителя, как ее играл Магомедов, а роль координатора. Это гораздо боле сложная роль и она, конечно, дает ему гораздо меньшие полномочия, чем те, которыми обладал Магомедов.